Брюсов Валерий Яковлевич

1873 - 1924

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Валерий Яковлевич Брюсов

Максимов Д.Е.

Поэтическое творчество Валерия Брюсова

6

Увлечение Брюсова революцией 1905 года было кратким, стихийным и внутренне противоречивым. Гражданская тема недолго противостояла в его поэзии темам личным, нейтральным в общественном отношении. Причины этой идейной неустойчивости Брюсова очевидны.

Русская революция потерпела поражение, и деятели революции были вынуждены продолжать свою борьбу подпольными ме-

[48]

тодами. В России торжествовала реакция. «...В столицах упадок духа большой, — писал Брюсов своему отцу в июне 1907 года. — Правительство закрывает чуть не все профессиональные союзы. . . Впечатление такое, что теперь не революционные дни, а самое суровое время царствования Александра III. Столыпин на все наступил пятой и ждет, скоро ли ему воздвигнут чугунный монумент». 1 В таких условиях символизм, лишившийся своей декадентской эпатирующей остроты, вполне естественно распространился в широких слоях буржуазной интеллигенции и в значительной мере был ассимилирован господствующей прессой.

Сделавшись всероссийски знаменитым поэтом, Брюсов был все еще связан с кругом московских эстетствующих литераторов: редактировал «Весы», руководил издательством «Скорпион» и «Обществом свободной эстетики». Реакционная обстановка и среда, окружавшая Брюсова, тормозили развитие прогрессивных тенденций в его мировоззрении, питали в нем индивидуалистические настроения и способствовали ослаблению его интереса к революции. Брюсов отошел от своих радикальных поэтических деклараций 1905 года и заметно поправел. Его совместная редакционная работа с кадетским лидером Петром Струве в буржуазном националистическом журнале «Русская мысль» не может быть признана вполне случайным фактом. Правда, Брюсов как редактор работал в «Русской мысли» сравнительно недолго, ограничивался редактированием литературно-художественных произведений и литературно-критических статей и не участвовал в политическом отделе журнала, но вместе с тем относился к этому отделу вполне сочувственно. 2 Признаки политического отступления обозначились и в лирике Брюсова (см. его стихотворение «Дух земли», 1907).

И тем не менее тот идейный и жизненный опыт, который накопил Брюсов в революционные годы, имел в его творческом развитии большое прогрессивное значение. Этот опыт вел Брюсова к дальнейшему сближению с внешним миром, к отказу от мистических увлечений (и в прежние годы довольно внешних) и стимулировал его отход от эстетической теории и практики символистов.

Брюсов решительно отрекается теперь от своей ориентирован-

____

1. «Литературное наследство», № 15, 1934, стр. 212, 214.

2. Об этом — в письмах Брюсова к П. Б. Струве от 30 января и 16 апреля 1911 г. — «Литературный архив», вып. 5. М. — Л., 1960, стр. 324, 339.

[49]

ной на Шопенгауэра статьи «Ключи тайн» (1904), которая являлась для него в свое время основополагающей эстетической декларацией. «Много там вздору, — писал он С. А. Венгерову 16 декабря 1910 года, — и давно я с этой статьей несогласен». 1 Брюсов вступил также (опять-таки в 1910 году) в резкую печатную полемику с «младшими символистами», возражая против их толкования символизма как религиозно-мистического искусства — «теургии». «. . .Настаивать, — утверждал Брюсов, защищая свою трезвую и скептическую точку зрения, — чтобы все поэты были непременно теургами, столь же нелепо, как настаивать, чтобы они все были членами Государственной Думы. А требовать, чтобы поэты перестали быть поэтами, дабы сделаться теургами, и того нелепее». 2

Прежнее пристрастие Брюсова к субъективистской интуитивной эстетике сменяется у него интересом к позитивистским, «познавательным» теориям искусства Рене Гиля и Потебни. Он соглашается с ними в том, что «между наукой и искусством различие только в тех методах, какими они пользуются. Метод науки... — анализ; метод искусства — синтез, конечная же цель обоих — познание мира». 3

«Стало яснее, — заявлял Брюсов в статье 1910 года, — что начало всякого искусства — наблюдение действительности...» 4 «Как только искусство отрывается от действительности, — писал он через несколько месяцев, — его создания лишаются плоти и крови, блёкнут и умирают.. . Молодая поэзия захотела летать в стране мечты, отказавшись от крыльев наблюдения... Отсюда ее безжизненность и ее подражательность. .. Когда художник не хочет наблюдать действительность, он невольно заменяет личные наблюдения подражанием другим художникам». 5

_____

1. ИРЛИ, Фонд С. А. Венгерова.

2. Валерий Брюсов. О «речи рабской», в защиту поэзии. — «Аполлон», 1910, № 9, стр. 33.

3. Валерий Брюсов. Литературная жизнь Франции. Научная поэзия. — «Русская мысль», 1909, № 6, стр. 167. Влияние Потебни, его предшественников и его школы еще определеннее чувствуется в позднейшей статье Брюсова «Синтетика поэзии» (сб. «Проблемы поэзии». М., 1925).

4. Валерий Брюсов. Рецензия на сб. Н. Гумилева «Жемчуга». М., 1910. — «Русская мысль», 1910, № 7, стр. 206; вошла в книгу критических статей Брюсова «Далекие и близкие». М., 1912.

5. Валерий Брюсов. Новые сборники стихов. — «Русская мысль», 1911, № 2, стр. 230. Также в кн. «Далекие и близкие».

[50]

В этих декларациях обозначился прогрессивный сдвиг в развитии эстетических взглядов Брюсова. К тому же декадентское окружение начинало его тяготить и раздражать. «.. .Хотя извне я и кажусь главарем тех, кого по старой памяти называют нашими декадентами, — писал Брюсов Е. А. Ляцкому еще в 1907 году, — но в действительности среди них я — как заложник в неприятельском лагере. Давно уже все, что я пишу, и все, что я говорю, решительно не по душе литературным моим сотоварищам, а мне, признаться, не очень нравится то, что пишут и говорят они». 1

Новые позиции Брюсова отразились в его очередных лирических сборниках: «Все напевы» (1909), «Зеркало теней» (1912), «Семь цветов радуги» (1916), «Девятая камена» (1916—1917; отдельным изданием не вышла) и «Последние мечты» (1917—1919; в этот сборник не вошли гражданские стихи Брюсова тех лет). Названные книги соответствуют третьему этапу литературного пути поэта.

Как уже было сказано, мотивы душевного и духовного ущерба все еще занимали в лирике Брюсова видное место. Все еще раздавались в ней голоса разочарования, слабости, усталости, покорности и одиночества. С большой силой продолжала звучать в стихах Брюсова тема болезненно переживаемой любви. Все это для брюсовской поэзии эпохи реакции далеко не случайные и очень характерные явления. Но все же не в них следует видеть главные отличительные особенности творчества поэта тех лет.

Лирика Брюсова, усвоившая опыт, который приобрел поэт в предшествующие годы, изменилась по своей идейно-художественной структуре. Она уже не выглядела такой торжественной и приподнятой. Не превратившись в реалистическую поэзию, она сделалась эмпиричней. В большей мере, чем до сих пор, она насыщалась бытовыми деталями, психологией, стала более конкретной и отчасти даже «обиходной».

Особенно наглядно этот процесс обнаружился в изменении образов двух основных персонажей брюсовской лирики: лирического «героя» и «героини».

Прежде Брюсов изображал своего героя, украшая его, в обличии «жреца», «отрока темноглазого», или «жертвы», испытавшей «крестные муки» своей страсти, или в «объективных» образах классической и восточной древности. Теперь образ героя начи-

_____

1. «Новый мир», 1932, № 2, стр. 191.

[51]

нает обрастать эмпирическими подробностями. У него оказывается «жемчужный иней в усах» или борода, чернеющая «на наволочке белой», он носит уже не жезл, а «связку астр». Героиня, являвшаяся в прежних стихах Брюсова «менадой», «царицей», таинственной любовницей, также становится обыденнее и проще. Она превращается в женщину, с которой можно познакомиться не в «царстве пламенного Ра», а на концерте, слушая сонату, и пройти вместе не мимо пирамиды и даже не по улицам старого Кёльна, а просто через фойе. Предельного развития эти черты нового женского образа брюсовской поэзии достигают в стихотворении «Женский портрет» (1913), включенном в сборник «Семь цветов радуги». В «Женском портрете» героиня изображается исправляющей корректурные гранки.

В лирике Брюсова укрепляются бодрые, жизнелюбивые мотивы. Развиваясь параллельно с пессимистической, ущербной темой, они мало-помалу оттесняют ее и берут над нею перевес.

В этом смысле существенную роль получают в поэзии Брюсова образы, проникнутые пафосом произрастания, плодородия, творческих сил природы. Бодрая направленность таких стихотворений Брюсова, как «Жизнь» (1907) или «П. И. Постникову» (1916; ср. стихотворение «К Деметре»), очевидна. В этих стихотворениях господствует мысль о могуществе природной жизни, своего рода «биологический оптимизм».

Еще большее значение приобрела у Брюсова тема человека как завоевателя природы, неутомимого труженика и вдохновенного созидателя. Героизированный образ человека-строителя лег в основу одического стихотворения «Хвала человеку» (1906). Забота о судьбе человека на земле и во вселенной не покидает поэта. «Человечество, — писал Брюсов, — пока тратит свою жизнь как беспечный юноша. .. Как много очередных задач перед человечеством, всем понятных простейших, не говоря о более сложных. Должно на земле оросить пустыни, осушить болота, утеплить холодные страны, прорыть каналы... А что сделано человечеством, чтобы занять достойное положение в семье обитателей нашей солнечной системы?» 1 Легко понять, как далеко от декадентского индивидуализма уводили Брюсова эти гуманистические мысли.

Почвой приведенных здесь размышлений Брюсова служил его восторженный интерес к успехам науки и техники. В этом отноше-

____

1. В. Брюсов. Miscellanea. — Сб. «Эпоха», кн. I. М., 1918, стр. 222.

[52]

нии не случайным являлось соприкосновение некоторых сторон брюсовской поэзии с творчеством такого представителя европейского научно-фантастического жанра, как Жюль Верн, — традиция для русской стиховой культуры совершенно необычайная. С этой точки зрения даже юношеские стихотворные опыты Брюсова, связанные с историей науки, например стихотворение о французском изобретателе Д. Папине, представляют собой весьма показательное явление. В зрелый период жизни Брюсова его страстное и взволнованное отношение к научному и техническому прогрессу в настоящем и мечта о безмерных завоеваниях науки в будущем отразились в его поэзии еще ярче и последовательней. Достаточно сослаться хотя бы на те стихотворения Брюсова, в которых он прославляет авиацию или, подымаясь до подлинного лиризма, выражает надежду на сближение с гипотетическими обитателями соседних планет («Кому-то», «Сын земли», «Детские упования»). В наше время, когда человеческому гению удалось проложить первые пути в космическое пространство, нельзя не вспомнить, с какой увлеченностью, с какой упорной и горячей верой задумывался Брюсов об установлении связи «маленькой Земли» с другими далекими мирами, ее «сестрами» во вселенной:

И, сын земли, единый из бессчетных,

Я в бесконечное бросаю стих,—

К тем существам, телесным иль бесплотным,

Что мыслят, что живут в мирах иных.

Не знаю, как мой зов достигнет цели,

Не знаю, кто привет мой донесет,

Но, если те любили и скорбели,

Но, если те мечтали в свой черед

И жадной мыслью погружались в тайны,

Следя лучи, горящие вдали, —

Они поймут мой голос неслучайный,

Мой страстный вздох, домчавшийся с земли.

(«Сын земли»)

На фоне характерных для эстетствующей буржуазной интеллигенции сибаритских настроений резко выделяется неизменное уважение Брюсова к человеческому труду. Труд осмыслялся Брюсовым как высокая норма, как творческое, оздоровляющее и освежающее начало в жизни, Брюсов прославляет труд уже в 1901 го-

[53]

ду в стихотворении «Работа». Он мыслил труд в общечеловеческих масштабах как огромную, почти космическую ценность, как великую преемственность бесчисленного числа поколений и основу их единения с природой («Век за веком»).

В дальнейшем к теме труда Брюсов возвращается с еще большей настойчивостью. В 1917 году он пишет стихотворение под прежним названием «Работа», а в 1919 году — оду «Труд». Не удивительно, что и революционную Россию он приветствовал в первую очередь как республику свободного труда («Праздник труда»).

Тема труда связана у Брюсова с темой поэтического творчества. Даже музу свою Брюсов, нарушая этикет «высокой поэзии», решается сравнить с пашущим волом, которого он, как погонщик, понукает кнутом:

Вперед, мечта, мой верный вол!

Неволей, если не охотой!

Я близ тебя, мой кнут тяжел,

Я сам тружусь, и ты работай!

(«В ответ»)

Это дерзкое сравнение в высокой степени соответствовало взглядам зрелого Брюсова на поэзию. В представлении таких символистов, как Бальмонт, Вячеслав Иванов, Андрей Белый, поэт является «жрецом», «теургом», владеющим «магией слов», а поэзия — фактом иррациональным, результатом таинственного вдохновения, наития. Отсюда — распространенное у некоторых символистов, свойственное представителям так называемого «чистого искусства», презрение к литературному профессионализму, к «писательству». Один из теоретиков группы «Весов», Эллис, утверждал, например, что «писатель» — гнусное слово, происходящее от взгляда на творчество с механической точки зрения». 1 На иных позициях стоял Брюсов. Настойчиво подчеркивая мысль о высоком значении поэзии, он считал вместе с тем, что одним «вдохновением» и «наитием» поэт не проживет. Поэт — «пророк», но одновременно и работник, ремесленник, мастер своего дела. Поэзия — «пророчество», но, кроме того, и упорная работа и, как всякая работа, требует квалификации и предварительной выучки. «Творчество поэта, — писал Брюсов, полемизируя с Бальмонтом, — не есть какое-то безвольное умоисступление, но сознательный, в выс-

_____

1. Из письма Эллиса (Л. Л. Кобылинского) к Блоку 1906— 1908 гг. (фонд Блока. ЦГАЛИ).

[54]

шем значении этого слова, труд...» 1 Именно в этих взглядах нужно искать объяснение огромного интереса Брюсова к «технике стиха» и его большой теоретической работы в области русского стихосложения. И вместе с тем именно эти взгляды дают возможность правильно истолковать мысли Брюсова о литературном обучении начинающих авторов, а также его практическую деятельность советского времени по организации такого обучения.

Рассматривая поэзию Брюсова предоктябрьского десятилетия, не следует преувеличивать значение ее общественно-гуманистического содержания. Разумеется, героическая тема человека — искателя и созидателя, пафос труда и науки подымают Брюсова над уровнем салонной эстетской литературы. Но буржуазно-индивидуалистическое мировоззрение еще сохраняет над ним свою власть. Особенно резко оно дает себя знать в первые годы мировой войны, характерные сильнейшей активизацией империалистической идеологии. Шовинистский азарт, распространившийся не только среди модернистов, но и среди многих писателей демократического склада, в период первоначального нарастания военных событий, коснулся и Брюсова. Об этом свидетельствует ряд его стихотворений, посвященных войне. Патриотическое чувство Брюсова было искажено в них, как и во время русско-японской войны, влиянием шовинизма.

Военные стихотворения Брюсова 1914—>1915 годов, составляющие основу его «батальной поэзии» того времени, собраны им в трех отделах «Семи цветов радуги». В художественном отношении они не подымаются над средним уровнем современной им «патриотической лирики». Да и на фоне брюсовской поэзии они не представляют собой принципиально нового явления.

Поэзия Брюсова в годы войны во многих отношениях находилась в состоянии кризиса. Ее темы заметно мельчали. Монументальность грозила превратиться в ней в эстетизм. В сборнике «Семь цветов радуги» появился ряд «камерных», эмоционально приглушенных стихотворений-миниатюр, поэтизирующих мелкие обиходные явления быта («На санках», «На лыжах», «Крот»). Некоторые из них не отличались от распространенной тогда в литературе массовой стихотворной продукции, предназначенной для рядового буржуазного потребителя. Характерны сентиментальные названия «детских» стихотворений Брюсова: «Девочка с куклой», «Девочка и ангел», «Девочка с цветами», «Вербная суббота»,

_____

1. В. Брюсов. Право на работу. — «Утро России», 1913, №190, 18 августа.

[55]

«Квартет» (стихотворение о крокете), «Две головки», «Детская площадка», «Детская спевка», «Колыбельная». Все эти особенности лирики Брюсова 10-х годов сближали ее с творчеством молодых поэтов, которые накануне мировой войны провозгласили себя представителями нового направления в поэзии — акмеизма.

К этому времени стали обнаруживаться «усталость», убыль поэтических сил Брюсова, его творческое истощение. Уже во «Всех напевах» даже благожелательная Брюсову критика усматривала повторы, «реминисценции из самого себя», хотя эта книга принадлежала еще к лучшим созданиям поэта. В его дальнейших сборниках количество этих перепевов и готовых стилистических формул, «общих мест», резко увеличилось.

Брюсов не останавливается, например, перед шаблонным сравнением поэзии с венком, который состоит из роз, но в котором есть и шипы («Близкой», 1907). Он отваживается сказать про героиню, что она «как лань пуглива» («Женский портрет», 1913). В духе все тех же трафаретов Брюсов сравнивал страдание с крестными муками, звезды — с жемчугом, уста именовал милыми, любовь — роковой, обман — сладостным, поэта — магом, иногда вещим магом, и т. д.

Неблагополучие этих сравнений и эпитетов заключалось не только в том, что они сами по себе были широко распространены, но главным образом в том, что смысл, который Брюсов вкладывал в них, уже не обогащал литературу. Подобные стилистические и смысловые штампы, конечно, тормозили движение брюсовской поэзии к большому социальному миру и лишали ее художественной свежести. Поэтическое слово может сохранять свою эстетическую действенность лишь постольку, поскольку за ним стоит новое, раскрываемое поэзией содержание. Именно так обстояло дело в период расцвета брюсовского творчества. Но как только содержание было «завоевано», как только Брюсов перестал «открывать» его, а довольствовался, в основном, лишь вариациями на старые темы, — все эти формулы «высокого стиля» стали мертвыми декорациями, пышными, но оторванными от жизни украшениями.

Разбирая так называемую «военную поэзию», наводнившую русскую периодическую печать 1914 года, Маяковский в качестве одного из образцов этой поэзии цитировал стихи Брюсова:

Не вброшены ль в былое все мы,

Иль в твой волшебный мир, Уэльс?

Не блещут ли мечи и шлемы

Над стрелами звенящих рельс?

[56]

«„Мечи“, „шлемы“ и т. д., — возмущался Маяковский, — разве можно подобными словами петь сегодняшнюю войну? Ведь это язык седобородого свидетеля крестовых походов...» 1

И тем не менее ни шовинистические увлечения, ни тенденция к эстетизации, ни тяготение к камерным темам не подчинили себе лирику Брюсова целиком. Широта и размах творческого мышления Брюсова, его историзм, сознание обреченности старого мира предохранили его от того идейного банкротства, к которому в дни Октября пришли многие из окружавших его поэтов-индивидуалистов.

К концу империалистической войны Брюсов начинает понимать ее во всем ее ужасном содержании и возвышает против нее свой голос («Тридцатый месяц», 1917). Разочарование в войне, которая «обострила глубоко таившиеся противоречия и вывела их наружу, разорвав все лицемерные покровы», 2 идеологически подготовило Брюсова к Октябрьской революции.

Важно отметить, что именно к этому времени — к концу войны — относится весьма активное участие Брюсова в издательских начинаниях Горького. Именно тогда Брюсов переводил латышских и финских поэтов и, совместно с Горьким, редактировал посвященные им сборники (сборник армянской поэзии был организован независимо от Горького). Тогда же Брюсов становится сотрудником горьковского журнала «Летопись», выступавшего против войны. И дружественное, трудовое общение обоих писателей возникло отнюдь не случайно. В этом легко убеждают признания Горького в его письмах к Брюсову. Так, например, в письме 1915 года Горький называет Брюсова «товарищем по работе на пользу русской культуры», 3 а через год пишет еще более определенно: «Мне кажется, что нам — судьба работать вместе; по крайней мере, я очень хотел бы Вашей помощи, Вашего доброго совета во всех моих затеях». 4 Свой вывод он дает в следующем письме: «Очень хочется работать с Вами много и долго. И — это не комплимент, поверьте! — я не знаю в русской литературе человека более деятельного, чем Вы. Превосходный Вы работник!» И тут же прибав-

_____

1. В. Маяковский. Война и язык (1914). Полное собрание сочинений в двенадцати томах, т. 1. М., 1939, стр. 374.

2. В. И. Ленин. Мертвый шовинизм и живой социализм. Сочинения, изд. 4-е, т. 21, стр. 81.

3. «Печать и революция», 1928, кн. 5, стр. 58. Письмо от 17 декабря 1915 г.

4. М. Горький. Собрание сочинений, т. 29, стр. 376.

[57]

ляет: «Вы — поэт божией милостью, что б ни говорили и ни писали люди „умственные“». 1

Конечно, эти высокие оценки и сотрудничество с Горьким являются в идейной биографии Брюсова фактом показательным и значительным.

____

1. М. Горький. Собрание сочинений, т. 29, стр. 380.

[58]

Цитируется по изд.: Брюсов В. Стихотворения и поэмы. Л., 1961, с. 48-58.

Вернуться к оглавлению статьи Д.Е. Максимова

Вернуться на главную страницу Брюсова

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС