Брюсов Валерий Яковлевич

1873 - 1924

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Валерий Яковлевич Брюсов

Максимов Д.Е.

Поэтическое творчество Валерия Брюсова

2

Путь преодоления кризиса был для Брюсова путем к людям, к объективному миру. На этот путь Брюсов стал под прямым воздействием изменяющейся действительности.

Русский капитализм продолжал стремительно развиваться, но рядом с ним крепло и развивалось освободительное движение. На рубеже двух столетий широко развернулась деятельность Ленина. Была создана пролетарская партия, и становилось ясно, что революция не за горами. Обострение социальных противоречий и усиление классовой борьбы привели к небывалому росту напряжения и темпа политической и культурной жизни. Все масштабы — социальные, бытовые, литературные — расширились. Искусство и литература все больше и больше втягивались в мощный поток городской жизни. Количество журналов, газет, издательств увеличилось необычайно.

На фоне этих общих процессов все резче и определенней выявлялось идеологическое размежевание в литературе. Ее демократический лагерь пополнился новыми силами и укрепился. Его вождем и организатором стал Горький.

Но и модернистская литература перевооружалась и разрасталась. В Петербурге возник близкий к символистским кругам журнал «Мир искусства», а в 1903 году — частично связанный с ним по составу сотрудников «Новый путь». В Москве были организованы два символистских книгоиздательства — «Скорпион» и «Гриф» — и стал выходить «центральный орган» русского символизма — журнал «Весы».

Важнейшее место в модернистской литературе некоторое время продолжали занимать «старшие символисты» — Сологуб, Бальмонт, Минский, Мережковский, 3. Гиппиус. Но к этим лидерам русского декадентства конца XIX века в 900-х годах присоединилось большое число новых, еще неизвестных читателям авторов. Самыми яркими из них оказались «младшие символисты» — Вяч. Иванов, Блок, Андрей Белый.

Сторонники «нового искусства» не составляли однородную, единую группу. Внутри русского символизма следует различать несколько подразделений и «фракций». И нужно сказать, что одним из самых существенных оснований к этому идейно-эстетическому размежеванию явилось отношение представителей школы к ее изначальному индивидуалистическому кредо.

«Старшие символисты» — Сологуб, Бальмонт, Минский — хотя и значительно перестроились со времени своих прежних выступлений.

[16]

продолжали еще в какой-то мере сохранять верность индивидуалистическому декадентству 90-х годов (Мережковский и 3. Гиппиус, увлеченные неохристианской проповедью, заняли в этом отношении особую позицию). «Младшие символисты», при всем уважении к своим предшественникам, не принимали декадентского индивидуализма в тех формах, в которых он сложился в 90-х годах, и пытались преодолеть замкнутость своего сознания на почве религиозно-мистического мировоззрения, подкрепляемого учением Вл. Соловьева, идейными концепциями Достоевского и философией позднего немецкого романтизма.

Какое же влияние оказала новая обстановка на Брюсова и какое место он занял в новых условиях?

Внешняя жизнь Брюсова мало изменилась, если не считать того, что в 1897 году он женился, а в 1899 — окончил историческое отделение Московского университета. К этому времени Брюсов был уже зрелым поэтом и всесторонне образованным человеком.

Брюсов, принадлежавший к старшему поколению символистов, связал себя с литературно-журнальной деятельностью символистской школы крепче, чем кто-либо иной из русских поэтов 90-х годов. Хотя впоследствии он и заявлял, что роль вождя русского символизма была «навязана» ему извне, 1 — эту роль он провел с редким уменьем и несомненной заинтересованностью. «Новое искусство» было для Брюсова волной, которая несла его к литературной известности. Руководя символистским издательством «Скорпион» и связанным с ним журналом «Весы», Брюсов чувствовал себя в них полным хозяином. Символизм служил ему единственной опорой среди чуждого и враждебного литературного окружения. «В то время, — пишет А. Белый, — он (Брюсов. — Д. М.) был одинок, против себя имея всю русскую литературу и всю русскую критику». «Ходил (Брюсов. — Д. М.) средь людей стенобитным тараном каким-то, чтобы идущие вслед за ним ощущали вольнее себя». 2

О том, какое недоброжелательство и глумление пришлось преодолеть Брюсову в начале 900-х годов, дают понятие отзывы о нем большинства газет и журналов того времени. Если черносотенные газетчики (главным образом Буренин) изощрялись в изобретении площадных шуток, направленных против Брюсова, называя его

_____

1. Валерий Брюсов. Автобиография. — «Русская литература XX века», под ред. С. А. Венгерова, т. 1, стр. 112.

2. А. Белый. В. Брюсов. — «Россия», 1925, № 4, стр. 265 и 268.

[17]

Валерием Безвкусовым и Валерием Противоестественным, то и либеральная печать подымалась над этим стилем сравнительно невысоко. Во всяком случае, так называемая «общая пресса» не откликнулась в те годы на стихи Брюсова ни одним серьезным и обстоятельным отзывом.

Эстетические взгляды Брюсова 900-х годов, как и в предшествующий период, не складывались в строго разработанную систему. В основании их лежал индивидуалистический лозунг «свободного искусства». Хотя этот лозунг теоретически и допускал включение в поэзию гражданских тем, но в то же время был пригоден, чтобы мотивировать отказ от гражданской тематики. Этот лозунг, подразумевающий суверенность искусства, его независимость от общественного долга, 1 явился главной причиной расхождения Брюсова с демократической литературой. Вместе с тем именно этим лозунгом определялась общая линия связи литературных позиций Брюсова с эстетикой символизма.

Впрочем, в годы, предшествующие первой русской революции, Брюсов отстаивал и другие пункты теоретической платформы символистов. Характерные для «младших символистов» мистические тенденции, от которых Брюсов сторонился в 90-х годах и с которыми решительно боролся впоследствии, в ту эпоху оказывали на его взгляды заметное влияние. В его сборнике «Tertia Vigilia» («Третья Стража», 1900) можно отметить несколько стихотворений с мистическим уклоном. В программной статье «Ключи тайн», открывающей первый номер «Весов», Брюсов, солидаризируясь с мистической линией символизма и опираясь главным образом на Шопенгауэра, определял искусство как интуитивное постижение запредельного. «Искусство, — писал он в этой статье, — то, что в других областях мы называем откровением. Создания искусства — это приотворенные двери в Вечность». 2 Эти добросовестные упражнения на символистскую тему показывают, что Брюсов прекрасно усвоил доставшуюся ему роль вождя русского символизма и выполнял вытекающие из нее функции теоретика обстоятельно и серьезно.

Но могли ли эти и подобные им высказывания Брюсова вполне соответствовать внутренней сущности его мировоззрения?

В одной из ранних записей своего дневника Брюсов сравнивает себя с римским диктатором Суллой, человеком без веры и

_____

1. См. статью Брюсова «Современные соображения». — «Искусство», 1905, № 8.

2. «Весы», 1904, № 1, стр. 19.

[18]

закона («sans foi ni loi»). Значительно позже, в 1899 году, в том же дневнике он набрасывает свое кредо в форме письма к писателю-модернисту Марку Криницкому (Самыгину): «Истин много, и часто они противоречат друг другу... Моей мечтой всегда был пантеон, храм всех богов. Будем молиться и дню и ночи, и Митре и Адонису, Христу и Дьяволу. «Я» — это такое средоточие, где все различия гаснут, все пределы примиряются...» 1 К подобным утверждениям Брюсов возвращается неоднократно, повторяя их в стихах и в прозе. Конечно, предпосылкой этих мыслей является неверие Брюсова в единую, объективную истину. И вместе с тем от обычного скептицизма они отличаются. Брюсов не отрицает вслед за скептицизмом объективности тех или иных истин, а утверждает в духе плюрализма их равную истинность, хотя бы они друг друга логически исключали. Кроме того, в противоположность господствующим видам скептицизма, Брюсов находит в этом утверждении не источник пессимизма, а, наоборот, — источник жизненности и духовного богатства:

Хочу, чтоб всюду плавала

Свободная ладья.

И Господа и Дьявола

Хочу прославить я.

(1901)

Очевидно, таящаяся в этих стихах идеология соответствует не столько скептицизму, сколько той, характерной для кризисного состояния буржуазной культуры попытке преодоления его, которая получила название «философии жизни» (Lebens-Philosophie). Скептицизм выступает у Брюсова в «снятом» виде, как момент затаенного равнодушия ко всякой качественности. В результате на первый план выдвигался критерий количества, интенсивности того или иного переживания как такового. В противоположность развернутой интеллектуальной системе взглядов, которую стремились создать Вяч. Иванов и А. Белый, для Брюсова характерно вкусовое, эстетическое ощущение культуры и поэтической формы. Теоретические концепции служили Брюсову лишь временными вехами, лишь «рабочими гипотезами», облекавшими в условные формулы то или иное содержание внутренней жизни. А в основу ее, скрытую под декадентской оболочкой, у Брюсова все определеннее вступало здоровое, разумное и человечное начало.

_____

1. Валерий Брюсов. Дневники. 1891—1910. стр. 61.

[19]

Только благодаря этому глубоко затаенному инстинкту трезвости поза мистического пророка не стала подлинной позицией Брюсова и могла нравиться ему лишь непродолжительное время. Но даже и в те годы, когда Брюсов иногда принимал эту позу, он не терял критического отношения к религиозно-мистической проповеди своих соратников по символизму. Очень характерен, например, его отзыв о взглядах Мережковского, пропагандировавшего в то время так называемое «неохристианство». Вполне естественно, что Брюсов как символист живо интересовался Мережковским и даже считал себя его литературным союзником.

И вместе с тем некоторые основные стороны мировоззрения Мережковского казались ему далекими и чуждыми. «Я никак не могу согласиться с Д. С. (Мережковским. — Д. М.), — заявлял он в письме к П. Перцову в феврале 1903 года, — что критика должна быть религиозным самосознанием. К чему тогда Гоголь, Пушкин и все! Довольно быть Мережковским». 1

Трезвость и позитивность Брюсова сказались и в его отношении к «младшим символистам». Его сотрудничество с этими поэтами, его сочувствие им и интерес к ним отнюдь не означали полной литературной и идеологической солидаризации с ними. Еще в ноябре 1904 года он решительно отказывался принять мистические строки посвящения на подаренном ему Блоком экземпляре «Стихов о Прекрасной Даме». «Не возлагайте на меня бремени, которое подъять я не в силах, — писал он Блоку в ноябре 1904 года. — ...Дайте мне быть только слагателем стихов, только художником в узком смысле слова — все большее довершите Вы, молодые, младшие...». 2 Крайности идеалистических и мистических увлечений Андрея Белого также не находят в Брюсове поддержки. На страницах «Весов» в 1905 году Брюсов критикует Белого, протестуя против «апокалиптического» принципа его литературных оценок и остроумно высмеивая безудержный максимализм его идеалистических выводов. 3

Но для понимания творческой работы Брюсова 900-х годов недостаточно знать его отношение к символистской эстетике и его место внутри символизма.

Новый этап в развитии Брюсова ознаменован прежде всего усилением и укреплением его связей с жизнью и расширением его

_____

1. «Литературное наследство», № 27—28, 1937, стр. 278.

2. «Печать и революция», 1923, № 4, стр. 43.

3. См.: В. Брюсов. В защиту от одной похвалы (Открытое письмо Андрею Белому). — «Весы», 1905, № 5.

[20]

культурных и литературных интересов. Круг действительности, питавший поэзию молодого Брюсова, как уже говорилось, был крайне ограничен. Он определялся, в основном, узкой сферой городского буржуазно-мещанского быта, воспринимаемого главным образом в его сумеречных, болезненных проявлениях. Поэзия молодого Брюсова отражала этот быт и, чисто эстетическими средствами отмежевываясь от него, на самом деле еще более в него врастала. Теперь действительность наполняется для Брюсова не только бытовым, но и политическим, историческим и широчайшим культурным содержанием.

Именно в этот период начинает складываться тот примечательный образ Брюсова, который впоследствии прочно вошел в сознание русского читателя. «Я всегда говорю о Вас: это самый культурный писатель на Руси», — писал Брюсову Горький незадолго до Октябрьской революции. 1 Эту характеристику можно отчасти приложить и к Брюсову 900-х годов.

По многогранности интересов, по широте своих знаний, по разнообразию своей литературной деятельности, по своей страсти к культуре Брюсов занимал среди современных ему русских писателей одно из первых мест. «Боже мой! боже мой! Если бы мне жить сто жизней, они не насытили бы всей жажды познания, которая сжигает меня», 2 — отмечает он в черновой заметке. Неукротимая, неистовая страсть к культуре, к расширению своего горизонта, владевшая Брюсовым с самого детства, выросла в нем и созрела. С жадностью и азартом он изучал русскую и зарубежную, древнюю и новую литературу, языки, философию, историю и пробовал свои силы чуть не во всех видах поэтического творчества.

Это стремление к широте познания и творчества, пристрастие к «пробам», художественным рекогносцировкам и вылазкам, осуществляемым в самых различных направлениях, он сохранил на всю свою жизнь.

Конечно, наибольшее творческое многообразие было достигнуто Брюсовым в его основной области — в поэзии. Тогда как Блок интенсивно разрабатывал свои темы, углубляя их, связывая, варьируя, выводя одну из другой, Брюсов часто пользовался экстенсивным методом, — захватывая всё новые области и оставляя только что завоеванное. Поэзия Брюсова была открыта для самых

_____

1. М. Горький. Собрание сочинений в тридцати томах, т. 29. М., 1955, стр. 383.

2. Н. Ашукин. Валерий Брюсов в автобиографических записях, письмах, воспоминаниях современников и отзывах критики. М., 1929, стр. 273.

[21]

различал сфер: и жизненных и книжных. Он использовал огромные пласты исторического и духовного опыта, накопленного человечеством, находя в них близкое себе и нужное. Он любил путешествовать по культуре — по векам и странам — и в продолжение этих путешествий редко засиживался на одном и том же месте.

Стихи Брюсова до предела насыщены эрудицией. Исторические и мифологические сюжеты, названия городов и народов, имена богов, легендарных героев и деятелей истории наводняют его поэзию. Ее жанры пестры и разнообразны. Брюсов создает огромное количество лирических стихотворений всевозможных типов и структур, циклы баллад, героические поэмы, описательные поэмы, драмы в стихах и в прозе, овладевает громоздкой формой так называемого «венка сонетов». Но его оригинальное художественное творчество не исчерпывается поэзией. В начале 900-х годов он пишет ряд новелл, которые объединяются им в книгу «Земная ось» (1907), в 1905—1906 году он создает роман «Огненный ангел» из жизни средневековой Германии, а затем еще два романа и повесть из истории древнего Рима: «Алтарь Победы», «Юпитер поверженный», «Рея Сильвия» (1911—1916); параллельно с этими произведениями он печатает также психологические рассказы, очерки-воспоминания и бытовую повесть.

Показательным примером творческого размаха Брюсова служит его незавершенный замысел гигантского цикла стихотворений «Сны человечества». Идея этого цикла несомненно связана с «Легендой веков» Гюго, с «Голосами народов» Гердера и с «научной» эпопеей («Oeuvres») французского поэта Рене Гиля. В «Снах человечества» Брюсов пытался отобразить лирику всех времен и народов. В состав этой огромной антологии он включал песни и стихотворения, написанные им в духе австралийских туземцев, гренландцев, египтян, ранних христиан, древних римлян, немецких романтиков и французских символистов. Ему было мало народов, существовавших в истории, и он, пользуясь смутными и малодостоверными преданиями, импровизирует стихи «атлантов», жителей легендарного материка — Атлантиды.

Зная основные европейские языки — классические и новые, — Брюсов выступает как переводчик поэтов (а отчасти и прозаиков) самых различных национальных литератур. Он выбирает для своих переводов прежде всего то, что соответствует его вкусу, представляется ему наиболее важным или наименее известным русским читателям. Его переводческая деятельность, начавшаяся еще в 90-х годах, интенсивно продолжается в 900-х и позже. Он переводит

[22]

Верхарна, Метерлинка, Гюго, Верлена и многих других французских авторов, Э. По, Уайльда, Байрона, «Божественную комедию» Данте, «Энеиду» Вергилия и «Фауста» Гете.

Одним из крупнейших достижений Брюсова являются его переводы поэм Верхарна. Можно утверждать, что именно Брюсов приобщил к русской литературе этого замечательного поэта. Мало того, Брюсов своими переводами из Верхарна привлек внимание к самым острым в социальном отношении сторонам верхарновского творчества. Если бы поэтическая работа Брюсова исчерпывалась переводами верхарновских поэм, то и этого было бы достаточно, чтобы признать его выдающуюся роль в русской художественной культуре XX века. Влияние Верхарна на русскую поэзию (в частности, на Маяковского) еще не учтено, но, по-видимому, значительно. И это влияние осуществлялось в русле той «верхарновской традиции», которую создал в России Брюсов.

Должны быть выделены также брюсовские переводы армянских, латышских и финских поэтов, о которых до Брюсова русские читатели не имели почти никакого понятия. Велика заслуга Брюсова как переводчика, знатока, ценителя и популяризатора этих авторов, как исследователя, который занимался ими еще при царском режиме, когда они игнорировались официальной наукой и находились в подозрении у правительства. Наибольшее внимание он уделил армянским поэтам. Его многочисленные переводы с армянского, снабженные ценными примечаниями и статьей, отражают всю историю армянской поэзии с древнейших времен до XX века включительно. Не удивительно поэтому, что в советское время Брюсов был удостоен почетного звания народного поэта Армении.

Большая переводческая работа Брюсова заслуживает высокой оценки. К своим переводам Брюсов подходил не только как даровитый поэт-практик, интуитивно улавливающий особенности оригиналов, но и как теоретик, создавший интересную и не потерявшую своего значения до сих пор теорию перевода. Переводы Брюсова находятся в полном согласии с этой теорией, отличаются точностью, близостью к подлиннику и несут следы упорной работы. Брюсов, как и всякий другой переводчик, не мог избежать в них субъективных истолкований, но он прилагал все силы, чтобы субъективное начало было представлено в его переводческом творчестве минимально и не деформировало текста переводимых авторов.

В начале столетия широко развертывается критическая и литературоведческая деятельность Брюсова. В этой области он обла-

[23]

дал несомненным талантом и огромным тематическим диапазоном.

Он писал о современной ему литературе, о поэтах и прозаиках XIX века, о русских, иностранных и античных авторах. Ему принадлежит ряд интересных зтатей, написанных в жанре литературно-философских размышлений и характеристик — essai («Страсти», «Испепеленный», «Тютчев», «Фет»). Не будучи создателем оригинальной эстетической теории, он сумел дать яркие образцы литературно-теоретических деклараций («Ключи тайн», «Священная жертва»). Он своеобразно разработал жанр статьи-обзора («Футуристы», «Акмеисты»). Он овладел формой критического диалога («Карл V», «Здравого смысла тартарары»). Он пользовался жанром статьи-трактата, статьи-публикации, комментативной заметки, написал огромное количество рецензий и кропотливых академических отзывов.

По своему идейному содержанию вся эта обширная литературная работа Брюсова была сложной и многозначной.

Индивидуалистические и декадентские идеи и вкусы в какой-то мере еще сохраняют над Брюсовым свою власть. Вполне закономерно он становится вождем московской группы символистов, объединявшей «старшее» и «младшее» поколения писателей. Критические работы Брюсова, его журнальная и издательская деятельность тех лет в значительной степени служили пропаганде русского и западноевропейского символизма и по своему основному направлению расходились с идеологией демократической литературы. Однако в атмосфере общественного подъема начала века обращение Брюсова к гуманистическим традициям русской литературы способствовало процессу оздоровления его мировоззрения и творчества. Этот процесс нельзя полностью отделять от судьбы символизма. Русский символизм не следует представлять как законченное и равное себе на всех участках явление реакции.

В 900-х годах в символизме отчетливо проступали противоречивые и противоборствующие тенденции. Они реализовались в творчестве отдельных представителей «нового искусства» в различных пропорциях и соотношениях для каждого автора, сосуществуя как разные стороны его индивидуального сознания.

Эти противоборствующие тенденции можно проследить в произведениях Ал. Блока, Андрея Белого, Сологуба и др. Наряду с эстетизмом, стихийным индивидуализмом и склонностью к мистической созерцательности, эти авторы (особенно Блок) выступали с резкой критикой буржуазной действительности и в ряде случаев — под влиянием растущего революционного движения — подымались до сочувственного отношения к революции. В творчестве

[24]

зрелого Брюсова, поэта, на редкость чуткого к веяньям эпохи, мятежные, критические, антимещанские устремления проявлялись с большой энергией и отчетливостью. Брюсову удалось в то время изжить многие крайности своего раннего декадентства и стать на путь дальнейшего преодоления декадентских традиций. Не случайно он увлекался тогда изучением русских классиков: Тютчева, Некрасова, Баратынского и главным образом Пушкина, и, как уже говорилось, усиленно переводил такого мятежного поэта, как Верхарн.

Вместе с тем Брюсов с первых лет нового века начинает присматриваться к текущим политическим событиям. Он колеблется и путается в их истолковании, но теперь уже не игнорирует их.

[25]

Цитируется по изд.: Брюсов В. Стихотворения и поэмы. Л., 1961, с. 16-25.

Вернуться к оглавлению статьи Д.Е. Максимова

Вернуться на главную страницу Брюсова

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС