Филиппов Михаил Михайлович

1858—1903

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Филиппов Михаил Михайлович

Манн Ю.

М.М. Филиппов – критик и историк русской литературы

I

Краткую характеристику Михаила Михайловича Филиппова как литературоведа целесообразно начать небольшой историко-литературной справкой.

В 1911 г. Г. В. Плеханов в одной из своих работ о В. Г. Белинском высказал мысль, что основоположник теории реализма в России еще плохо понят русским обществом: «Его чрезвычайно охотно признавали и признают „великим сердцем“. А когда зайдет речь об его уме, то тут в голосе его горячих хвалителей начинает слышаться неуверенность» 1. Охотнее говорят о Белинском — критике, чем о Белинском — философе, социологе, мыслителе. Таково, например, отношение к В. Г. Белинскому критика и публициста Н. Михайловского; автора книги «Белинский в оценке его современников» С. Ашевского и др. В известной мере работы Плеханова о Белинском возникли как реакция на эту распространенную точку зрения.

Статьи Плеханова, в которых Белинский показан как философ и социолог, широко известны; они по праву заняли видное место в обширной литературе о великом критике. Но мало кто знает — в том числе и специалисты — что еще до Плеханова аналогичную задачу поставил перед собой (и в известной мере решил) другой исследователь — М. М. Филиппов.

Вот что писал о Белинском Филиппов в 1894 г. в пятой статье из цикла «Судьбы русской философии»: «Этот основатель настоящей русской философской критики, конечно, заслуживает особого места в истории русской философии; но до настоящего времени это место за ним оспаривается. Говорю не о юродствующих декадентах, не о „хладных сердцем скопцах“... но о серьезных и добросовестных ученых и исследователях. Ни в одном из до сих пор появившихся очерков по истории русской философии имя Белинского не удостоено даже упоминания. Невероятно, но это так» 2.

М. М. Филиппов здесь предваряет свою следующую, шестую, статью «Судеб русской философии», посвященную Белинскому. Задержимся несколько подробнее на этой статье — несомненно самой значительной его работе по истории русской литературы и общественной мысли.

Филиппов отмечает, что за «переворотами» во взглядах Белинского исследователи подчас не видят ѳго внутренней эволюции. При этом Филиппов останавливается на наиболее сложном периоде философских исканий Белинского, на его так называемом «примирении с действительностью». В то время в литературоведении была принята сугубо отрицательная оценка этого периода, как некоего срыва в развитии Белинского, временного его заблуждения.

_______

1. Г. В. Плеханов. Сочинения, т. XXIII. М.— Л., 1926, стр. 263.

2. «Русское богатство», 1894, № 8, стр. 145.

[336]

Филиппов глубже проник в диалектику развития Белинского. Исследователь приходит к выводу, что «пресловутое примирение с действительностью», несмотря на весь его чудовищный политический и общественный консерватизм, имело одну сторону, непосредственно примыкавшую к реализму». Эта сторона — усвоение Белинским гегелевской диалектики, что подготовило переход русского мыслителя к материализму (термин «реализм» у Филиппова адекватен понятию материализм). «Каковы бы ни были недостатки собственной философии Гегеля,— заключает Филиппов, — он указал своим ученикам путь, по которому сумели пойти избранные».

Чрезвычайно ценно, что, будучи в то время в России одним из лучших знатоков истории философии, М. М. Филиппов осмысляет эволюцию В. Г. Белинского, так сказать, в общеевропейских категориях. Он подчеркивает, что развитие критика в 40-е годы явилось частным выражением общего процесса: «разложения» гегелевской школы на правое и левое крыло (так называемые «младогегельянцы»), причем Белинский оказался в стане «избранных», т. е. тех, кто стремился переработать гегелеву диалектику в атеистическом и революционном духе 3. Следует только добавить, что эта «переработка» осуществлялась Белинским подчас удачнее и плодотворнее, чем многими «младогегельянцами».

Интересны замечания Филиппова по поводу отдельных работ Белинского, например, о более конкретной, по сравнению с Ф. Шеллингом, философской направленности «Литературных мечтаний»: «Шеллинг, туманный Шеллинг, вдруг исчезает куда-то; из космического тумана, из мира слепых, неизведанных сил, мы вдруг переносимся прямо в наш скорбный мир, с его „сильными земли“, с его „змеями, ползущими между тиграми“ и „тиграми между овцами“». И далее: «„не только улыбка красоты“, но и бурные приливы и отливы выражают для Белинского жизнь идей, не одна гармония, но „борьба начал и веществ“ составляет жизнь». Сейчас эти мысли, как говорится, вошли в научный обиход, стали общепризнанными; но высказал их и развил Филиппов едва ли не первым.

Можно привести и другие очень свежие для своего времени наблюдения и выводы М. М. Филиппова: например, об отношении Белинского к утопическому социализму, носившему весьма трезвый характер; об его критике русского общинного быта и др.

К концу прошлого века уже существовал ряд ценных работ о В. Г. Белинском, например двухтомный труд А. Н. Пыпина «Белинский, его жизнь и переписка» (1876), которым пользовался

_____

3. Эту мысль М. М. Филиппов высказал и в своей более поздней работе «Гегель и Белинский об искусстве»: «Белинский не только постиг смысл „разумной действительности“, но прошел и те ступени эволюции философской мысли, которые почти одновременно были пройдены в самой Германии представителями радикального гегельянства» («Памяти В. Г. Белинского. Литературный сборник». М., 1899, стр. 94).

[337]

Филиппов. Но в изучении собственно философской эволюции Белинского он мог опираться только на революционно-демократическую критику: прежде всего на «Очерки гоголевского периода русской литературы» Н. Г. Чернышевского. Тем самым определяется историко-литературное значение работы Филиппова: она располагается, так сказать, на направлении, ведущем от «Очерков гоголевского периода русской литературы» Чернышевского к циклу статей Плеханова, непосредственно предвосхищая многие выводы и наблюдения последнего 4.

Как уже говорилось, очерк о В. Г. Белинском — только часть большого труда М. М. Филиппова «Судьбы русской философии». По замыслу автора, в этом труде должна была предстать широкая панорама русского философского развития с начала XIX веке. Не все части труда равноценны, что вполне понятно: Филиппов поставил перед собою сложную, синтетическую задачу в то время, когда отдельные «участки» истории русской философии еще не были обследованы и изучены. Но некоторые разделы «Судеб русской философии», в частности те, в которых рассматриваются проблемы эстетики, представляют определенный интерес и для сегодняшнего читателя. Прежде всего это разбор эстетических взглядов А. Галича, И. Давыдова и других русских философов и литературоведов начала прошлого века.

Написанные в свойственной М. М. Филиппову свободной, эссеистской манере «Судьбы русской философии» изобилуют меткими оценками, замечаниями по поводу, подчас выходящими за определенные автором тематические рамки. Так, в главе, посвященной работам А. Галича, читатель найдет следующую оценку ряда произведений А. С. Пушкина, в которых видели отстаивание теории чистого искусства в ее традиционном выражении: «Теория искусства для искусства, в том ее сильнейшем выражении, какое ей впоследствии было придано Пушкиным, явилась в первый раз как протест против порабощения художника, от чего бы оно ни зависело, хотя бы от вкусов просвещенной черни и официальных ценителей искусства» 5. Другими словами, Филиппов выступает за исторический подход к теории чистого искусства и указывает, что в условиях, когда «целью искусства признавалось воскурение фимиама меценатам, или снотворное дидактическое творчество, или составление патриотических Россиад», занятая Пушкиным

________

4. Эти совпадения распространяются даже на некоторые частности. Можно привести такой пример. Г. В. Плеханов опровергал мнение, согласно которому В. Г. Белинский, не владея немецким языком, не мог усвоить философию Гегеля. Г. В. Плеханов писал, что В. Г. Белинский наскоро, подчас по одним намекам, разбирался в философских системах. У М. М. Филиппова мы находим сходную мысль: «Смешно читать статьи некоторых новейших псевдокритиков, говорящих о Белинском с высоты своего знания немецкой философии... Белинский многое угадывал по одним намекам...»

5. «Русское богатство», 1894, № 4, стр. 71—72.

[338]

позиция «гордого творчества» была и оправданной и прогрессивной. Невольно опять напрашивается сравнение с Плехановым, который несколько позднее, анализируя стихотворения Пушкина «Ответ анониму», «Поэт» и другие, пришел к аналогичным выводам 6. Не все замечания и выводы М. М. Филиппова были реализованы в последующих литературоведческих работах. Достаточно вспомнить его проницательные — правда беглые — заметки о статьях И. В. Киреевского. Этот замечательный критик, о чьих первых выступлениях тепло отзывался Пушкин, еще не оценен по достоинству нашей наукой.

В цикле работ М. М. Филиппова «Судьбы русской философии» выделяется его очерк о Н. И. Надеждине. Очерк резко полемичен: он направлен против тех, кто решил «поставить Надеждина на незаслуженный им пьедестал» 7, кто считает его предшественником Белинского. Филиппов указывает на работы С. Трубачева, А. Скабичевского, но в первую очередь несомненно противопоставляет свою точку зрения взгляду Н. Г. Чернышевского, хотя имя последнего в очерке не упоминается. Ведь именно Чернышевский первый назвал Н. И. Надеждина «одним из замечательнейших людей в истории нашей литературы» и указал, что его критика «была приготовительницею последующей критики», т. е. критики Белинского.

Возражения М. М. Филиппова остроумны, но недостаточно

справедливы. Вопрос о значении деятельности Н. И. Надеждина подчас подменяется вопросом о его личном воздействии на Белинского. Это воздействие действительно было невелико, хотя отрицать его полностью неправильно; оно проявлялось и в прямой и в опосредованной (в частности, через Н.В. Станкевича) форме. Но с историко-литературной точки зрения важна прежде всего объективная роль Надеждина как крупнейшего до Белинского представителя русской философской критики. Эта роль не отмечена Филипповым; полемический задор явно берет верх над свойственной ему обычно обстоятельностью и аргументированностью изложения. Нужно добавить, что это мнение о Надеждине позднее подхватил С. А. Венгеров. Ссылаясь на работу Филиппова 8, он также стремился опровергнуть взгляд на Надеждина как на предшественника Белинского.

Однако, несмотря на ошибочную оценку Н. И. Надеждина, труд М. М. Филиппова «Судьбы русской философии» сохраняет свое научное значение. Это была одна из первых попыток рассмотреть историю русской эстетической, философской, экономической мысли в ее тесных связях с историей общественного движения.

____

6. См. статью Г. В. Плеханова «Литературные взгляды В. Г. Белинского» (глава VI).

7. «Русское богатство», 1894, № 9, стр. 149.

8. См. комментарий С. А. Венгерова к Полн. собр. соч. В. Г. Белинского (т. I. СПб., 1900—1917, стр. 397).

[339]

II

Другие работы М. М. Филиппова, включенные в настоящий сборник, дают читателю возможность составить более полное представление о его литературно-критической деятельности.

Работа о Н. А. Добролюбове — это краткий биографический очерк о великом критике. Хорошо обрисован психологический облик Добролюбова — его глубоко любящая, нежная душа. Раскрыта напряженная внутренняя жизнь критика, выявлены черты своеобразного рыцарства, свойственного поколению шестидесятников. «Слишком снисходительный и доверчивый к другим, Н. А. Добролюбов был в то же время слишком строг, можно сказать, слишком недоверчив к самому себе». Внимательно прослежена эволюция взглядов критика, особенно рост его атеистических воззрений, освобождение от мнимо патриотических и других иллюзий и предрассудков.

Хотя Филиппов не ставит своей целью разбор собственно критической, творческой деятельности Н. А. Добролюбова, но он дает почувствовать некоторые главные ее черты — революционную устремленность, «гуманность, уважение к человеческому достоинству».

Опубликованный в 1901 г. в виде предисловия к шестому изданию сочинений Добролюбова, очерк имел в свое время определенное научное значение. Филиппов исправил некоторые неточности в работе своего предшественника А. М. Скабичевского, автора биографии Добролюбова, помещенной в пятом издании его сочинений в 1896 г.; отвел от Добролюбова многие упреки, высказанные «с грошово-либеральной точки зрения»; освободил его образ от ряда непреднамеренных и нарочитых искажений.

Работы Филиппова вводили в научный оборот новые материалы: исследователь воспользовался воспоминаниями своего отца, Михаила Абрамовича Филиппова, сотрудничавшего в некрасовском «Современнике». Обращался он за помощью и к брату Н. А. Добролюбова — Владимиру Александровичу, который предоставил в его распоряжение свои рукописные воспоминания.

Когда очерк М. М. Филиппова был опубликован, В. А. Добролюбов взволнованно писал автору: «От всего сердца благодарю Вас за Ваш труд, за теплое честное отношение к моему брату, которое, при чтении его биографии, разве у единиц только не вызовет лучших чувств, не согреет их и не побудит стать, хотя временно, добрее и честнее...» 9.

_____

9. «Исторический архив», 1958, № 6, стр. 121

[340]

Как правильно отмечает В. В. Жданов 10, интерес Филиппова к людям 60-х годов был глубоко характерен для всего его творческого облика. Н. А. Добролюбова, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Некрасова он воспринимал не только как выдающихся литераторов, но как людей, лично близких ему. Это чувствуешь, когда знакомишься и с другой работой Филиппова, посвященной Некрасову.

Биографическая часть очерка, разумеется, утратила сейчас свое научное значение, но современному читателю она будет интересна как яркий пример борьбы за Некрасова. Надо сказать, что последующие исследования подтвердили многие суждения Филиппова, например, его оценку редакторской деятельности Некрасова, отстаиваемую в полемике с Н. Михайловским.

Много внимания уделяет Филиппов творческой манере Некрасова. Для него неприемлем такой подход к Некрасову, когда всемерно подчеркивают гражданское и этическое значение его поэзии, «совсем забывая о нем как о художнике». Филиппов остро ощущает обаяние музы Некрасова, хотя некоторые ее черты оценивает не всегда точно, иногда превратно. Известно, что творчество каждого большого поэта — это новый мир, требующий от читателя соответствующей адаптации. Суждения Филиппова интересны как факт уяснения поэтического новаторства Некрасова, вызывающего ломку привычных эстетических представлений.

Для М. М. Филиппова-критика характерно то, что он особо отмечает трезвость Некрасова, его враждебность идеализации и беспочвенным иллюзиям. Эта мысль — лейтмотив всей статьи — объясняет и некоторые содержащиеся в ней неточные выводы. Так, отрицание Филипповым преемственности творчества Н. А. Некрасова по отношению к А. В. Кольцову — что само по себе, конечно, неверно — вызвано тем, что он выдвигает на первый план критическую сторону поэзии Некрасова: «Земледельческий труд лишается всей своей поэзии, представляется в самом неприглядном виде. Этого не могут простить Н. А. Некрасову разные почвенники и славянофильская фракция народников, усматривающая фальшь там, где дана вполне реальная правдоподобная картина».

Направление статьи о Некрасове станет еще очевиднее, если сопоставить ее с другой, значительно более ранней работой Филиппова. В 1886 г. он опубликовал статью «Народник-идеалист», содержавшую разбор романа Н. Н. Златовратского «Устои». Филиппов отмечает противоречия в нарисованной писателем картине: с одной стороны, дифференциация крестьян — опровержение взгляда, подводящего «весь народ к одному знаменателю»; с другой — идеализация деревенской общины. Мечтательную идеализирующую сторону романа он решительно отвергает. «Уж если Златовратский действительно хотел найти представителей ,,наи-

______

10. В. В. Жданов. О литературных работах М. М. Филиппова.— В кн.: М. М. Филиппов. Этюды прошлого. М., Изд-во АН СССР, 1963, стр. 360.

[341]

лучшего типа общественных отношений“, возможных в данное время для народа, то ему следовало обратиться к жизни некоторых сектантов, каковы, например, штундисты, да и многие великорусские секты, например сютаевцы» 11, — замечает Филиппов.

В статье о Некрасове продолжается и в известной мере подытоживается это трезво-аналитическое направление критики. Неслучайно Филиппов здесь вновь, по контрасту с Некрасовым, вспоминает Златовратского: «Нельзя же учеником его (Некрасова. — Ю. М.) считать... Златовратского с его „Золотыми сердцами“ и идеализацией крестьянского быта».

Статья о Златовратском вводит нас, собственно, еще в одну область творчества Филиппова — уже не литературоведа, а критика, «оценщика» современных ему произведений литературы. В разные годы Филиппов опубликовал ряд биографических статей и заметок — о произведениях Г. И. Успенского, В. И. Немировича-Данченко (1885), о М. Е. Салтыкове-Щедрине (1889) и т. д.

Но более или менее систематически Филиппов стал выступать как критик после 1894 г., в тот период, когда он редактировал журнал «Научное обозрение». Читатель настоящего сборника может познакомиться с тремя статьями этого периода: одна из них посвящена роману Л. Н. Толстого «Воскресение», а две другие — творчеству А. М. Горького.

Первая статья появилась в тот момент, когда широко развернулась собственно проповедническая деятельность Толстого. Филиппов называл себя противником Толстого-моралиста и справедливо отмечал, что его учение «оставляет без внимания все сложные, исторически упрочившиеся связи, создающие сферу социальной несвободы. Отбросив их мысленно, Толстой полагает, что они и фактически перестали существовать». В своей статье Филиппов стремился показать слабость морали Толстого, поскольку «Воскресение» служит ее «художественным пояснением».

Надо сказать, что последняя формулировка не совсем точна — и в отношении романа и в отношении цели статьи. На самом деле М. М. Филиппов подходит к «Воскресению» не столько как к «пояснению», сколько как к художественному опровержению авторской «морали» он критикует Толстого-моралиста, опираясь на Толстого-художника. Главная цель критика — доказать, что причина «перемены» Нехлюдова заключена скорее в совокупности общественных условий, чем в его злой воле; что, с другой стороны, путь индивидуального спасения и самоисправления бесперспективен и не сулит социального обновления. «Это то же самое, как если бы вопрос о рабстве был поставлен в зависимость от покаяния плантаторов», — замечает Филиппов. Он доказывает свою мысль с помощью материала самого романа, анализируемого обстоятельно и, как правило, точно. Наиболее интересен разбор об-

_____

11. «Дело», 1886, № 6, раздел IX, стр. 97—98.

[342]

раза Катюши, а также замечания о психологической правде отношений Катюши к Нехлюдову и к Симонсону. Филиппов и здесь не упускает возможности подчеркнуть превосходство большого художника «над средней руки беллетристами», которые простоту и суровую жизненную правду приносят в жертву «мелодраматическим эпизодам».

Как большого писателя, продолжающего трезво-реалистическое направление русской литературы, воспринял Филиппов и Максима Горького. Он в числе самых первых дал обстоятельный критический разбор повести «Фома Гордеев», высказал интересные суждения о рассказах «Супруги Орловы», «Коновалов», «Бывшие люди» и др.

Одно из главных положений статьи Филиппова — о родственности таланта М. Горького Ницше, Штирнеру и другим «представителям индивидуализма» — может показаться неожиданным. Между тем эту мысль нельзя понимать изолированно, вне контекста идей, которые развивались Филипповым в работах конца 90-х — начала 900-х годов. В статье о Ницше, — кстати говоря, одной из первых серьезных работ о нем в русской критике — Филиппов писал, что новейший субъективизм характеризуется выдвижением во главу угла изолированной личности, которой враждебны общественная среда, связи, традиции и т. д. Для Филиппова это — нереалистическая точка зрения, потому что в действительности «понятие о личности теряет... смысл вне общественности: оно представляет не нечто прирожденное человеку, а продукт социального творчества» 12.

Говоря об индивидуализме в современной русской литературе, М. М. Филиппов пишет: «В своем очерке о Горьком... (в статье „О Максиме Горьком“, помещенной в настоящем издании. — Ю. М.) я пытался уже показать, что конечный смысл философии этого писателя сводится к освобождению личности от всяких общественных пут, хотя бы это достигалось ценою самой жизни. Этот самоубийственный исход вытекает, впрочем, лишь из поразительного реализма Горького, который видит, как беспощадна жизнь к тем, кто в корне отрицает ее условия» (курсив мой. — Ю. М.) 13.

Поэтому было бы ошибочно понимать замечание о родственности М. Горького «современному индивидуализму» как их отождествление. Это не более, чем указание на заступничество Горького за человека, являющего собою «нечто цельное, не укладывающееся ни в какие социальные рамки, но требующего полного осуществления, неограниченного простора». Но Горький не был бы реалистом, если бы отвлекся от второй стороны проблемы — от жестоких «условий» жизни, вне которых никакая личность действовать не в состоянии. Отсюда «самоубийственный исход» инди-

______

12. «Научное обозрение», 1901, № 3, стр. 207.

13. Там же, стр. 208.

[343]

видуалистического бунта у Горького. (Надо добавить, что современное горьковедение отрицает всякую близость Горького к Ницше).

Пояснением этому может служить разбор бунта Фомы Гордеева, причем, как подчеркивает критик, «не то ли самое можно сказать и по отношению ко многим героям рассказов Горького?..»

Как ни справедливы, ни страстны обличения Фомы, они ничего не смогли изменить. «И я вижу, — отмечает Филиппов, — замечательный объективизм автора в том, что он никогда не охорашивает своих героев и не приписывает им таких подвигов, которые им совершенно не под силу».

Верный трезво реалистическим традициям критики Филиппов ценит М. Горького, как и Толстого, за правдивое изображение жизни в целом — «совокупности общественных уз».

Статьи Филиппова о М. Горьком были написаны до появления пьесы «Мещане», романа «Мать» и других более поздних произведений. Этим объясняется то, что критик отрицал причастность Горького к марксизму. Тем не менее он сумел выявить некоторые новые черты реализма М. Горького. Например, Филиппов отметил, что «люди везде являются у него активными строителями, а не пассивными жертвами среды». Вообще характерен акцент критика на протестующих, бунтарских нотах горьковского творчества, что, кстати, почувствовали и читатели статей Филиппова.

Так, Леонид Андреев, основываясь на рассказах тех, кто читал первую статью еще до опубликования, писал в марте 1901 г. Горькому: Филиппов «нашел слово, которое так метко и удачно определяет вас в литературно-общественном отношении, что поистине должно стать крылатым. Он назвал вас „буревестником“, а еще бы вернее назвать буреглашатаем, вы не только сообщаете о грядущей буре, вы бурю зовете за собой» 14.

III

У каждого критика и литературоведа есть своего рода художественный «базис» — тот эстетический материал, на котором строятся его взгляды, симпатии, метод анализа. В работах Филиппова такой «базис» угадывается без труда: это В. Г. Белинский, затем шестидесятники — Н. А. Добролюбов и Н. Г. Чернышевский. К их эстетическому кодексу восходит в конечном счете та трезвость, вражда к мечтательному идеализму, которые проявились в суждениях Филиппова о Н. А. Некрасове, Н. Н. Златовратском, Л. Н. Толстом, М. Горьком.

____

14. «Красная газета» (вечерний выпуск), 1928, № 89, стр. 2 (В статье М. М. Филиппова нет слова «буревестник». Возможно, что оно было вычеркнуто цензурой).

[344]

М. М. Филиппов настаивал на значении критерия «объективности» в творчестве. В статье «Красота и правда в искусстве», посвященной, в основном, толстовскому определению искусства, он писал: «Было бы ошибкою измерять достоинство художественного произведения одною способностью сочувствия или несочувствия художника изображенным им явлениям. Наоборот, личные симпатии или антипатии часто влекут за собою то самое пристрастие, которое Толстой приписывает лишь действию чувственной красоты. Крупнейшими художниками всегда были те, которые удовлетворяли требованию объективности, т. е. умели стать выше даже своих личных симпатий и были способны усмотреть человека — и в светском фате, надевшем плащ Чайльд-Гарольда, и в скупом рыцаре, и в обитателе мертвого дома, и в аристократке...» 15.

Искусство — способ художественного познания, и критерий истины в нем так же обязателен для М. М. Филиппова, как и в познании научном. Анализируя рассуждения Ницше о художнике, критик писал, что «средства искусства он смешал с его идеей. Искусство „обманывает“ нас, т. е. очаровывает своими формами, но в основе его должна быть художественная правда, т. е. истина,— такая же чистая, свободная от обмана и лжи, как и самая строгая научная истина» 16.

Нет надобности напоминать идеи первых русских теоретиков реализма (например, тезис В. Г. Белинского о родственности научного и образного познания — в статье «Взгляд на русскую литературу 4847 года»), чтобы увидеть преемственную связь с ними высказываний Филиппова.

Отношение М. М. Филиппова к «новым веяниям», к «прибавке» к теоретическому наследству В. Г. Белинского и его последователей было сдержанным и осторожным. Мы уже говорили о его вражде к мечтательной, утопической стороне народничества (что, разумеется, распространилось не только на политические, но и на эстетические взгляды). Но и прямолинейно-утилитарное толкование теории реализма Филиппов встречал неприязненно. Характерна такая подробность.

Во вступительной статье к пятому изданию Сочинений Н. А. Добролюбова А. М. Скабичевский писал, что Добролюбов отказался от некоторых эстетических «заблуждений» Белинского. «Добролюбов отрицал всякую существенную разницу между истинными знанием и поэзией и отсюда выводил второстепенное, служебное значение искусства» 17. А. М. Скабичевский видел в этом большой шаг «от метафизики к реализму».

М. М. Филиппов же в своем биографическом очерке, при всем внимании к «общественному элементу» критики Добролюбова,

_____

15. «Научное обозрение», 1898, № 11, стр. 2027.

16. «Научное обозрение», 1901, № 3, стр. 226.

17. Сочинения Н. А. Добролюбова, т. 1. СПб., 1896, стр. LХѴІ.

[345]

подчеркивал и ее эстетическое значение. Статью Добролюбова «Когда же придет настоящий день?» он оценивает так: «Хотя она начинается словами, что „эстетическая критика сделалась теперь принадлежностью чувствительных барышень“ — однако она содержит и лучшую эстетическую оценку повести Тургенева». Поскольку, как уже говорилось, Филиппов в работе о Добролюбове полемизировал с Скабичевским, не исключено, что и в этом вопросе он сознательно исправлял известный «утилитаристский» крен своего предшественника. Характерно, что в статье о М. Горьком Филиппов заметил: Скабичевский «лишен эстетического вкуса», а без этого и с огромными литературными познаниями нельзя быть настоящим критиком».

Художественность служила для М. М. Филиппова не только неотъемлемым атрибутом искусства, но и гарантией его содержательности. Это тоже прямой завет великих русских критиков-реалистов, для которых ощущение художественности вещи было показателем ее правдивости и глубины содержания. В статье о Белинском Филиппов всецело разделяет мысль великого критика, «что истинно художественное произведение тем самым уже нравственно и что поэтому вопрос о нравственности искусства всегда должен быть вторым и вытекать из ответа на вопрос — художественно ли произведение».

На литературно-критическую деятельность Филиппова, конечно, влияли его естественнонаучные интересы и занятия, но влияли своеобразно. Они не приводили к неправомерному отождествлению сфер науки и искусства, но скорее действовали через эстетическую восприимчивость критика, усиливая ее реалистическое направление. Существует, например, связь между критикой Филипповым народнической идеальности у Н. Н. Златовратского и критикой субъективного метода в социологии Н. К. Михайловского 18. Специфичность же литературы как языка образов, как особой сферы «общественной деятельности» оставлялась М. М. Филипповым незыблемой. Повторяю, это сравнительно редкое явление: история чаще дает пример ученого-естественника, в силу своего «естественно-точного» умонастроения, склонного отводить искусству второстепенное, служебное положение.

...Литературное сознание эпохи вырабатывается не только великими критиками, какими были В. Г. Белинский, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, Д. И. Писарев, но и множеством менее крупных, но по-своему талантливых литераторов. М. М. Филиппов дополняет наше представление о том, как развивались в последние десятилетия прошлого века традиции революционно-демократической критики, какими путями шла передовая русская эстетическая мысль. Этим его работы, публикуемые в нашем сборнике, интересны и для специалистов и для широких кругов читателей.

____

18. См. ст.: М. М. Филиппов. Литературная деятельность Михайловского.— Русское богатство», 1887, № 2.

[346]

Цитируется по изд.: Филиппов М.М. Мысли о русской литературе. М., 1965, с. 336-346.

Вернуться на главную страницу М.М. Филиппова

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС