![]() |
Гаршин Всеволод Михайлович |
1855-1888 |
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Всеволод Михайлович Гаршин
Гаршин, если бы не погиб, Гаршин Всеволод Михайлович (1855/1888) — русский писатель, публицист, критик. Произведения Гаршина имеют ярко выраженную социальную направленность. Среди многочисленных общественных тем он в наибольшей степени уделял внимание проблемам, связанным с жизнью интеллигенции. В целом творчество Гаршина отличается гуманизмом, обращением к реалистическим принципам, философским осмыслением, актуальностью тем и т.д. Гаршин писал в разнообразных жанрах, среди которых значительное место занимают рассказы, новеллы («Трус», «Красный цветок», «Происшествие» и др.). Гурьева Т.Н. Новый литературный словарь / Т.Н. Гурьева. – Ростов н/Д, Феникс, 2009, с. 60.
Родом из Бахмутского уездаГаршин Всеволод Михайлович [2(14).2.1855, имение Приятная Долина Бахмутского уезда ныне Донецкой области - 24.3(5.4).1888, Санкт-Петербург], писатель. На военной службе в 1877-1879. Окончил гимназию в Санкт-Петербурге (1874), учился в Горном институте в 1874-1877. Начал печататься в 1876. Рядовым солдатом участвовал в Русско-турецкой войне 1877-1878. За личную храбрость был произведен в офицеры. После выхода в отставку (1879) служил секретарем Общего съезда представителей Российских железных дорог и занимался литературным творчеством. Большое место в его произведениях занимают военные рассказы - «Четыре дня» (1877), «Трус» (1879), «Денщик и офицер» (1880), «Из воспоминаний рядового Иванова» (1883) и другие, где психологически тонко передал восприятие человеком боевой действительности. Будучи тяжело больным, покончил с собой. Использованы материалы кн.: Военный Энциклопедический Словарь. М., 1986.
Прозаик, искусствовед, критик
Родился 2 февраля (14 н.с.) в имении Приятная Долина Екатеринославской губернии в офицерской семье. Мать Гаршина, "типичная шестидесятница", интересовавшаяся литературой и политикой, свободно владевшая немецким и французским языком, оказала огромное влияние на сына. Воспитателем Гаршина был и П. Завадовский, деятель революционного движения 1960-х годов. К нему впоследствии уйдет мать Гаршина и будет сопровождать его в ссылку. Эта семейная драма отразилась на здоровье и мироощущении Гаршина. Учился в гимназии (1864 - 1874), где начал писать, подражая то "Илиаде", то "Запискам охотника" И. Тургенева. В эти годы увлекался естественными науками, чему способствовала дружба с А. Гердом, талантливым педагогом и популяризатором естествознания. По его совету Гаршин поступает в Горный институт, однако с интересом слушал только лекции Д. Менделеева. В 1876 начал печататься - очерк "Подлинная история Энского земского собрания" написан в сатирическом духе. Сблизившись с молодыми художниками-передвижниками, написал ряд статей о живописи, представленной на художественных выставках. С началом русско-турецкой войны Гаршин отправляется добровольцем в действующую армию, участвует в болгарском походе, впечатления от которого легли в основу рассказов "Четыре дня" (1877), "Очень коротенький роман" (1878), "Трус" (1879) и др. В бою при Аясларе был ранен, лечился в госпитале, затем был отправлен домой. Получив годовой отпуск, Гаршин едет в Петербург с намерением заняться литературной деятельностью. Через полгода был произведен в офицеры, по окончании войны уволен в запас (1878). p>В сентябре становится вольнослушателем историко-филологического факультета Петербургского университета. В 1879 были написаны рассказы "Встреча" и "Художники", ставящие проблему выбора пути для интеллигенции (путь обогащения или полный лишений путь служения народу). "Революционный" террор конца 1870-х Гаршин не принимал, события, связанные с этим, воспринимал очень остро. Ему становилось все очевиднее несостоятельность народнических методов революционной борьбы. В рассказе "Ночь" было выражено трагическое мироощущение этого поколения. В начале 1870-х Гаршин заболел психическим расстройством. В 1880 после неудачной попытки вступиться за революционера Млодецкого и последовавшей казнью, которая потрясла писателя, его болезнь обостряется, и около двух лет он находился в психиатрической лечебнице. Только в мае 1882 возвращается в Петербург, восстановив душевное равновесие. Публикует очерк "Петербургские письма", содержащий глубокие размышления о Петербурге как "духовной родине" русской интеллигенции. Поступает на гражданскую службу. В 1883 женится на Н. Золотиловой, работавшей врачом. Считает этот период самым счастливым в жизни. Пишет лучший свой рассказ "Красный цветок". Но в 1887 наступает очередная тяжелая депрессия: он вынужден оставить службу, начались семейные ссоры между женой и матерью - все это привело к трагическому исходу. Гаршин покончил собой 5 апреля 1888. Похоронен в Петербурге. Использованы материалы кн.: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.
В припадке безумия покончил с собойГаршин Всеволод Михайлович (2[14].02.1855—24.03[5.04]. 1888), писатель. Родился в имении Приятная Долина Бахмутского уезда Екатеринославской губернии. Отец Гаршина — офицер, участник Крымской войны 1853—1856 годов. Окончив Петербургскую реальную гимназию в 1874, Гаршин поступил в Горный институт. Начал печататься в 1876 (очерк «Подлинная история Энского земского собрания»). Гаршин сблизился с молодыми художниками-передвижниками, написал ряд статей о живописи с анализом художественных выставок («Вторая выставка «Общества выставок художественных произведений»», 1877; «Новая картина Семирадского “Светочи христианства”», 1877, и др.). В 1877 с началом русско-турецкой войны воодушевленный патриотическим подъемом Гаршин отправился добровольцем в действующую армию, был ранен при Аясларе (Болгария), затем произведен в офицеры, по окончании войны уволен в запас (1878). ВВоенные впечатления Гаршина отразились в рассказах, опубликованных в журнале «Отечественные записки»: «Четыре дня» (1877), в котором с большой художественной силой передана психология человека на поле сражения, «Трус» (1879), «Из воспоминаний рядового Иванова» (1883). Восхищаясь нравственной силой простых солдат, Гаршин дал выразительные зарисовки солдатских типов. Одна из основных тем творчества Гаршина — трагедия личности в условиях несправедливого устройства общества. Острая постановка этой темы звучит в рассказах «Происшествие» (1878) и «Надежда Николаевна» (1885), в которых раскрывается трагедия женщины, вынужденной стать проституткой. Образ Надежды Николаевны, сильной, незаурядной личности, близок героиням романов Ф. М. Достоевского, оказавшего известное влияние на творчество Гаршина. Проблема выбора пути для интеллигенции поставлена в рассказах «Встреча» (1879) и «Художники» (1879). Гаршину одинаково ненавистен инженер-делец Кудряшов и практичный эстет Дедов; им противопоставлен художник Рябинин, жаждущий служить народу, жить вместе с ним. Образ рабочего-клепальщика («глухаря»), потрясший Рябинина, становится символическим, выражающим задачу искусства, как ее понимал Гаршин: оно должно «ударять в сердце» и «лишать спокойствия». В рассказах «Attalea princes» (1880) и «Красный цветок» (1883) в образах гордой пальмы, стремящейся к воле, и безумца, решившегося ценой жизни уничтожить зло мира, воплощенное в красном цветке, в аллегорической форме изображены черты народников-семидесятников, их благородство и жертвенность. В этих произведениях выражено преклонение перед жаждой подвига и сознание его безысходности, когда народники отходят от православно-патриотической идеологии. Гаршин — мастер короткого рассказа. Его проза отличается эмоциональной и философской содержательностью, драматической напряженностью. Крайне обостренное восприятие мирового зла гаршинскими героями приводило к тому, что будничные явления превращались в образы-символы. Наряду с социально-психологическими и лирико-философскими рассказами Гаршин обращался к жанру сказки, фантастической новеллы, а также очерка. Рассказы Гаршина высоко оценивали Л. Н. Толстой, М. Е. Салтыков-Щедрин, И. С. Тургенев. Гаршину становилась все очевиднее несостоятельность народнической идеологии, оторванной от Православия. Сомнения и искания нравственного идеала приводили его к увлечению философией Л. Н. Толстого. Под его воздействием Гаршин написал «Сказание о гордом Аггее» (1886) и «Сигнал» (1887). Однако в письмах Гаршина последних лет уже возникает полемика с теорией «непротивления злу насилием». С детства обладавший необычайной впечатлительностью, Гаршин болезненно реагировал на зло и несправедливость. С начала 70-х годов Гаршин страдал психическим заболеванием. В 1880 году он вновь психически заболел и около 2 лет находился в лечебнице. В припадке безумия покончил с собой. Н. А., Д. К. Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа..
Брат о Всеволоде Гаршине:Брат мой, Всеволод Михайлович Гаршин, родился <...> рано утром в деревне Приятная, в долине Бахмутского уезда, Екатеринославской губернии. Это было имение нашей покойной бабки А. С. Акимовой. Дворовые люди ее и комнатная прислуга, чистокровные малороссы, в виду существующего в Малороссии поверья, тотчас же заговорили по поводу рождения будущего писателя: «Сэ яка-сь не проста людына буде: тальки ще видрами бабы брязнули, а вин тут и найшовсь. У весь вік ёго люди об ём гомонитымуть» [21] Пророчество это сбылось: прожив всего 33 года, он своим талантом заставил много говорить о себе. Его произведения; читаются с удовольствием не только у нас в России, но и за границей, так как большая часть его рассказов переведена на французский, английский, немецкий, польский, новогреческий языки и даже на армянский и грузинский. На немецкий переведено почти все им написанное. В раннем детстве Всеволод был необыкновенно красив, добр, кроток и пользовался общей любовью всех окружающих. Ему было года четыре, когда однажды, при выходе из церкви в праздничный день, один старый, почтенный генерал, совершенно незнакомый моей матери, подошел к ней представиться и стал восхищаться прекрасным мальчиком. — Ваш сын удивительно хорош, — сказал он, — но эта красота не ангельская: более всего он напомнил мне Иоанна Крестителя, как его изображают с агнцем. Я именно такого видел за границей, в Дрезденской галерее. Такова, действительно, была своеобразная красота Всеволода. Она невольно влекла к нему. В особенности прекрасны были его глаза — большие, светло-карие, с длинными ресница ми. Уже с детства светились в них и доброта, и кротость, и какая-то грусть. Такими они остались и в юности, и в зрелом возрасте. И поэт над могилою его в двух строках совершенно верно изобразил эти чудесные глаза: Я ничего не знал прекрасней и печальней Лучистых глаз твоих...1 Еще тогда, четырех лет от роду, этот мальчик, похожий на Иоанна Крестителя, уже выказывал наклонность к подвигам самоотвержения. Отец наш был отставной военный. В городе, где тогда жила наша семья (Старобельск, Харьковской губернии), постоянно сменялись квартировавшие там кавалерийские полки. Офицеры часто бывали у нас в доме. Велись бесконечные разговоры о только что окончившейся, памятной каждому русскому Восточной войне (1853—1856), о славной обороне Севастополя, в которой участвовали и двое братьев нашей матери 2. Впечатлительный ребенок рано узнал, что такое родина, царь, русская беззаветная храбрость, долг, тяжелые походы. Он ко всему прислушивался, всем интересовался. Но особенно любил он слушать рассказы нашего слуги М. Я. Жукова, который всю жизнь провел в походах, состоя на службе при командире одного из гусарских полков. <...> Под влиянием этих рассказов у Всеволода явилась мысль о необходимости идти в поход — служить царю и отечеству. И вот он начинал собирать- [22] ся в путь: заказывал повару на дорогу пирожки, собирал не сколько белья, все увязывал в узелок, надевал его на плечи и являлся прощаться с домашними. И эти сборы не были игрой: мальчик искренне верил в возможность немедленно сделаться солдатом, и печальный и грустный приходил он к матери. — Прощайте, мама,— говорил он,— что же делать, все должны служить. — Но ты подожди, пока вырастешь, — отвечала мать, — куда же тебе идти, голубчик, такому малому? — Нет, мама, я должен.— И глаза его наполнялись слезами. Но вот доходила очередь до прощанья с няней, тоже принимавшей деятельное участие в этих сборах. Няня начинала голосить и причитывать, как над заправским новобранцем, Всеволод заливался горькими слезами и, наконец, соглашался на убеждения матери отложить поход до утра. <...> наш Всеволод, проснувшись утром, совершенно забывал о вчерашнем; но недели через две снова возвращался к тому же, так что мать окончательно запретила прислуге поддерживать в нем столь ранний геройский дух. Мои личные воспоминания о брате Всеволоде относятся к тому времени, когда мне было лет 5—6, а ему 10—11. У старших братьев бывает иногда дурная привычка относиться к меньшим свысока. Ничего подобного никогда не было в отношениях Всеволода ко мне. Живо помнится мне лето на даче под Петербургом, близ пороховых заводов. Брат, который первые годы своего детства провел среди южной степной природы и деревенской обстановки, был моим ревностным, снисходительным и терпеливым ментором <...>. Ему исключительно я обязан своим умением плавать. <...> Брат был превосходный пловец; он мог по нескольку часов держаться на воде, проплывая громадные расстояния, <...> и смело нырял. Впрочем, юн сам мне рассказывал, что и ему плаванье долго не давалось и что девяти лет он еще совсем не умел плавать. В этом возрасте он, вместе с старшими братьями, провел целое лето у наших друзей 3. <авадских> 3, в г. Петрозаводске и его окрестностях. <...> Ранней весной 1867 г., перед самой Пасхой, Всеволода, ввиду его крайне болезненного вида и общей слабости, взяли домой от экзаменов при переходе в третий класс, предпочитая, чтобы он окреп физически, тем более, что возраст вполне позволял ему просидеть лишний год в классе. Это лето мы проводи [23] ли в большом селе, расположенном на берегу широкой сплавной реки Шелони. Занимаемый нами дом выходил задним фасадом к маленькой, но весною бурливой речонке, впадающей в Шелонь. И вот наш Всеволод, не смущаясь тем, что на реке еще не прошел лед, собственноручно сколотил из каких-то старых досок плот, вооружился самодельным же двухконечным веслом и спустился по малой речке в Шелонь. К счастью, его скоро заметили между льдинами <...>. В это же время мы с ним часто катались на собаке. У местного аптекаря был громадный водолаз, приученный ходить в санках или дрожках. Как только появились грибы, Всеволод со страстью принялся за их собирание. Он уходил рано утром и возвращался поздно вечером, пропадая целыми днями в окрестных лесах. В менее отдаленные экспедиции он увлекал и меня, постоянно обращая мое внимание на разные явления природы. В этих прогулках нас сопровождала — кто бы вы думали, читатель? — ручная, выросшая у нас галка. Она летела низко, рядом с нами, и часто садилась отдыхать на плечо или на голову брата Всеволода, которого особенно любила. <...> По любви брата моего к природе в нем все предвидели будущего естествоиспытателя. Всех окружающих очень занимал мальчик, постоянно возившийся с лягушками, ящерицами и жуками. <...> Для старших братьев мать выписывала довольно много книг и лучшие тогдашние журналы «Подснежник» и «Журнал для детей» 4. Когда братья поступили в Морской корпус, книги были уложены в сундук, отданный через несколько времени в бесконтрольное распоряжение уже подросшего Всеволода. Покойный Всеволод неоднократно с благодарностью говорил, что многими положительными знаниями он обязан исключительно прочитанному в вышесказанных книгах. Увлеченный в гимназии уроками естествознания, он на следующее лето снова пропадает целыми днями в полях и лесах, предаваясь ботанизированию. Мне живо вспоминаются первые числа августа 1868 г. Мы с матерью тогда уже переехали на юг, в Старобельск, и Всеволод, проведя у нас все лето, должен был возвратиться в Петербург, в гимназию. <...> Всеволод, конечно, не садится до последней минуты <...> <в просторную малороссийскую телегу.— Г. С.>. Он долго прощается со всеми домашними. Через плечо у него, на широкой ленте, повешены две довольно большие клеенчатые сумки. В этих сумках целое богатство: гер- [24] барий, собранный им в течение целого лета; каждое растение тщательно высушено, аккуратно расправлено на листе белой бумаги и систематически разложено между страницами толстой книги «Московская флора» Кауфмана. Шли годы. Брат продолжал учиться в Петербурге, в 1874 году кончил курс в здешнем Первом реальном училище и поступил в Горный институт. Каждое лето и даже каждое Рождество Всеволод приезжал к нам в Харьков, куда наша мать переехала теперь ради моего воспитания. Весной 1877 года, когда 12 апреля был объявлен манифест о войне за освобождение Болгарии, Всеволод бросил экзамены при переходе со второго на третий курс Горного института и, вместе с одним своим товарищем 5, отправился в действующую армию. В Кишиневе они поступили рядовыми в 138-й Волховский пехотный полк и немедленно выступили в поход, впоследствии так живо описанный Всеволодом в его повести «Из записок рядового Иванова». Через всю Румынию, до перехода через Дунай при Систове, Всеволод шел пешком, терпеливо, наравне с солдатами перенося усталость и проливные дожди, не оставлявшие на наших солдатах ни одной, что называется, сухой нитки. Не обращая внимания на физические лишения, Всеволод был пламенно увлечен походом. Его искренне любили солдаты, с которыми он делил горе и радость, и в этих простых людях, одетых в серые шинели, он изучал русский народ 6. В первом сражении, в котором Всеволод принимал участие 7, поле битвы осталось за турками, которые, однако, тоже не удержали своей позиции. Как только они ушли из этой местности, командир <...> распорядился отправить отряд, который должен был озаботиться погребением павших в сражении. Но каково же было радостное изумление нашего отряда, когда среди трупов оказался живой человек — солдат того же Болконского полка, четыре дня остававшийся на поле сражения с перебитыми ногами, без пищи и без воды 8. Этот случай оставил глубокое впечатление в душе Всеволода и послужил впоследствии темой для его рассказа «Четыре дня». Вскоре затем наступило и второе сражение при Аясларе 9 <...>; наши войска отчаянно бились с турками, которые давили их страшными массами, отстаивая каждую пядь земли. Волховский полк <...> медленно отступал, продолжая отстреливаться; брат, не заметив этого, оставался на прежней позиции, поминутно стреляя и, таким образом, едва не попал в плен. Однако товарищи вовремя заметили, в какой опасности он находился, ринулись на выручку своего однополчанина и тем [25] увлекли в наступление и весь русский отряд, действовавший на Аясларских высотах. Всеволод был ранен в левую ногу навылет, и его отнесли на перевязочный пункт. В военном отчете об этом деле было сказано, что «рядовой из вольноопределяющихся, Всеволод Гаршин, примером личной храбрости увлек своих товарищей в атаку и тем способствовал успеху дела». Рота единогласно присудила ему Георгиевский крест, которого, однако, он почему-то не получил, но зато был представлен к производству в офицеры. Главной же наградой для него было возвращение на родину, к матери, в Харьков, куда он был отправлен на излечение. Так, по крайней мере, смотрели на это мы, домашние, искренно радуясь, что брат отделался легкой раной <...> и что он, таким образом, избавлялся от всех ужасов зимнего похода. Помню, с каким торжеством я и мои товарищи, гимназисты VII—VIII классов, перевозили Всеволода из офицерских бараков, куда его доставили прямо с поезда, в нашу маленькую квартирку. Всеволод быстро стал поправляться, и уже через неделю его никак нельзя было заставить лежать неподвижно в постели; его живая натура не переносила такого стеснения. <...> Еще в Болгарии, лежа в лазарете Красного креста 10, Всеволод набросал свой рассказ «Четыре дня». Теперь же в Харькове он тщательно обработал его и поручил одному своему другу, ехавшему в Петербург, снести рукопись в редакцию журнала «Отечественные записки». Через две-три недели рассказ появился в октябрьской книжке этого журнала и вызвал всеобщий восторг. Рассказ этот, переведенный почти на все иностранные языки, облетел Европу. Вся читающая Россия, под непосредственным впечатлением переживаемых тогда ужасов войны, была глубоко тронута правдивым описанием трагического эпизода, описанного в «Четырех днях». Имя Всеволода сразу сделалось известным; его карточки, на которых он изображен в серой солдатской шинели, покупались нарасхват в местной фотографии, а сам Всеволод оставался все таким же милым, скромным и застенчивым. Особенно конфузился он, когда весной следующего 1878 года его произвели в офицеры; ему было неловко в новой форме, и его стесняла обязанность нижних чинов отдавать ему честь. Старшая сестра нашего отца прочитала рассказ «Четыре дня», написанный от первого лица, и поняла (точно так же, как это поняли многие другие), что все рассказанное случилось с самим Всеволодом. Встревоженная старушка немедленно написала моей матери, чтобы та поскорее разъяснила ей, так ли это, и, успокоившись, упросила нас с братом, чтобы мы приехали [26] к ней показаться, так как раньше она нас никогда еще не видела. Это лето, проведенное в Орловской губернии, в привольном имении нашей покойной тетки, было предпоследним, когда я видел Всеволода веселым, бодрым и вполне здоровым и когда он с увлечением предавался незамысловатым летним удовольствиям. Следующую весну 1879 г. он снова был уже в Харькове, вместе со своими друзьями, молодыми художниками 11. Я тогда кончал курс в гимназии, и все мои товарищи были .друзьями Всеволода, несмотря на разницу в летах. Мы, окончившие курс гимназисты, молодые художники, теперь уже составившие себе известность, и брат — молодой писатель, составляли пеструю, веселую толпу молодежи, перед которой раскрывалась жизнь со всеми ее радостями и горестями. Предводимые энергичным Всеволодом, который славился среди нас своей неутомимостью в ходьбе, мы ежедневно делали огромные прогулки по живописным окрестностям Харькова. В конце лета брат отправился путешествовать по России, навещая своих друзей, которых у него было бесчисленное множество. Но с этих пор пошли тяжелые годы для нашей семьи. Всеволод продолжал писать, но гораздо меньше прежнего, служил, женился, но детей не имел, и каждое лето страдал беспредметной и беспричинной тоской <...>. [27] Цитируется по изд.: Современники о В.М. Гаршине. Саратов, 1977, с. 21-27. Примечания 1. Имеется в виду Н. М. Минский-Виленкин и его стихотворение «Над могилой Гаршина». 2. Речь идет о Дмитрии Степановиче и Николае Степановиче Акимовых, участниках Севастопольской кампании 1854—1855 годов. 3. Мать В. М. Гаршина с 1860 года стала гражданской женой П. В. Завадского, воспитателя старших братьев будущего писателя и члена Харьковского революционного кружка Я. Н. Бекмана и М. Д. Муравского. В качестве сосланного Завадский жил в Петрозаводске (Олонецкой губ.) в 1862 году и вновь после ареста — с 1863 года. 4. Журнал «Подснежник» (1858—4862) издавался под редакцией сотрудника «Современника» В. Н. Майкова при участии Некрасова, Тургенева и Гончарова. В нем печатались произведения Григоровича, Марко Вовчка, Диккенса, Вальтера Скотта, сказки А. Афанасьева и др. «Журнал для детей» (11851—1865), издававшийся М. Б. Чистяковым, отличался религиозно-нравственной направленностью и привлекал внимание Е. С. Гаршиной, по-видимому, научно-популярными статьями по естествознанию, редактируемыми писателем-натуралистом А. Е. Разиным. 5. Речь идет о В. Н. Афанасьеве, в семье которого В. Гаршин прожил несколько лет в период учения в гимназии. 6. Справедливость этого свидетельства подтверждается многочислен ными письмами Гаршина с фронта (см.: Гаршин В. М. Письма, с. 116— 143). 7 14 июля 1877 года произошло сражение у Есерджи, в котором принимал участие В. Гаршин. 8. В официальной «Истории 138 Волховского полка» об этом эпизоде сообщается следующее: «Через 4 дня после Есерджинского боя 2-й батальон нашего Полка послан был хоронить убитых. Окончив работу, батальон двинулся уже обратно и, проходя цепью через кусты, случайно открыл в густой чаще раненого <...> Василия Арсеньева. Несчастный был ранен в обе ноги и беспомощно пролежал четверо суток» (Краткая история 138-го Волховского полка. Рязань, 1892, с. 32). Об этом же эпизоде Гаршин сообщает в письме к матери от 21 июля 1877 года (см.: Гаршин В. М. Письма, с. 131). 9. Сражение при Аясларе произошло 11 августа 1877 года. Впечатления от этого сражения легли в основу «боевых картинок» Гаршина «Аясларское дело». 10. Лазарет находился в Водице. Через несколько дней Гаршин был переведен в госпиталь в Беле, где пробыл до конца августа 1877 года. 11. Имеются в виду М. Е. Малышев и И. Е. Крачковский. Далее читайте:Всеволод ГАРШИН. Сигнал. "Русская жизнь". Ясинский И.И. Вс. Гаршин. В.Г. Короленко (Ясинский И.И. Роман моей жизни. Книга воспоминаний. Том I. М., 2010). Ясинский И.И. И.С. Тургенев, И.А. Гончаров, П.Д. Боборыкин, Вс. Гаршин (Ясинский И.И. Роман моей жизни. Книга воспоминаний. Том I. М., 2010)) Гаршин Евгений Михайлович (1861-1931), историк литературы и публицист, младший брат Всеволода Гаршина.
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |