|
|
Державин Гаврила Романович |
1743 - 1816 |
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Гаврила Романович Державин
Макогоненко Г.П.Поэзия, воссоздающая «истинную картину натуры»Репутация поэта складывается при его жизни. Реальное же понимание его поэзии и ее места в литературном развитии определяет и обусловливает история. Яркой иллюстрацией этой закономерности является творчество Державина. Слава пришла к Державину внезапно в 1783 году, когда в первом номере журнала «Собеседник любителей российского слова» была напечатана его ода «Фелица». Стихотворение, обращенное к Екатерине II, понравилось императрице, автор был награжден золотой табакеркой и 500 червонцами. В следующем году в «Собеседнике» была напечатана ода «Бог», имевшая шумный успех и даже переведенная на ряд европейских языков. Происходило это в пору нараставшего кризиса классицизма, когда ода себя изживала. Правила нормативной поэтики обязывали следовать образцам (реально в России — подражать одам Ломоносова), но уже в 1770-е годы это следование неизбежно вело к эпигонству. Журналы были наводнены подражательными одами. Появились и пародии на этот жанр; «надутость слога» стала предметом осмеяния. Современники полагали, что все дело не в пороках изживавшей себя поэтической системы, не в жанре, а в отсутствии таланта у новых поэтов. Опыты Державина как бы подтверждали подобное заключение — он писал глубоко оригинальные оды, им была чужда подражательность, потому что их автор высокоодаренный поэт. Так рождалась и в последующем закреплялась репутация Державина-лирика, основным жанром которого была ода. В действительности же Державин выступил дерзким разрушителем эстетической системы классицизма, смелым новатором, открывшим русской поэзии новые пути. Его новаторство понимали немногие, но были и понимавшие. Прежде всего стоит назвать поэта Ермила Кострова, сына государственного крестьянина. Получив журнал «Собеседник» и прочтя «Фелицу», он счел необходимым публично оценить подвиг нового поэта. Так появилось «Письмо к творцу оды, сочиненной в похвалу Фелицы, царевны киргиз-кайсацкой». Поэт-демократ констатировал, что недостойная лесть царям заполняла современные эпигонские оды: Наш слух оглох от громких лирных тонов, И полно, кажется, за облаки летать... [03] Что же сделал Державин? «Путь непротоптанный и новый ты избрал». И на этом пути проявилась его оригинальность: сохраняя высокую тему — воспевая «добродетели» императрицы, — он отказался от риторики и простым слогом выразил свое личное отношение к Екатерине II и ее окружению. «Ты простотой умел себя средь нас вознесть». Случай с Костровым примечательный, но это была редкость. Непонимание истинной сущности и новизны державинской поэзии большинством публики определили желание поэта самому сформулировать программное своеобразие своих од. В 1795 году, следуя примеру Горация, он пишет стихотворение «Памятник», в котором так определяет свое право на бессмертие: Всяк будет помнить то в народах неисчетных, Как из безвестности я тем известен стал, Что первый я дерзнул в забавном русском слоге О добродетелях Фелицы возгласить, В сердечной простоте беседовать о боге И истины царям с улыбкой говорить. Главной особенностью эстетической позиции Державина была искренность. Когда он хвалил императрицу — он не льстил, но писал правду, веря, что приписываемые добродетели действительно были ей свойственны. В стихах он наиболее точно определял свои поэтические принципы. «Памятник» — в этом смысле важнейший эстетический документ. Опираясь на традицию, поэт открывал существо своего художественного новаторства, которое и должно было обеспечить «бессмертие». Постараемся исторически понять смысл державинских слов-определений, гарантирующих это бессмертие. «Первый я дерзнул в забавном русском слоге...» В чем «дерзость» Державина? В отступлении от знаменитых «правил» классицизма. Правила эти требовали, чтобы поэт «вещал», провозглашал в виде вечных истин те абстрактные-добродетели, которые «положены» императорскому сану и выражались общим для од слогом. Державин же создал «забавный русский слог», помогавший ему раскрывать во всем, о чем бы он ни писал, свою личность. Шутка выявляла индивидуальный склад ума, манеру понимать вещи и взгляд на мир, свойственный именно данному поэту, его личное отношение к Екатерине II — человеку, с характерными для нее привычками, делами, заботами. Еще большая дерзость проявилась в оде «Бог». Господствующая христианская религия, унижая человека, бросала его под ноги «высшему существу», внушала, что он «ничто», «раб божий», заставляла его говорить с богом, лишь стоя на коленях. Да и не говорить, а молить и униженно просить милостей. Державин бунтарски провозглашает возрожденческую истину — человек величием своим равен богу: [04] «Ты есть,— и я уж не ничто!» Я связь миров повсюду сущих, Я крайня степень вещества, Я средоточие живущих, Черта начальна божества. При этом свою программную мысль поэт не декларирует, а доверительно раскрывает как глубоко личное убеждение. Отсюда и это определение — «В сердечной простоте беседовал о боге». Итак — главным открытием Державина было открытие личности. В его стихах создан образ живого, реального человека, раскрытого в своих многообразных связях с окружающим его миром русской жизни. Тем самым поэт отвечал на великий запрос своего времени, поставленный еще в эпоху Возрождения, а в России XVIII века — антифеодальной идеологией Просвещения. Г.А. Гуковский, крупнейший ученый нашего времени, писал о Державине: «Ведь идея личности человека, требующего прав на внимание к себе именно потому и только потому, что он человек, а не потому, что он дворянин или сановник, была выражением прогрессивного требования «прав человека и гражданина». Ведь культ человеческого в человеке рвал в искусстве и идеологии путы феодального и церковного угнетения личности, путы, сковывавшие земные стремления человека...» «Ничего дворянского, ничего сословного нет в человеческом идеале, созданном Державиным и воплощенном образно в герое-авторе его поэзии...» 1 Классицизм требовал от поэтов анализа действительности. Они должны были «аналогическими определениями указывать логическую сущность» не предмета, но понятия. Державин отвергает этот принцип и утверждает новый метод изображения действительности как раскрытие сущности видимого, чувствами познаваемого предмета в его конкретных формах, цвете и т. д. Именно потому, указывал Г. А. Гуковский, «Державин открыл для русской литературы природу, пейзаж; до Державина природа давалась в эклогах, песнях, поэмах совершенно условно, не конкретно» 2. Свои произведения, разрушавшие эстетические каноны оды, Державин называл одами, и не только следовал традиции, но и оказывался вынужденным иногда повторять то, что одновременно отвергал. Отсюда — вторжение риторики в его стихи, отсюда знаменитая «невыдержанность» Державина, которую отмечали и Пушкин, и Белинский. Но путь новатора в реальных исторических условиях не был легким. «До Державина,— писал Г. А. Гуковский,— все элементы художественного произведения подчинялись принципу согласованности друг с другом по закону искусства и жанра: «высокая» тема сочеталась с «вы- ____ 1. Гуковский Г. А. Русская литература XVIII века. М., 1939. С. 416-417. 2. Там же. С. 410. [05] сокой» лексикой и т. д. Державин выдвинул новый принцип искусства, новый критерий отбора его средств — принцип индивидуальной выразительности. Он берет те слова, те образы, которые соответствуют его личному, человеческому, конкретному намерению воздействия. «Высокое» и «низкое» у него сливаются. Он отменяет жанровую классификацию. Его стихи — не проявление жанрового закона, а документы его жизни» 1. Реальный анализ художественной системы Державина привел Г. А. Гуковского к определению основы художественного метода поэта. Для исследователя ясно, что «поэтическая система классицизма оказалась радикально разрушенной Державиным». Но разрушая старую систему, поэт создал новую. «В самой сущности своего поэтического метода Державин тяготеет к реализму. Он впервые в русской поэзии воспринимает и выражает в слове мир зримый, слышимый, плотский мир отдельных, неповторимых вещей. Радость обретения внешнего мира звучит в его стихах» 2. Этот исторически и эстетически точный вывод серьезного ученого не получил полного признания и развития у историков литературы XVIII века. По-прежнему многие современные литературоведы продолжают гальванизировать старую репутацию Державина-классициста. Выводы Г. А. Гуковского игнорировались прежде всего потому, что примитивно понимался реализм. Реализм Пушкина — это программно новый этап исторического развития данного направления. В дальнейшем он будет обогащаться, приобретать все более сложный характер. Ему же, естественно, предшествовал начальный этап. И стоял у истоков развития реалистического направления в поэзии Державин. Мощный гений поэта обусловил возможность совершенного им переворота 3. Изображая реального человека в окружении подлинных событий и обстоятельств жизни, быта, природы и вещей, Державин оказался способным раскрыть национальную обусловленность характера своего героя. Это чутко уловил и понял Белинский, который первым заговорил о народности поэзии Державина, его умении раскрыть в стихах «русский ум». В Державине, по Белинскому, «мы имеем... великого, гениального русского поэта, который был верным эхом жизни русского народа, верным отголоском века Екатерины II». Народность — категория историческая; термин этот не был известен писателям XVIII века. И не случайно — господствовавшим двум литературным направлениям — классицизму, а потом сентиментализму — понятие «народность» как критерий литературы не было ведомо. Для писателей-реалистов первой половины XIX века Пушкина и Гоголя, критика Белинского народность была важнейшим мерилом _____ 1. Гуковский Г. А. Русская литература XVIII века. С. 411. 2. Там же. С. 409—410. 3. Подробнее об этом см. в моей книге: От Фонвизина до Пушкина. М., 1969. С. 336-508. [06] литературного произведения. Ее изначальная сущность-была определена Белинским уже в «Литературных мечтаниях»: «Наша народность состоит в верном изображении картин русской жизни» 1. Эстетический же кодекс классицизма и сентиментализма лишал писателей возможности быть в своих сочинениях верными действительности. В то же время Пушкин и Гоголь находили высоко ими ценимую народность у своих предшественников — Державина и Фонвизина. Белинский, как мы только что видели, также видел и высоко оценивал народность и Державина, и Фонвизина. Подобная объективно точная оценка произведений этих двух писателей — убедительное свидетельство понимания новаторства Державина, его разрыва с классицизмом. С чего же начинал свой творческий путь автор «Фелицы» и «Бога»? Ответ Державина на этот вопрос был записан поэтом Иваном Дмитриевым: «Кто бы мог ожидать, какой был первый опыт творца «Водопада»? Переложение в стихи, или, лучше сказать, на рифмы площадных прибасок насчет гвардейского полка! Потом обратился он уже к высшему рифмованию и переложил в стихи несколько начальных страниц «Телемака» с русского перевода; когда же узнал правила поэзии, принял в образец Ломоносова» 2. Биография поэта сложилась своеобразно. Родился он в 1743 году в семье бедного офицера, который имел небольшой участок земли и 10 крепостных. Отец служил в малых офицерских чинах по дальним гарнизонам, то под Казанью, то в Оренбурге. Жили так бедно, что не могли нанять мальчику учителей, а мать, полуграмотная женщина, и вечно занятый службой отец обучать сына не могли. Грамоте его начал учить дьячок сельской церкви. Затем дьячка сменил сосланный в Оренбург немец Розе; математике обучали сослуживцы отца. В одиннадцать лет Державин остался сиротой — умер отец. В 1759 году, когда в Казани открылась гимназия, мать поспешила отдать сына туда. В гимназии, помимо занятий по общей программе, мальчики с интересом изучали литературу, преподаватели поощряли их увлечение театром. Державин учился усердно, проявляя способности к рисованию, музыке и поэзии. Стихи сочинял тайком, рисунки же показывал товарищам и педагогам. Однажды ему поручили на составленной гимназистами карте Казани нарисовать виды города. Директор гимназии, драматург Веревкин, эту карту с картинками повез в Петербург куратору Московского университета вельможе И. И. Шувалову. В награду Державина зачислили в гвардию, куда попадали только дети аристократов и богатых дворян. Записанные в полк в детском возрасте, они долгое время не служили, жи _____ 1. Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1959. Т. 1. С. 49, 50, 94. В Дальнейшем ссылки на том и страницы будут даны в тексте. 2. Дмитриев И. И. Сочинения. СПб., 1893. Т. 2. С. 43. [07] ли и учились дома, а чины им шли. Державина же в 1762 году отозвали из гимназии и заставили служить в Преображенском гвардейском полку солдатом. Десять лет тянул он тяжелую солдатскую лямку. Дни были заняты службой, на чтение книг, на любимую поэзию оставались только ночи. Первые стихотворные опыты в казанской гимназии до нас не дошли. Следующий этап творчества — солдатчина. Поэт позже признавался, что служба в полку и жизнь в казарме были для него «академией нужд и терпения» , что именно здесь он «образовал себя». Жизнь в полку подсказывала Державину и темы, и жанры. Он писал иронические и сатирические куплеты о солдатской жизни гвардейского полка, которые распевались гвардейцами. Сочинял песни, рассказывая о своих любовных чувствах и увлечениях своих сотоварищей. В солдатской среде пользовалась успехом демократическая литература — произведения М. Чулкова, И. Баркова, рукописные песенники, популярны были злые пародии на высокие жанры классицизма и прежде всего на официальные оды (их писали и Чулков, и особенно озорно Барков). Державин писал любовные песенки для себя и для товарищей. Некоторые хранил и складывал в сундучок — к 1770 году он наполнился рукописями. К сожалению, почти все это погибло: возвращаясь из Москвы в столицу, Державин был задержан на станции Тосно карантинной службой — в Москве была чума. Чтобы не ждать, он отдал все вещи, в том числе и сундучок с рукописями, которые и были сожжены. По возвращении в Петербург Державин в середине 1770 годов записал по памяти в особую тетрадь 19 анакреонтических песен. Тетрадь эту он бережно хранил (она дошла до нас). Таким образом, ясно, что Державин начинал свой путь как автор анакреонтических песен. Избрание жанра не случайно — именно анакреонтика, никак не связанная с эстетикой классицизма, помогала Державину обрести так нужную ему поэтическую свободу от утеснительных правил нормативной поэтики. После 1779 года, вооруженный опытом анакреонтики, он обратился к оде — ведущему в лирике жанру классицизма, реформируя этот жанр. Что же представляют собой «песни», переписанные в заветную тетрадь? Поэтически еще не совершенные, в чем-то подражательные, например песням Сумарокова, песни эти, воспевавшие любовь, драгоценны тем, что запечатлели глубоко индивидуальное понимание любви как могучей человеческой страсти, сила и характер которой обусловливают и определяют достоинство и нравственное богатство личности. Державину чужд сумароковский рационализм, он не приемлет его изображение безличной, «разумно-нормативной» и «должной» страсти. Державин стремится раскрыть индивидуальные чувства своих героев, зафиксировать неповторимость переживаний, красоту и душевную щедрость любящего и страдающего человека. [08] В ряде стихотворений и песен 1770-х годов Державин постоянно противопоставляет любовь всем мнимым ценностям бытия человека в сословном государстве: власти (обычно царской), богатству, славе — «все: мудрость, скипетр и державу я отдал бы любви в залог», «там блаженства бесконечны лишь приличные богам», «Цари! Вы светом обладайте, мне незавидна ваша часть», и т. д. Важно подчеркнуть, что подобная философия любви характерна для демократических поэтов, которым была чужда эстетика классицизма, например для Баркова. Державинское понимание любви как могучей и облагораживающей человека страсти, воплощенное в ранней анакреонтике и «Анакреонтических песнях», усиливалось Батюшковым и Денисом Давыдовым. К тому же раннему периоду относятся и переводы Державина с немецкого языка. Многие из них до нас не дошли. Но один перевод, возможно сделанный после возвращения поэта в Петербург в апреле 1770 года, был опубликован без имени автора в 1773 году во второй части журнала В. Рубана «Старина и новизна» под названием «Ироида, или Письмо Библиды к Кавну». Источник перевода указал, видимо, издатель: «Из Овидиевых «Превращений», кн. IX, басня XI». Указание неверное. Жанр произведения, переведенного Державиным, иной: «Героиды» — это письма мифологических героинь к своим мужьям и возлюбленным. Овидий тоже писал «ироиды» — у него есть сборник «Героиды», но там нет письм-а Библиды. Неизвестный немецкий автор воспользовался сюжетом, изложенным в «Метаморфозах», и рассказал историю Библиды (Вивлиды) в форме ее письма к брату по образцу «Героид» Овидия. Миф о Библиде — это история ее страсти к брату. В «басне» Овидий изложил миф, сосредоточившись на истории несчастной девушки. Сюжет «ироиды» о Вивлиде тот же, но в нем изменен акцент: немецкого автора интересуют не внешние события, но психологическое состояние героини. Автор «ироиды» делает свою героиню мятежной, она не погибает в тоске и печали, но, отстаивая свое право на счастье, бросает дерзкий вызов богам и людям. Выбор Державиным «ироиды» о Вивлиде для перевода носит принципиальный характер. Он свидетельствует о том, что поэт был отлично знаком с просветительской литературой руссоистского типа, что ему близок идеал свободной личности. Правда, эта свобода рассматривается лишь с нравственной точки зрения, как свобода чувств. Но уже здесь отчетливо выражен мотив противопоставления сердца разуму. «Языком сердца» будет он говорить в пору своей зрелости, но к этой зрелости поэт придет через трудные испытания. И путь этот будет долгим. Заслуживает внимания в этой связи перекличка между Державиным и Карамзиным. Мотив преступной страсти и протеста против законов разума, противостоящих законам природы, развернутый в державинском [09] переводе, через двадцать лет получит новое художественное воплощение в рассказе Карамзина «Остров Борнгольм». Трудно сказать, читал ли Карамзин державинскую «Ироиду» или оригинал, с которого она переведена, но несомненно одно: коллизия в «Острове Борнгольме» навеяна этой «Ироидой». Для нас важно, что ситуация, раскрытая в «Ироиде» и принципиально чуждая классицизму с его культом рационализма, оказывается органически свойственна сентиментализму. Державин даже в первых своих опытах приуготовлял будущее литературы. В основе убеждений поэта Державина, сложившихся к 1774 году, лежала идея «великости» человека, которую он осуществлял в деятельности на благо отечества и народа. «Великость» личности поэта — в исполнении своего гражданского долга. Поэтому предметом поэзии должна стать не частная жизнь личности, но судьба родины. Традиция подсказывала пригодный для того жанр — оду. В 1774 году Державин написал четыре оды, которые издал через два года вместе с переводами с немецкого отдельной книжкой под названием «Оды, переведенные и сочиненные при горе Читалагае». К этому времени кончилась солдатская служба — в 1772 году он был произведен в офицеры. В самый ранний период Державин категорически отвергал стилистику оды и писал, как мы знаем, «песни». Даже в первой своей оде — «Оде Екатерине II» он дерзко полемизировал с авторами од, высмеивал традиционный «витийский гром», иронизировал над ломоносовскими стилистическими приемами и образами. Теперь же, воодушевленный идеей создания высокой гражданской поэзии, Державин решил следовать за Ломоносовым. Но следование обернулось прямым подражанием, повторением чужих стилистических фигур и образов. Поэт остро ощущал утрату своей поэтической индивидуальности. Неуспех выпущенных од убеждал, что выбранный путь оказался ошибочным. Позже Державин так определил свои противоречивые искания: «Правила поэзии почерпал из сочинений г. Тредиаковского, а в выражении и штиле старался подражать г. Ломоносову, но, не имея такого таланту, как он, в том не успел... Хотев парить, не мог выдерживать постоянным красивым набором слов свойственного единственно российскому Пиндару великолепия и пышности» 1. Собственный опыт подсказывал, что истинной поэзию делает неповторимость слова, передающего индивидуальность поэта. Правила и подражания образцам мешали Державину. В их преодолении откры- _____ 1. Державин Г. Р. Сочинения. Т. VI. СПб., 1871. С. 443. [10] вался путь к самобытной, оригинальной поэзии. Потому, вспоминал Державин, «с 1779 года избрал... совсем особый путь». Державин объявил 1779 год рубежом в своем творчестве — тогда в журнале «Санкт-Петербургский вестник» он напечатал оды нового типа: «На смерть князя Мещерского», «Ключ», «На рождение в Севере порфирородного отрока». «Ода на смерть князя Мещерского» сохраняла все внешние формы и черты оды. Посвящена памяти знатного человека (князя!), написана четырехстопным ямбом. Содержание — философское размышление о бренности и скоротечности жизни — вызывало в памяти множество других од, написанных на ту же тему. Ее слог подчеркивал строгость и высокость дум поэта. Но. ода была превращена в исповедь: человек, осознающий себя личностью, столкнулся с трагизмом бытия: чем острее осознавались свои духовные богатства, неповторимость индивидуальной жизни, тем трагичнее воспринимал он смерть, беспощадно уничтожающую высшую ценность бытия. Ода в напряженном, исполненном экспрессии слоге раскрывала смятенное состояние духа поэта. Традиционные размышления о смерти утратили риторичность, отвлеченность и рассудочность, они были согреты живым теплом сердца поэта, они передавали его тревожные и горькие мысли и думы. Глагол времен! Металла звон! Твой страшный глас меня смущает. Все в оде точно и конкретно: умер Мещерский, друг поэта. Горем поэт делится со своим приятелем Перфильевым. Державин стоит в доме Мещерского, у гроба, в котором лежит хозяин, еще совсем недавно принимавший у себя своих друзей: Где стол был яств, там гроб стоит. Ставить гроб с покойником на стол — бытовой обычай. В стихах быт и бытие сливаются воедино. Потому и бытовое явление — бой часов в комнате, где лежит умерший,— превращается в голос судьбы. Лирика Державина лишена субъективизма. Она автобиографична, но жизнь человека и поэта Державина раскрыта объективно: он часть мира, его чувства, представления, желания действительны и конкретны, как окружающая его природа, как другие люди, они обусловлены временем и обстоятельствами жизни. Смерть, трепет, естества и страх! Мы — гордость с бедностью совместна; Сегодня, бог, а завтра прах... Убеждения Державина в божественной природе человека — выношенная и выстраданная философия жизни. Через несколько лет она будет с потрясающей силой раскрыта в оде «Бог». [11] Новаторство проявилось и в стихотворении, написанном по случаю рождения в.1777 году первенца Павла — Александра. Сначала Державин, как и другие поэты, откликнулся на событие традиционной одой, но не напечатал ее, так как она, по словам поэта, была написана «в несвойственном дару автора вкусе». Через два года он создал и напечатал новое произведение, и это была не торжественная ода, а легкое, шутливое стихотворение, и вместо традиционного в оде ямба оно было написано хореем, как писались тогда анакреонтические песни. Принципиально и заглавие: «Стихи на рождение в Севере порфирородного отрока декабря во второй на десять день, в который солнце начинает возврат свой от зимы на лето». Не ода, а «стихи»! Такого жанра поэтика классицизма не знала. В оде обязательно действовали мифологические боги. Хвала монарху облекалась с помощью мифологии в аллегорические образы. В стихах Державина тоже действуют мифологические боги. Но в соответствии с уже сложившейся русской бурлескной традицией (Барков, Чулков, Майков), поэт снижает образы мифологических богов, отказывается от пародии, стремясь изобразить реальную русскую зиму, одических богов он превращает в сказочных героев. Его Борей — «седобородый», «лихой старик» — русский Дед Мороз. Поэт рисовал знакомые картины: Борей «Сыпал инеи пушисты и метели воздымал», «Убегали звери в норы», «Пчелы прятались в дуплах», «Согревать сатиры руки собирались вкруг огней». В «Стихах на рождение...» поэт отказывается от обязательного в одах и всеобщего для поэтов классицизма правила уподоблять будущего императора мифологическому или историческому герою. Уподобление он заменяет советом, искренним, идущим от сердца пожеланием: «Будь на троне человек». Характерно, что в те же годы (1776—1778), когда происходила выработка нового слога и осуществлялась реформа оды, Державин продолжал сочинять и в прежнем роде, написав три песни: «Пикники», «Кружка» и «Песенка отсутствующего мужа». Все эти «песенки» включены в третий том «Сочинений», где была объединена вся анакреонтика Державина. Предметом изображения в них были избраны события собственной жизни. Веселый пикник на мельгуновской даче на Петербургском острове, хвала кружке, «красе пирующих друзей, забав и радостей подружке», печаль разлуки с милой сердцу молодой женой. Стихи становились летописью жизни реального человека. Включение в «Сочинения» ранних стихотворений — свидетельство глубокой поэтической чуткости Державина: он отлично понимал, что эти анакреонтические опыты нужны новым молодым поэтам в начале ХІХ века в их стремлении сблизить поэзию с действительностью. Характерный пример с песней «Кружка» — она привлекла внимание юноши Пушкина и надолго запомнилась ему. Для Белинского важнейшей особенностью Пушкина-реалиста явля- [12] ется его способность извлекать поэзию из прозы жизни, делать поэтическими самые прозаические предметы. Процитировав стихотворение Пушкина-лицеиста: Устрой гостям пирушку: На столик вощаной Поставь пивную кружку И кубок пуншевой... критик писал: «За исключением Державина, поэтической натуре которого никакой предмет не казался низким, у поэтов прежнего времени никто не решился бы говорить в стихах о пивной кружке, и самый пуншевый кубок каждому из них показался бы прозаическим: в стихах тогда говорилось не о-кружках, а о фиалах, не о пиве, а об амброзии и других благородных, но не существующих на белом свете напитках» (7, 337, 291-292). В этом замечании важно указание на преемственность связи Пушкина с Державиным в способности видеть поэзию в обыкновенной жизни, находить поэтическое в том, что рационалистическая поэтика считала «низкой природой», а романтизм — презренной «прозой». О сладкий дружества союз, С гренками пивом пенна кружка! Где ты наш услаждаешь вкус, Мила там, весела пирушка. В 1825 году, в пору работы над трагедией «Борис Годунов» и утверждения реалистической системы, Пушкин считает нужным подчеркнуть важность для него опыта Державина. В лирическом стихотворении «Зимний вечер» поэт, воссоздавая свою жизнь в изгнании, еще раз вспоминает полюбившуюся ему «Кружку» и, чтобы нагляднее проявить преемственность с «благословившйм» его поэтом, сознательно использует державинскую рифму «подружка-кружка», как раньше, в лицейском стихотворении, рифмовал по-державински «пирушка-кружка». Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя: где же кружка? Сердцу будет веселей. С одой «Фелица» связан трагический провал замысла Державина стать советодателем Екатерины II. Искреннее чувство уважения и любви к императрице было согрето теплом живого сердца умного и талантливого поэта. Екатерина не только любила похвалу, но и знала, как редко можно услышать похвалу-искреннюю. Потому она наградила Державина. Успех взволновал поэта. Казалось, открывалась возможность приблизиться к императрице. Державин решил сразу же объясниться с ней — он не мог, не имел права упустить возможность запять место советодателя при монархе. Изложением его программы должна была стать ода «Видение мурзы». [13] Прием был назначен на 9 мая 1783 года. Программную оду поэт не успел написать, но в бумагах его сохранился прозаический подробный план этой оды. Поэт начинает с толкования обещаний Екатерины II быть просвещенной монархиней. Он напоминает об уроках пугачевского восстания. Если его послушают и изменят политику, то монархи «будут мерзить тиранством и при их владении не прольется кровь человеческая, как река, не будут торчать трупы на колах и головы на эшафотах, и виселицы не поплывут реками» (3, 606, 607). Это уже был прямой намек на царскую расправу с участниками восстания. Вдохновленный концепцией просвещенного абсолютизма, Державин подробно объяснял необходимость установления договорных отношений между поэтом и императрицей. Он утверждал, что ему чуждо ласкательство, что он обязуется всегда говорить правду. Используя любимую им легенду об Александре Македонском, который, доверяя своему врачу, смело пил предлагаемое им лекарство и отвергал клевету придворных, уверявших, что врач налил ему в чашку яд, — поэт дерзко высказывал желание быть таким «врачом» при Екатерине. Он убеждал ее верить ему. Предлагаемый им «напиток» будет целительным, он облегчит страдания, поможет увидеть все в истинном свете. И тогда он воспоет заслуги императрицы: верь, что моя песня «ободрит тебя к подвигам добродетелей и усугубит твою к ним ревность», — говорит он Екатерине. План оды содержал перечень политических, общественных и социальных мероприятий, которые должна осуществить русская императрица. Они и составляют существо начертанной Державиным программы русского просвещенного абсолютизма. «Видение мурзы» могло стать одним из лучших произведений русской гражданской поэзии. Но не стало. Намеченный план получил иное поэтическое воплощение. Представленный императрице, поэт надеялся, что они останутся вдвоем и он получит возможность рассказать ей о своих замыслах... Все вышло иначе... Екатерина II преподала урок послушания, она холодно приветствовала его при всех. Поэт был ошеломлен и подавлен. Рушились все планы и надежды. Нечего было и думать о том, чтобы Екатерина согласилась приблизить его к себе в качестве «врача». Более того, закрадывалась тревога — не грозит ли ему опала. Державин написал «Благодарность „Фелице“». В оде он пытался объяснить, что смелость его в оде «Фелица» порождена искренностью, что его «сердце благодарно» императрице «и усердием горит». «Объяснительные» стихи утратили силу, энергию, жар чувства. Правда, в конце оды поэт осторожно и деликатно намекнул, что вряд ли скоро окажется способным вновь воспеть «богоподобную царевну». Державин не ошибся в своем предположении: «небесный огнь» не возгорелся в его душе, и он не писал больше стихов, подобных «Фелице». Ода «Фелица» осталась одинокой. [14] Правда, Екатерине посвящена ода «Изображение Фелицы» (1789). «Изображение Фелицы» — в самом деле хвалебная ода. Безудержно превознося в очень длинной, без нужды растянутой оде достоинства Екатерины, Державин демонстративно угождал ее вкусу. Ей нужна хвала, а не державинское личное чувство. Лесть входила в замысел Державина — снятый с поста тамбовского губернатора, он был отдан под суд по ложным обвинениям. Пришлось ехать в Петербург искать защиты у Екатерины. В автобиографических «Записках» поэт так объясняет причину написания оды: «Не оставалось другого средства, как прибегнуть к своему таланту. Вследствие чего написал... оду „Изображение Фелицы“». Ода была доставлена императрице, понравилась ей, преследование Державина было прекращено. В этой оде Державина-поэта победил Державин-чиновник, связанный с двором. Большое место в творческом наследии Державина занимают гражданские стихи. Их можно условно разделить на две группы — патриотические и сатирические. Державин был патриотом; по словам Белинского, «патриотизм был его господствующим чувством». Поэт жил в эпоху великих военных побед России. Когда ему исполнилось 17 лет, русские войска разгромили крупнейшего европейского полководца Фридриха II и заняли Берлин. В конце века русские войска, руководимые Суворовым, прославили себя беспримерным походом в Италию, во время которого наполеоновским легионам было нанесено сокрушительное поражение. На закате своей жизни, Державин был свидетелем славной победы народа над наполеоновской Францией в годы Отечественной войны. Победы, укреплявшие европейский авторитет России и ее славу, были завоеваны героическим народом и его талантливыми полководцами. Оттого Державин в своих торжественных, патриотических одах рисовал грандиозные образы сражений, прославлял русских солдат («Русски храбрые солдаты. В свете первые бойцы»), создавал величественные образы полководцев. В этих одах запечатлелся русский XVIII век, героизм народа. Высоко оценивая героическое прошлое родины, Державин славил человека, когда он того заслуживал, поэтому героями его стихов были или Суворов («На взятие Измаила», «На победы в Италии», «На переход Альпийских гор», «Снигирь»), или солдат-герой, или Румянцев («Водопад»), или простая крестьянская девушка («Русские девушки»). Он славил дела человека, а не знатность, не «породу». Державин поэтизировал мораль деятельной жизни, подвига, мужества. В то же время он обличал зло и с особой беспощадностью тех, кто отступал от высоких обязанностей человека и гражданина. Пророческий дух Библии свободно входил в поэтическое сознание поэта. Слова библейского песнопевца наполнялись у него новым содержанием, выражая русский взгляд и русские чувства живой личности поэта. Державин становится пророком и, судьей, выходит в большой мир на бой за правду: переложение 81-го псалма «Властителям и судиям». Знакомство с этим переложением вы- [15] звало гнев и испуг в придворных кругах. Державина обвинили в якобинстве. Ода «Вельможа» была написана в 1794 году. С 1791 по 1793 год поэт был секретарем Екатерины II. Служба эта открыла ему произвол вельмож, безнаказанность их преступлений, покровительство императрицы своим фаворитам и любимцам. Обобщенный сатирический портрет вельможи строился поэтом на реальном материале: в действиях вельмож узнавали черты всесильных в империи фаворитов и сановников — Потемкина, Зубова, Безбородко. Обличая их, Державин не снимал вины и с императрицы, прощавшей своим любимцам все преступления. Поэзия была той высокой трибуной, с которой Державин-поэт обращался к россиянам с пламенной речью. Он писал о том, что хорошо знал, что видел, что возмущало его, рисовал портреты «с подлинников» — оттого стихотворная речь поэта исполнена энергии, страсти, она выражала глубоко личные, выстраданные убеждения. Кончалось стихотворение выражением веры в народ («О русский бодрственный народ, Отечески хранящий нравы») и созданием образов истинных вельмож — славных сынов отечества, патриотов, героев мира и войны. Из деятелей эпохи Петра Великого Державин называет Якова Долгорукова, бесстрашно говорившего правду грозному царю, не желавшего «змеей сгибаться перед троном»; из современников — честного мужа и крупнейшего полководца Румянцова. Естественно, при жизни Екатерины ода «Вельможа» не могла быть напечатана (она распространялась в списках). Впервые ее опубликовали в 1798 году, уже после смерти Екатерины. Пушкин в «Послании цензору», горячо и гневно обличая царскую цензуру, с гордостью назвал имена писателей, безбоязненно говоривших правду: Радищева («рабства враг»), Фонвизина («Старик превосходный»), Державина — автора «Вельможи» («бич вельмож», «их горделивые разоблачал кумиры»). Декабрист Рылеев высоко ценил талант Державина-сатирика, называл его сатиры «огненными стихами». В 1790-е годы Державин, так смело проводивший реформу оды, так ревниво и упорно шедший по своему пути самобытности, переживал кризис. Эстетический кодекс классицизма, который он отважно преодолевал, все же оказывал на пего влияние. Державин не мог полностью отказаться от канонов оды, от условных и риторических образов, вырваться из плена устойчивой жанровой и стилистической системы. И тогда новое, оригинальное сочеталось в стихах с традиционным. «Невыдержанность» Державина, по-разному проявлявшаяся и в начале, и в конце творчества, никогда не была так сильна, как в одах конца 1780-х и первой половины 1790-х годов. Имея в виду прежде всего такие произведения, Пушкин констатировал: «Кумир Державина 1/4 золотой 3/4 свинцовый...» Белинский об оде «Водопад» писал: «Превосходнейшие стихи перемешаны [16] у него с самыми прозаическими, пленительнейшие образы с самыми грубыми и уродливыми». Кризис, который переживал Державин, усугублялся и общественными обстоятельствами. Главное из них — остро осознаваемая необходимость определения своего места — места поэта в обществе. Выдвинув тему личности, ее свободы, Державин естественно подошел к вопросу о свободе поэта от царской власти. Он помнил, что первый шумный успех ему принесла ода «Фелица». Так вопрос о месте поэта в обществе оказался связанным с вопросом о предмете поэзии. Оригинальное, самобытное, гражданское начало в творчестве Державина толкало его в сторону от двора, а обстоятельства жизни Державина-чиновника все крепче связывали с властью, с Екатериной. Замечательным свидетельством борьбы поэта за свою свободу является послание Храповицкому (1793) — приятелю Державина (он был тоже секретарем Екатерины). Отказываясь писать по заказу и отвечая, в частности, на предложения (почти официальные) Храповицкого написать оду в честь императрицы, Державин высказывает важную мысль: поэт, зависимый от власти, ласкаемый двором, получающий «монисты, гривны, ожерелья, бесценны перстни, камешки», напишет обязательно «средственны стишки». На истинного же поэта, говорит Державин, «наложен долг» «от судеб и вышня трона». И потому его обязанность не царей воспевать, а говорить правду: Ты сам со временем осудишь Меня за мглистый фимиам; За правду ж чтить меня ты будешь, Она любезна всем векам. Последним звеном этой закрепленной в стихах борьбы за независимость поэта является «Памятник» (1795). В нем развернуто глубокое понимание общественной роли поэта, его долга перед отечеством, который он может исполнить только будучи свободным. Державин верил, что его мужественные обличения вельмож и царских фаворитов, провозглашение им истины царям будут оценены потомством. Оттого он ставил себе в заслугу, что «истину царям с улыбкой говорил». Эта формула — «с улыбкой» — объясняется и мировоззрением Державина (он не был радикальным мыслителем и верил в возможность прихода «просвещенного монарха»), и обстоятельствами его жизни. Он сам так объяснял свое положение: «Будучи поэт по вдохновению, я должен был говорить правду; политик или царедворец по служению моему при дворе, я принужден был закрывать истину иносказаниями и намеками» (I, 625). Поэт победил царедворца — Державин говорил правду и истину царям, в том числе Екатерине II. Эта позиция была оценена по справедливости последующими поколениями, и в частности, Пушкиным и Чернышевским. [17] После ухода с поста статс-секретаря Екатерины II Державин обращается вновь к Анакреону. Этот интерес к Анакреону совпал с началом широкого пересмотра в Европе поэзии древнегреческого лирика. Наибольшим успехом пользовалась обновленная с позиций просветительской философии анакреонтика Эвариста Парни, ученика Вольтера. В этих обстоятельствах друг Державина поэт Николай Львов издает в 1794 году свой перевод сборника од Анакреона. К книге он приложил статью, в которой освобождал образ прославленного поэта от того искажения, которому он подвергался на Западе и в России. Его слава, утверждал Львов, не в том, что он писал только «любовные и пьянственные песни» как думал, например, Сумароков. Анакреон — философ, учитель жизни, в его стихах рассеяна «приятная философия, каждого человека состояния услаждающая». Он не только участвовал в забавах двора тирана Поликрата, но и «смел советовать ему в делах государственных». Так Львов поднимал образ Анакреона до уровня просветительского идеала писателя, советодателя монарха. Выход сборника «Стихотворения Анакреона Тийского» — важнейшая веха в развитии русской поэзии, в становлении русской анакреонтики. Он способствовал и расцвету могучего таланта Державина, ставшего с 1795 года писать только анакреонтические стихотворения, названные им «песнями». Долгое время он не печатал своих «песен», а в 1804 году издал их отдельной книгой, назвав «Анакреонтические песни». Обратившись к анакреонтике, Державин новаторски изменил старый жанр и в стихи, утверждавшие право человека на счастье, радость и наслаждение, вдохнул новую жизнь. Автобиографическая тема получила иные и более выразительные возможности для своего поэтического воплощения. Воспевая право человека на счастье и радость, он утверждал еще и его право на независимость от власти. А так как этим человеком был поэт, то анакреонтика Державина изменилась кардинально — ее героем сделался не частный жаждущий наслаждения человек, но свободный независимый поэт. Державинская анакреонтика стала гражданской поэзией («Дар», «Свобода», «Венец бессмертия», «Желание», «О удовольствии»). Это открытие Державина было немедленно освоено и Батюшковым, и Пушкиным-лицеистом. В «Анакреонтических песнях» мы видим две тенденции освоения греческой поэзии. Одна из них — переводы и переделки стихов Анакреона, Сапфо и других поэтов; задачей таких стихов было создание античного колорита («Старик», «Анакреоново удовольствие» и др.), проникновение в дух эпохи и создание образа поэта, передача его поэтической манеры. Так закладывались основы русского антологического стихотворения. Но главным в «Анакреонтических песнях» был изображенный Державиным русский мир, русская жизнь, русские обычаи и нравы, русский [18] характер, переданный живописно и пластично. При этом Державин сохранял свойственную ему «шуточную» манеру рассказа, свободно обращался к фольклору, черпая из него образы, поэтическую лексику, лукавую манеру изъяснять свою мысль («Охотник», «Шуточное желание», «Русские девушки» и др.). Дальнейшим, после выхода сборника «Анакреонтические песни», развитием державинских принципов поэтического изображения окружающего его мира явились такие шедевры лирики, как «Цыганская пляска», «Лебедь» и дружеское послание «Евгению. Жизнь Званская». В описаниях русской жизни Державин сознательно использует античные и фольклорные мотивы, римскую и русскую мифологию (Амур и Лель). Это сочетание античного и русского получает свое теоретическое объяснение и в авторских комментариях к анакреонтическим песням — подобным сближением поэт стремился подчеркнуть общее народное, фольклорное начало каждой национальной поэзии (в духе Гердера, которого хорошо знал Державин). Автобиографизм определяет содержание многих анакреонтических песен. Державин рассказывает не только о своем понимании долга поэта и его места .в обществе, но и о своих друзьях, о своей жене, о своих повседневных заботах и делах. В подобных стихах он настойчиво утверждает право поэта писать о самом обыкновенном в жизни, находить поэтическое в повседневной жизни, в обыкновенных людях, в бытовом укладе жизни русского человека. Такая поэзия прокладывала дорогу будущим поэтам. Разрушая каноны классицизма, отступая от правил, он отказался от общего стиля и создал новый — индивидуальный стиль. Уже в 1780-х годах он изображал реальный мир, отказываясь от идеализации реальности, открывая индивидуальные особенности, которые ей присущи. Пишется ода в честь русских войск, осаждающих крепость Очаков. События происходят осенью. Отказываясь от традиционной аллегории, он и изображает русскую осень во всем ее неповторимом своеобразии («Уже румяна осень носит снопы златые на гумно» и т. д.). Наступившую вслед за осенью зиму Державин изображает так, как она никогда не изображалась в русской поэзии («Идет седая чародейка, косматым машет рукавом»). В анакреонтической песне «К самому себе» поэт признается, что он «горяч и в правде черт». Стих этот возможен только в художественной системе Державина. Он пример внутреннего единства темы и ее стилистического выражения. Речь идет не об отвлеченной добродетели — правдивости, а о свойстве именно характера Державина; отсюда и выражение его в индивидуальной поэтической форме — «в правде черт», несущей точную информацию о духовном облике поэта. [19] Индивидуальность стиля рождала поразительную смелость многих образов Державина, так привлекавшую поэтов XIX и XX веков. Поэтичность слова у Державина возникала каждый раз заново в зависимости от объекта изображения и личности поэта. Гоголь, высоко ценя своеобразный слог, называл его «крупным», так как «это происходит от необыкновенного соединения самых высоких слов с самыми низкими и простыми,) (что запрещалось классицизмом). В качестве примера он приводил из стихотворения «Аристипова баня» (органически близкого «Анакреонтическим песням» ) строки о «величественном муже», который, «исполнив все, что нужно, на земле, — И смерть, как гостью, ожидает, Крутя, задумавшись, усы». В анакреонтической песне «Зима» (1804), написанной в форме диалога поэта с музой, она предстает перед читателем в необычном виде: Что ты, муза, так печальна, Пригорюнившись сидишь? Сквозь окошечка хрустальна, Склоча волосы, глядишь... Наивысшего успеха в создании объективного образа конкретно-исторической личности Державин добился в стихотворении «Снигирь» (1800), посвященном памяти Суворова. Суворов, нарисован в единстве черт и свойств великого мужа и конкретной личности. Общее и частное сливается воедино, гениальный полководец и обаятельный характер самобытного русского человека — вот что такое державинский Суворов, созданный по законам индивидуального «крупного слога», основанного смешением высоких и низких слов. Художественное новаторство Державина в изображении реального человека в окружении подлинных обстоятельств и событий его жизни, быта, природы, вещей создало условия для открытия «тайны национальности» человека, сделало поэта способным раскрыть национальную обусловленность характера, прежде всего своего лирического героя. Поняв, что люди отличаются друг от друга не только индивидуальностью своей личности, но и национальным характером, он и в анакреонтике стал искать пути воплощения в слове этого своеобразия. И здесь поэт счастливо обратил внимание на фольклор. Душа всякого народа запечатлена в том искусстве, которое он сам творит — в песне, пословице, сказке, танце. Через танец Державин раскрывал русский характер в стихотворении «Русские девушки», цыганский — в «Цыганской пляске». Поэт ставил перед своей поэзией не предусмотренную никакими эстетическими кодексами художественную задачу — раскрыть национальные грани характера. И не традиция, а сама жизнь, народное искусство подсказывали средства ее решения. В исполнении танца проявля- [20] ется темперамент и психологический склад человека. Увиденные и запечатленные поэтом движения, жесты, пластика человеческого тела передавали душевное состояние, выявляя натуру. «Исполнясь сладострастну жару», цыганка пляшет, и все в ней — исступление, страсть, огонь. А вот как танцуют русские девушки: ...склонясь главами, ходят, Башмачками в лад стучат, Тихо руки, взор поводят И плечами говорят... Художественно решить задачу раскрытия «тайны национальности» мог только новый, созданный Державиным индивидуальный стиль. В «Песнях» Державина читатель встречался с неожиданными, казалось, удивительно прозаическими словами: «Как сквозь жилки голубые льется розовая кровь», «Неистово, роскошно чувство, нерв трепет, мление любви». Кульминация напряженного яростного чувства и страсти пляшущей цыганки были выражены такими словами: Да вопль твой эвоа! ужасный, Вдали мешаясь с воем псов, Лиет повсюду гулы страшны, А сластолюбию — любовь. Все эти слова — «жилки голубые», «нерв трепет», «вопль», «вой псов» и многие другие — поэтическими становятся только в контексте данных стихотворений, приобретают поэтическое значение только в системе индивидуального стиля Державина. Блистательным итогом поэтической деятельности Державина начала XIX века явилось стихотворение «Евгению. Жизнь Званская» (1807). Жанрово свободное, оно опирается на открытия, совершенные в реформированной оде; не являясь собственно анакреонтической «песней», оно обобщало накопленный в анакреонтике опыт изображения человека, обнаружения поэзии жизни действительной, живописания картин русской северной природы. В «Жизни Званской» Державин еще и еще раз демонстративно утверждает свободу творчества поэта, его независимость от двора, власти царя и вельмож. Первоначально стихотворение называлось «Жизнь моя на Званке» — поэт подчеркивал свою независимость, блаженство жизни того, «кто менее зависит от людей», живет вдали от столицы, предаваясь творчеству и «покою». «Возможно ли сравнить что с вольностью златой, с уединением и тишиной на Званке»? «Жизнь Званская» — это первая в русской поэзии смелая попытка [21] создания романа в стихах. Предметом поэзии у Державина стала жизнь обыкновенного человека, его интересы, мысли и занятия, описанные за один день — с утра до позднего вечера. Точное и красочное описание быта не делало поэзию низкой. По Державину, человек — хозяин мира. Его стремление к независимости, к счастью, труду, наслаждениям, покою естественно, и все в земном мире должно служить этому. «Жизнь Званская» явилась и программой для русской поэзии в понимании и изображении поэта и его творчества. В стихотворении «Лебедь» Державин писал о себе, что он в «двояком образе нетленный» «Двоякий» образ раскрывался во многих стихотворениях, но раздельно: в одних говорилось об эмпирическом Державине-человеке, в других — о Державине-поэте и его творчестве. В «Жизни Званской» наметилось стремление к созданию в одном стихотворении единого образа человека эмпирического и творческого. Здесь Державин раскрыт и как частный человек со своими вкусами и привычками, со своим бытом, и как поэт, занятый творчеством в условиях и обстоятельствах обыкновенной жизни в своем имении. Удивительна и воистину чудесна судьба этого стихотворения — оно оказало огромное влияние на многих поэтов начала века и особенно сильное на Батюшкова (написавшего вслед за Державиным «Мои пенаты») и Пушкина. Трижды на протяжении двадцати лет Пушкин обращался к «Жизни Званской», и на каждом новом этапе творчества это послание оказывалось ему нужным. Державинскую силу Пушкин черпал уже в лицее, самостоятельно обращаясь к анакреонтике Державина, к его стихам последних лет. Осваивая его опыт, он написал: «Красавице, которая нюхает табак» (1814), «Городок» и «Послание к Юдину» (1815). Вступавшего на поэтическую стезю лицеиста Пушкина привлекали программные идеалы Державина — независимость поэта, автобиографичность, точность в передаче окружающего мира. В «Жизни Званской» Державин писал: Бьет полдня час, рабы служить к столу бегут; Идет за трапезу гостей хозяйка с хором. Я озреваю стол... … Багряна ветчина, зелены щи с желтком, Румяно-желт пирог, сыр белый, раки красны, Что смоль, янтарь — икра, и с голубым пером Там щука пестрая — прекрасны! Увидеть и выразить поэзию действительности, даже поэзию буднично-прозаического обряда обеда было по плечу только гениальному поэту [22] Это и привлекало и зачаровывало Пушкина. Он учился идти по только что проложенной тропе, а когда не хватало собственного жизненного опыта, считал себя вправе воспользоваться достижением Державина. Потому он написал: Но вот уж полдень. В светлой зале Весельем круглый стол накрыт; Хлеб-соль на чистом покрывале, Дымятся щи, вино в бокале, И щука в скатерти лежит... В этом описании соседствуют собственные воспоминания об обедах в Захарове, и заимствованное — щука в скатерти обеденного стола — державинская! Ученик отдал дань учителю. В годы южной ссылки Пушкин-романтик решительно пересматривает свои эстетические убеждения, опираясь на открытия Державина и на свой опыт освоения этих открытий в лицейскую пору. Вершинным итогом этого процесса явилось рождение замысла реалистического романа в стихах, который окончательно сформировался в мае 1823 года. И здесь на помощь Пушкину и его новаторской задаче вновь пришел Державин, и прежде всего «Жизнь Званская». Открытия Державина исторически были так важны, что Пушкин, вступивший на самостоятельный путь реализма, не мог не воспользоваться его художественным опытом при написании первого русского реалистического романа. И в дальнейшем чем полнее и ярче проявлялся гениальный дар Пушкина-поэта, чем значительнее оказывалась его роль в формировании русского реализма, тем острее ощущал он свою связь с предшественниками, тем настойчивее говорил в своих произведениях о торжестве закона преемственного развития литературы. И вновь на первом месте был Державин. В 1833 году, осенью, Пушкин прибыл в Болдино. Любимая пора творчества способствовала и на этот раз успешной работе. Одновременно с многими крупными произведениями («Медный всадник», «Пиковая дама» и др.) в октябре было написано гениальное стихотворение «Осень». Внутренне связанное с ними, стихотворение оказалось своеобразным лирическим дневником, запечатлевшим творческое воодушевление поэта, характер работы, душевное состояние и тревожные думы, так мучившие его в ту осень. «Осень» — одно из вершинных созданий Пушкина-лирика, важнейшая веха в развитии реалистической лирики. Но в то же время у него были корни в предшествовавшей традиции. Пушкин сознательно подчеркнул это, взяв эпиграфом стих из державинской «Жизни Званской»: «Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?» «Жизнь Званская» — первый опыт в новом, идущем в русле «поэзии действительности» решении темы творчества и поэта. Именно здесь поэт раскрыт в своей биографической конкретности и бытовом окружении. Здесь истоки [23] пушкинской способности, неоднократно подчеркивавшейся Белинским, делать поэтическими самые прозаические предметы, вещи, явления. В литературном наследии Державина особое место занимают «Записки» — воспоминания о его жизни от рождения до 1812 года. Подготовив собрание своих стихотворений в пяти томах (четыре тома вышли в 1808 году, пятый — позже, в год смерти поэта — в 1816 году), Державин решил написать воспоминания. В стихах он запечатлел свой поэтический образ — «Записки» призваны были рассказать о судьбе Державина-человека, государственного чиновника. С гордостью он писал о своей жизни: «Без всякой подпоры и покровительства, начав со звания рядового солдата и отправляя через двенадцать лет самые нижние должности, дошел сам собой до самых высочайших». В самом деле: в 1803 году он вышел в отставку с поста министра юстиции, будучи сенатором и действительным тайным советником. Воспоминания писались с 1811 по 1813 год. Впервые опубликованы в 1859 году в журнале «Русская беседа». В следующем году они вышли отдельной книгой. «Записки» рассказывали о головокружительной карьере в сословном государстве. Но подлинное их содержание — раскрытие духовного развития Державина, оказавшегося свидетелем и участником крупнейших событий политической истории России (переворот 1762 года, в результате которого власть захватила жена убитого императора Петра III Екатерина Алексеевна, пугачевское восстание, царствование Павла и Александра, приблизивших к себе поэта). Оттого своей рукой он озаглавил воспоминания так: «Записки из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающих в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина». Для большей объективности повествования оно ведется от третьего лица, Державин как бы смотрит на себя со стороны. Особенностью «Записок» является их информативность, они богаты историческими и биографическими фактами. Обращение Державина к жанру мемуаров исторически закономерно. Интенсивно развивавшаяся на протяжении века идея личности (начиная с Петровской эпохи) породила у многих самого различного положения людей желание написать в конце жизни воспоминания о прожитом и увиденном. Мемуары писались и известными деятелями — Дашковой, Фонвизиным,— и простыми чиновниками типа Винского, озаглавившего их многозначительно — «Мое время». О своем времени и о себе и рассказывал в «Записках» Державин. Судя по рукописи «Записок», Державин успел создать только черновой вариант воспоминаний. В последующие годы поэт не возвращался к «Запискам», они не были отредактированы, стилистически и композиционно не выправлены. Отсюда неоправданные длинноты в описании некоторых событий, повторы, смешение серьезных и важных исторических фактов с мелочными, случайными замечаниями. Чтение «Записок» [24] убеждает, что Державин был плохой прозаик, талант весь был отдан поэзии. И все же, как справедливо писал Чернышевский в рецензии на отдельное издание «Записок», по многочисленным «происшествиям», «как неудовлетворительно ни были рассказаны, как бы неискусно они ни были подобраны автором мемуаров, все-таки знакомишься с нравами того века, с тем, что и как делалось тогда на белом свете» 1. Более того, те же «происшествия.» отлично характеризуют службу Державина — его исполнительность, требовательность к окружающим и к самому себе, постоянную борьбу с взяточниками и нарушителями законов, борьбу за справедливость, за честное выполнение обязанностей гражданина. Так было и когда он служил у Вяземского в Сенате, и исполнял должности Олонецкого и Тамбовского правителя, и был назначен секретарем по принятию «челобитен» при Екатерине II. Нередко в этой борьбе Державин проявлял мужество, смелость, не уступая перед авторитетом вельмож и фаворитов, в отстаивании правды и справедливости. «Записки» писались для потомства. В конечном счете Державин свою задачу выполнил — рассказал о своей жизни, о своей службе, обогатив читателя множеством биографических и общеполитических фактов. «Записки» дополнили представление о его личности, блистательно запечатленной в его стихах. В творчестве Державина, как в фокусе, сосредоточились итоги поэтического развития XVIII века. История свидетельствует, что именно поэзия Державина последнего анакреонтического периода обусловила его место в литературном движении 1800—1810-х годов, Державин оказывал влияние на многих поэтов. Рылеев, например, начинал свой путь анакреонтикой, следуя открыто за Державиным. Естествен был его выход к гражданским стихотворениям. В думе «Державин» дана не только высокая оценка гражданской поэзии великого поэта — в ней запечатлелось личное чувство поэта-декабриста к своему учителю. К сожалению, историко-литературная наука до сих пор не дает должной оценки новаторству державинской анакреонтики, его творчеству 1800-х годов, то есть зрелого периода. Старая традиция — видеть в Державине певца Фелицы, известного одописца — гипнотически действует на ученых. Оттого место и роль Державина в литературном процессе начала века оказываются непонятными и невыясненными. Об «Анакреонтических песнях» в современных историях русской литературы (первой половины XIX века), как правило, не упоминается даже в обзорах, посвященных именно литературе 1800-х годов! «Жизнь Званская» или замалчивается, или об этом стихотворении пишут как об образце «бытописи _____ 1. Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч. М., 1950. Т. 7. С. 326. [25] и пейзажа». Державина хвалят за то, что он первым в русской поэзии дал «описание помещичьей жизни»! Державин, как мы видели, сопровождал Пушкина в течение всей его творческой жизни. И Белинский постоянно подчеркивал преемственность Пушкина по отношению к Державину. В частности, он писал: «Поэзия Державина есть безвременно явившаяся... поэзия пушкинская, а поэзия пушкинская есть вовремя явившаяся... поэзия державинская». Г. П. Макогоненко [26] Цитируется по изд.: Державин Г.Р. Сочинения. Л., 1987, с. 3-26. На главную страницу Г.Р. Державина
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |