Миклухо-Маклай Николай Николаевич

1846-1888

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Николай Николаевич Миклухо-Маклай

Памятник Миклухо-Маклаю в Севастополе.

Анучин Д.Н.

Н. Н. Миклухо-Маклай. Его жизнь, путешествия и судьба его трудов 1

Имя и личность Н. Н. Миклухо-Маклая привлекали к себе в 1870—80-х годах немалый интерес в среде ученой и читающей публики, и не только русской, но и иностранной. Образ молодого натуралиста, отдавшего лучшие годы своей жизни на путешествия в далекие заморские страны и на изучение дикарей, населяющих острова Тихого океана, пленял многих, тем более, что интерес к изучению малокультурных народов соединялся у Н. Н. с искренним им сочувствием, с заботами об улучшении их участи, с протестом против их эксплуатации плантаторами и торговцами. В указанные годы о Н. Н. часто встречались известия в печати; в специальных журналах и в ежедневной прессе помещались о нем заметки, биографические очерки, портреты, наконец, некрологи и воспоминания. Сам о себе Н. Н. также делал нередко сообщения как на русском языке, в письмах и отчетах, посылавшихся им Географическому обществу, так и в иностранных специальных журналах, издававшихся в Батавии, в Австралии и в Европе. Большей частью эти сообщения имели характер предварительных; переезды по морю, путешествия по суше, пребывания среди дикарей не давали путешественнику возможности приняться за более солидный труд. То, что им было написано за это время более крупного, могло быть осуществлено только в периоды отдыха от путешествий...

Уехав на 5—6 лет, Н. Н. пробыл в заморских странах целых 12 лет, причем ему приходилось обходиться главным образом собственными скудными средствами и небольшими пособиями от Географического общества. Неудивительно, что он должен был войти в долги, которые его долго угнетали и от которых он мог избавиться только в 1880-х годах благодаря содействию Географического общества.

_____

1. Статья печатается с некоторыми сокращениями; в частности, опущены два письма Н. Н. с дороги к Остен-Сакену, которые были исключены Д. Н. Анучиным при печатании им этой же статьи в изд. «Новая Москва». Имевшиеся в статье рисунки по техническим причинам не помещены в настоящем томе. — Ред.

[17]

1

Продолжительное пребывание в тропическом климате, неудовлетворительное питание, постоянные лихорадки и т. д. сильно расстроили здоровье Н. Н., и к 40 годам он стал инвалидом, а на 42-ом году безвременно закончил свою скитальческую жизнь. Последние годы его сильно занимала мысль об издании описания своих путешествий, дневников, своих разбросанных по разным русским и иностранным журналам статей и заметок. Заручившись в Петербурге обещанием издания его трудов на средства, которые изъявило готовность предоставить для этой цели русское правительство, Н. Н. стал подготовлять к печати свои рукописи, имея в виду составить из них два тома, один — посвященный путешествиям в Новой Гвинее, другой — по Малаккскому полуострову, по различным островам Меланезии и Микронезии, включив сюда же антропологические и зоологические наблюдения, собранные в Австралии. Особенно сосредоточился Миклухо-Маклай на первом томе, для которого им было составлено даже оглавление и различные части которого им отдавались в переписку, некоторые по нескольку раз. К концу жизни он говорил (и сообщал письменно Географическому обществу), что первый том им почти подготовлен к печати и что он надеется закончить его по окончательном переезде в Петербург в 1887 г. Судьба, однако, судила иначе; он приехал в Петербург больной, врачи запретили ему всякие занятия, он был переведен в клинику Вилье и там 2 апреля 1888 г. скончался.

После его смерти оставшиеся рукописи, записные книжки, заметки, рисунки, фотографии, карты, печатные брошюры и т. д. были переданы вдовой и родственниками Н. Н. в Совет Географического общества, который поручил разбор их своему сочлену Н. В. Каульбарсу. В заседании Совета Общества 13 мая 1889 г. Каульбарс представил «Отчет о рукописях, рисунках, фотографиях и картах Н. Н. Миклухо-Маклая», переданных на его рассмотрение. В числе рукописей оказалось 16 карманных записных книжек и 6 больших книжек (формата тетрадей), относящихся к путешествиям с 1870 по 1878 г., с заметками на русском, немецком и английском языках и с многочисленными рисунками. По словам Каульбарса, книжки эти представляют «совершенно сырой, несвязный материал, не поддающийся разработке без личного участия автора». Затем оказались переписанные тетради, заключающие в себе более обработанные дневники первого пребывания в Новой Гвинее, следующих туда поездок и путешествия по Малаккскому полуострову; эти тетради, по-видимому, предназначались для печати, но и в них встречаются многие пропуски и пробелы, которые требуют пополнения. Далее имеются еще альбомы видов и типов, карандашные рисунки и фотографи-

[18]

ческие снимки, отрывочные заметки, карты, оттиски печатных статей.

Каульбарс пришел вообще к заключению, что дневники путешественника могли бы быть изданы, «если бы нашлось лицо, которое привело бы их в порядок, пополнило пропуски и т. д.». Вместе с тем была представлена Совету Географического общества записка касательно издания трудов Н. Н., составленная и подписанная его младшим братом М. Н. В этой записке было выражено желание, чтобы Географическое общество издало возможно скорее дневники путешественника, несмотря на их значительные пробелы, чтобы вместе с тем были изданы и другие статьи, причем иностранные должны быть переведены на русский [язык], чтобы остальной материал был передан «подходящим, значительным» и беспристрастным специалистам на дальнейшую разработку и чтобы, наконец, все труды Н. Н. были изданы одновременно и на иностранных языках. Совет Географического общества постановил: «Озаботиться приисканием лица, которому бы поручить обработку посмертного издания трудов Н. Н. Миклухо-Маклая».

С тех пор прошло десять лет, но не только издания трудов Н. Н. не последовало, но и не нашлось лица, которое бы изъявило согласие и которому можно бы было передать, на подготовку к печати, оставшийся после Н. Н. материал. Объяснялось это прежде всего отрывочностью и недостаточной обработанностью материала, который требовал от лица, взявшегося за его обработку, немало труда, терпения, а также и известного запаса сведений, особенно по антропологии, этнологии, географии посещенных Н. Н. стран. Начиная с конца 1870-х годов, в этих странах произошли многие перемены, и Маклаев берег, как и вся северо-восточная часть Новой Гвинеи, стал владением Германии под именем «Земли императора Вильгельма». С другой стороны, значительно возросла и литература об этих странах: появилось много описаний путешествий, компиляций, специальных исследований, касающихся особенно антропологии и этнологии папуасов и меланезийцев, причем данные, собранные Н. Н., были значительно пополнены другими исследователями. Игнорировать эту новую литературу при обработке маклаевского наследства было невозможно, а использование ее предполагало соответственное знакомство со специальными описаниями и исследованиями, которое мало у кого в России можно было ожидать. Так и лежал на складе Географического общества составленный Н. Н. материал.

В 1898 г., в один из моих приездов в Петербург, я осведомился у тогдашнего секретаря Географического общества, А. В. Григорьева, о положении дела по изданию трудов Н. Н. Александр Васильевич Григорьев сообщил мне, что дело не

[19]

двигается, что не находится лица, которому можно было бы поручить подготовку материала к печати, и при этом прибавил, что хорошо было бы, если бы я изъявил готовность заняться этим делом, так как я, мол, единственный человек, способный его выполнить. Я ответил, что в принципе я не прочь, но что мне надо ознакомиться хотя бы с частью имеющегося материала, по возможности разного качества, т. е. в переписанном виде, в черновом, в записных книжках и т. д. А. В. обещал исполнить мое желание и через некоторое время действительно выслал мне в Москву образцы различного вида рукописей. Просмотрев их, я убедился, что переписанные рукописи читаются сравнительно легко и могли бы быть использованы для печати, что же касается черновых набросков и записных книжек, то они разбираются труднее, но и из них может быть кое-что извлечено для издания. Я написал об этом А. В. и предложил ему прислать мне (в Антропологический музей) весь оставленный Н. Н. материал, со всеми рисунками, картами, печатными брошюрами и т. д. Это было исполнено, я получил весь (думаю, по крайней мере, что весь) материал из Географического общества, Совет которого, как мне сообщил А. В., выразил полное свое удовольствие, что я согласился принять на себя разборку и подготовку к печати оставленного Н. Н. рукописного и печатного материала.

Просмотрев бегло присланные мне рукописи, записные книжки, брошюры и рисунки, я убедился, что в них имеется материала на два тома, один, который мог бы быть посвящен Новой Гвинее, и другой, в который могли бы войти путешествия по Малаккскому полуострову, по другим островам Тихого океана и различные, преимущественно антропологические (отчасти и зоологические), наблюдения, собранные главным образом в Австралии. Для первого тома мною был составлен план издания, причем я отчасти придерживался плана, набросанного самим путешественником, но именно только отчасти, ввиду его несоответствия с имеющимся материалом. Так, например, первой статьей в своем плане Н. Н. поставил заметку: «Почему я выбрал Новую Гвинею полем моих исследований», между тем как такой статьи не оказалось  1; нашелся только ее набросок в черновом и переписанном виде, но который представлял только начало заметки, не содержащей в себе никакого ответа на поставленный вопрос. Помещать такой отрывок не имело никакого смысла, и я решил использовать его в биографии путешественника. Не было также основания помещать рядом с отчетами и дневниками Н. Н. намеченные им заметки: «Посещение порта Константина на Берегу Маклая партией австралийских золотоискателей 1878 г.», «Посещение той же местности г. Ромильн» и «Последние известия

_____

1. См. об этой статье дальше. — Ред.

[20]

с Берега Маклая», во-первых, потому, что таких заметок не оказалось в бумагах, составлять же их по литературным данным для помещения среди наблюдений Н. Н. не представлялось уместным (подобные данные могли войти только в добавочную статью, которая могла быть составлена редакцией издания для пояснения дальнейшей судьбы Берега Маклая и всей вообще Новой Гвинеи за последние пятьдесят лет). Зато я нашел необходимым поместить в том же томе «Антропологические» и «Этнологические» заметки о папуасах Берега Маклая. напечатанные Миклухо-Маклаем на немецком языке в батавском естественно-историческом журнале (переведя их, разумеется, на русский язык), а равно некоторые другие его заметки о Новой Гвинее, разбросанные по русским и иностранным журналам. Кроме того, я считал уместным и даже необходимым составить для такого посмертного издания биографию путешественника и статью от редакции с объяснением причин замедления в выходе давно решенного -издания.

Том предполагалось иллюстрировать портретом Н. Н., картой его путешествий и рисунками, воспроизводящими его наброски и фотографии. Но этот вопрос об иллюстрациях встретился со многими затруднениями. Н. Н. был посредственным рисовальщиком, и не все его рисунки можно признать достаточно удачными и удовлетворительными; фотографией же он совершенно не пользовался в первые годы своих путешествий, да и позже чаще приобретал их, чем сам делал снимки. При этом печальным обстоятельством является еще то, что много рисунков и фотографий не имеют никаких подписей и нет способов определить, кого и что они изображают; на других, если не обозначено изображение, то пометка года и числа дает возможность несколько ориентироваться в данном вопросе.

Составив план издания первого тома, я сообщил его Совету Географического общества и просил дальнейших указаний. План мой был одобрен, и я принялся за продолжение работы по подготовке рукописей к печати. Личность Н. Н. вообще меня интересовала давно. Я лично знал Н. Н., хотя наше знакомство было, как говорят, шапочное. Впервые я познакомился с ним еще до его поездки в Новую Гвинею, вероятно в 1870 г.; помню, это было на дворе старого здания университета, когда он подошел ко мне, рекомендовался и спросил, не знаю ли я адреса зоолога Ошанина. В дальнейшем разговоре он сообщил мне о своих научных стремлениях и о своем намерении поехать на военном судне на острова Тихого океана, в частности в Новую Гвинею. Много лет после того я не встречался с путешественником, но, когда в 1870-х годах в Москве появился (должно быть, присланный в одно из Обществ естествоиспытателей) оттиск его статьи «Антропологические заметки о папуасах Берега Маклая» (из батавского естественно-исторического журнала), я перевел (с некоторыми

[21]

сокращениями) эту статью и поместил ее в издававшемся тогда в Москве, под редакцией С. А. Усова и Л. П. Сабанеева, сборнике «Природа» 1.

В 1882 г., в приезд свой в Россию, Миклухо-Маклай посетил и Москву, где выступил с докладом в публичном собрании Общества любителей естествознания 2. Публики на это заседание собралось масса, зала Политехнического музея была переполнена. Н. Н. долго заставил себя ждать, но, наконец, явился и был встречен громом продолжительных рукоплесканий. Взоры всех устремились на его худощавую фигуру с бледным, тонким, правильным лицом и курчавой шевелюрой... Доклад -продолжался недолго, едва ли больше получаса. После он говорил мне, что вид массы публики его смутил, что он отвык говорить долго и связно по-русски и что, наконец, у него в этот день болела голова... В этот приезд он показывал мне много рисунков папуасских типов, сделанных карандашом, большей частью в профиль, и некоторые фотографии, между прочим, сколько помню, головного мозга папуасов или австралийцев. Последний раз я виделся с Н. Н. в 1886 г., когда он снова был проездом в Москве. Помню, что он останавливался тогда в Лоскутной гостинице, где я имел с ним беседу об его коллекциях, предполагавшемся издании его трудов и т. д. Был он грустным и рассеянным и говорил мне, что ему предстоит поездка в Австралию, чтобы перевезти оттуда его семейство и остальные коллекции.

Между тем дело издания путешествий Н. Н. не двигалось. Президиум Географического общества не принимал никаких мер к получению средств для издания, а без средств нельзя было приступить к изготовлению клише, фототипий, к переписке некоторых рукописей, к печатанию материала. Чем объяснялось такое отношение к этому делу, для меня было совершенно непонятно. Средства на издание были обещаны правительством, что было подтверждено официальным сообщением о том Географическому обществу тогдашним министром финансов Бунге... и все же денег не было. Напрасно я и лично и письменно доказывал обязательность для Географического общества издания трудов Н. Н., которому Общество содействовало в его поездке, которого письма, отчеты и статьи оно помещало на страницах своих изданий, о котором оно хлопотало перед правительством и после смерти которого оно приняло на хранение все оставшиеся рукописи и материалы по путешествиям в целях их издания. Оставлять после

____

1. О «Природе» см. прим. в статье о С. А. Усове в настоящем томе. — Ред.

2. Об Обществе любителей естествознания, антропологам и этнографии см. в статьях о Г. Е. Щуровском и А. П. Богданове в настоящем томе.— Ред.

[22]

всего этого неиспользованными описания и дневники путешествий было бы со стороны Общества крайним пренебрежением, тем более, что многие интересующиеся и в России и за границей неоднократно осведомлялись о том, когда же будут, наконец, изданы рукописи Н. Н.

Факты, что со дня смерти путешественника прошло 25 — 30 лет, что его данные отчасти устарели, не могли служить доводом против издания; многие из записанных Н. Н. наблюдений были собраны над населением, не видавшим ранее белых, и потому навсегда должны остаться ценными этнографическими материалами...

Чтобы сделать еще одну попытку подвинуть вперед дело, я предложил Совету Географического общества, если мне будут отпущены небольшие средства, напечатать для пробы два первых листа первого тома, иллюстрировав их соответственными рисунками. Проба эта была мне разрешена, небольшие средства предоставлены, и я, выбрав 7 рисунков, сделал с них клише и напечатал в немногих экземплярах два печатных листа, подобрав хорошую бумагу, подходящий шрифт и формат — крупный октаво. Для заглавия (титула) я воспроизвел заглавие первого тома, сделанное пером самого путешественника. Некоторое число экземпляров этих двух листов я препроводил в Совет Географического общества для раздачи его сочленам, и, как мне было сообщено и письменно и словесно, члены Совета признали эту пробу вполне удачной и выразили пожелание, чтобы и все издание было бы исполнено в том же формате и так же изящно.

Тем не менее, и эта попытка осталась безрезультатной. Она не могла пробудить президиум Географического общества из его ледяного равнодушия. Между тем постепенно сходили со сцены старые деятели Общества, а на новых надежды было еще меньше. Наступило, наконец, 2 апреля 1913 г., когда исполнилось 25 лет со дня смерти Н. Н. Пишущему эти строки не оставалось ничего более, как ознакомить интересующиеся круги с положением дела, пояснить, что задержка в издании была не моей виной, а всецело Географического общества, и заявить, что я должен считать для себя это дело поконченным и подлежащим сдаче в архив 1. Я поместил по этому поводу две заметки — одну в «Землеведении», другую в «Русских ведомостях», причем выразил уверенность,

____

1. Отношение Географического общества к вопросу об издании рукописей Н. Н. Миклухо-Маклая объясняется тем, что в те времена (1903—1914) ученым секретарем Общества был А. А. Достоевский, который вообще сильно запустил дела Общества (о чем см. Л. С. Берг. Всесоюзное Географическое общество за сто лет. М.—Л., 1946, стр. 75). Глава же Географического общества, П. П. Семенов-Тян-Шанский, был тогда очень стар и не был в состоянии активно вмешаться в вопрос, который принадлежал вполне ведению секретаря. — Ред.

[23]

что и вообще издание сочинений Н. Н. едва ли когда состоится, так как, писал я, весьма сомнительно, чтобы нашлись для этого средства, а главное, лицо, достаточно компетентное, которое бы приняло на себя труд разобраться в этой куче тетрадей, записных книжек, заметок и рисунков, приняло бы во внимание все напечатанное H. Н. на русском и иностранных языках, подготовило бы все это к печати, составило биографию путешественника, сделало бы необходимые исправления и дополнения. Все это требует времени, кропотливого труда, знаний, охоты, одушевления идеей такого издания, и маловероятно, чтобы оказался кто-нибудь, готовый приложить все это для такого дела.

Прошло еще пять лет, я вдруг дело, казалось, поконченное, позорно брошенное Географическим обществом, оставленное как неосуществимое, получило возможность дальнейшего движения. В числе новых органов, возникших при советской власти, образовался при Народном комиссариате просвещения научный отдел, в задачи которого первоначально входило и издание руководств и других научных монографий и сочинений. Были приглашены в качестве консультантов специалисты, и им было предложено указать сочинения, заслуживающие издания. В числе этих консультантов оказался и я, и мною было предложено, между прочим, издать «Путешествия» Миклухо-Маклая, причем я представил записку с мотивировкой такого предложения. Записка моя была передана на обсуждение особой комиссии из специалистов-географов, которая одобрила мое предложение, под условием, чтобы редакция «Путешествий» была поручена мне. Научный отдел согласился с этим заключением комиссии и вступил со мной в соглашение относительно подготовки к печати в двух томах «Путешествий» Миклухо-Маклая. Таким образом, я получил возможность снова приняться за дело, начатое мною двадцать лет тому назад, затем оставленное, как безнадежное, п теперь получившее, казалось, вновь шансы на его доведение до конца.

Я принялся за подготовку к печати первого тома. Пришлось снова перечитать все рукописи и печатные оттиски, местами исправить их и везде переделать правописание. Я уже упоминал, что даже в наиболее подготовленных к печати переписанных рукописях имеются пропуски и пробелы. Они находятся обычно на месте собственных имен, видовых названий (животных и растений), слов туземных языков и т. п. Восстановление их оказалось возможным в самых редких случаях, большей же частью либо пришлось оговорить, что здесь оставлен автором пропуск, либо уничтожить пробел соответственным изменением текста. Для первого пребывания в 'Новой Гвинее, в 1871—72 гг., я использовал «Краткое сообщение» Миклухо-Маклая, представленное им Географическому обществу, но напечатанное последние в «Изве-

[24]

стиях», к неудовольствию автора, с большими пропусками; я его восстановил, конечно, в полном виде и присоединил к нему рукописный дневник того же пребывания под заглавием «Первое пребывание на Берегу Маклая, в Новой Гвинее» — довольно объемистый и наиболее полный из всех оставленных путешественником дневников. За дневником следовали: «Метеорологическая заметка» (переведенная из батавского журнала с французского), «Антропологические» и «Этнологические» заметки, заметка о брахицефалии папуасов (с немецкого) « о негритосах о. Люсона (из «Известий Географического общества»). Другие заметки Н. Н. о папуасах Берега Маклая, напечатанные отчасти на русском языке, в «Известиях Географического общества», как-то: о напитке кэу, о некоторых важных обычаях, отчасти на иностранных, например «Следы искусства у папуасов» и др., оказались, по их сравнению с другими материалами, не заключающими в себе ничего нового сравнительно с тем, что имеется в дневнике я >в «Этнологических» заметках, поэтому воспроизведение их было признано излишним.

Вторая поездка на Новую Гвинею, на берег Папуа-Ковиай, описана в двух статьях: одной, составляющей краткий отчет, и другой — дневник пребывания. Отчет составлен по сообщению (печатному) в «Известиях Географического общества» и по статье, помещенной в батавском журнале, которая несколько подробнее русской н в которой некоторые частности выделены в особые параграфы. Следующий далее дневник воспроизведен по переписанной рукописи.

Третья поездка в Новую Гвинею и второе пребывание на Берегу Маклая описаны, во-первых, в статье «Второе пребывание на Берегу Маклая» от июня 1876 г. по ноябрь 1877 г. в «Известиях Географического общества» и в «Дневнике», имеющемся в рукописи. Но, в отличие от дневника первого пребывания на Берегу Маклая, этот много короче и представляет, собственно говоря, даже не дневник, а краткий перечень разных экскурсий, эпизодов и т. п., причем нередко целым месяцам уделено всего по нескольку строк. Некоторые события н экскурсии выделены в особые заметки, которые пришлось вставить в разные места дневника. О некоторых событиях только упоминается, а описаний их не имеется. Вообще это второе пребывание на Берегу Маклая, несмотря на его продолжительность (17 месяцев), описано очень кратко и отрывочно и, в сущности, совершенно не было подготовлено автором к печати. Для пополнения многих пробелов в тексте я вынужден был просмотреть записные книжки путешественника и извлечь из них мало-мальски подходящее. (То же мне пришлось проделать для пополнения «Этнологических» заметок и других частей «Путешествий»). Тем не менее, описание этого второго, семнадцатимесячного, пребывания оказывается

[25]

все-таки гораздо более кратким, отрывочным, эпизодическим, чем подробное изложение в форме дневника первого пребывания на Берегу Маклая.

Следующие части тома должны были заключать в себе посещения южного берега Новой Гвинеи и третье посещение Берега Маклая. Посещений южного берега было два, одно в январе — апреле 1880 г., другое в 1882 г. Первое было описано в форме дневника, оканчивающегося числом «6 марта» и сообщением, что автор уезжает на миссионерском пароходе в Керепену. Продолжения этого дневника не имеется. Второе посещение южного берега Новой Гвинеи в 1882 г. состоялось по приглашению коммодора австралийской морской станции Вильсона, на правительственном корвете «Volverine», и продолжалось весьма короткое время. Целью поездки Вильсона было производство следствия об убийстве туземцами «тичеров» (миссионеров) и бывших с ними лиц, всего до двадцати человек. Рассказ Н. Н. начинается с прибытия в порт Морсби и с изложения первых результатов следствия; далее говорится о посещении автором деревни туземцев, и этим рассказ оканчивается. Продолжения его в бумагах нет. Третье посещение Берега Маклая (на русском корвете «Скобелев» в 1883 г.) изложено в виде рассказа, отчасти дневника, довольно подробно; оно продолжалось несколько дней и сопровождалось доставлением туземцам обещанных домашних животных — бычка и коровы (зебу) и пары коз. В конце отчетов Н. Н. помещены сведения о доставленных им коллекциях и особенно об этнографических предметах, поступивших в музей Академии наук.

Кроме отчетов, дневников и заметок самого Н. Н., в первом томе 1  помещается еще редакционная статья с изложением всего хода дела по изданию «Путешествий», начиная со дня смерти Миклухо-Маклая, и биографический очерк путешественника. Для биографического очерка были использованы печатные материалы и некоторые рукописные. Из печатных всего более данных оказалось в следующих статьях:

1. Автобиографическая записка, составленная Н. Н. Миклухо-Маклаем, по просьбе проф. А. П. Богданова, для издававшихся под редакцией последнего «Материалов для истории научной и прикладной деятельности в России по зоологии и соприкасающимся с ней отраслям знания, преимущественно за последнее тридцатипятилетие» (1888—1892). Записка была составлена Н. Н. в Петербурге, незадолго до смерти, и была напечатана во втором томе «Материалов», вышедшем в 1889 г. (семь страниц). При записке был приложен список трудов путешественника, весьма неполный, который был дополнен позже сотрудниками

____

1. Абзац нами «оправлен по тексту этой же статьи Д. Н. Анучина, напечатанной им в изд. «Новая Москва». — Ред.

[26]

«Материалов» списком, помещенным в третьем томе того же издания, вышедшем в 1891 г. При первом томе «Материалов» помещен и портрет Н. Н.

2. Nicolaus von Miclucho-Maclay, Reisen und Wirken, von d-r O. Finsch, статья в «Deutsche Geographische Blatter», herausgeg. von der Geogr. Gesellschaft in Bremen. Bd. XI, Heft 3 und 4, 1888.

...Финш познакомился с русским путешественником в Сиднее в 1881 г., затем продолжал сношения с ним в 1884 и 1885 гг. В беседах с Н. Н. Финш мог узнать многое из его жизни, особенно из его путешествий, тем более, что его очень интересовала личность молодого путешественника, вызывавшего его симпатии. Его статья распадается на несколько отделов:

I. Введение. II. Путешествия (указаны посещения Новой Гвинеи, путешествие через Иохор и во внутренность Малажкского полуострова; поездка через о-ва Каролинские и Адмиралтейства; второе пребывание на Берегу Маклая; путешествие в восточную Меланезию и на южный берег Новой Гвинеи; пребывание в Австралии; вторая поездка к южному берегу Новой Гвинеи; посещение Европы; третья поездка на Берег Маклая). III. Результаты (главным образом антропологические я этнологические). IV. Коллекции (поскольку они были известны Финшу). V. Зоологические станции (неудачные попытки в Австралии). VI. Публикации (перечислено 30 статей и заметок, преимущественно на иностранных языках, но несколько и на русском, с указанием их содержания).

3. Отчеты, статьи, заметки и письма о путешествиях самого Миклухо-Маклая, отчасти напечатанные в русских и иностранных журналах, отчасти сохранившиеся в рукописях и записных книжках. В одних «Известиях Географического общества» было помещено за время с 1871 по 1881 г. до 27° его статей и писем; затем около десятка статей напечатано Н. Н. в батавском журнале «Natuurkundig Tijdschrift», до тридцати — в журнале Линнеевского общества Нового Южного Уэльса, до двадцати в «Zeitschrift fur Ethnologie» и в «Verhandlungen» Берлинского антропологического общества. Кроме того, статьи и заметки Н. Н. появлялись изредка и в других изданиях, например в «Bulletin» Парижского антропологического общества, в «Северном вестнике», в «Новом времени», а список собранных им и доставленных в Петербург этнографических предметов был напечатан Академией наук. Кое- что биографическое можно было извлечь и из записных книжек и дневников путешественника.

4. Н. А. Янчук. Н. Н. Миклухо-Маклай и его ученые труды. К 25-летию его кончины. 1913 г. (оттиск статьи, помещенной в «Журнале Министерства народного просвещения», с портретом, 34 стр.). «Чтобы сделать добрый почин в деле скорейшего со-

[27]

ставления полной биографии и опубликования трудов Миклухо-Маклая», автор постарался «представить краткий перечень относящихся сюда сведений вместе со списком трудов путешественника, по крайней мере, по тем изданиям, какие оказалось возможным найти в московских библиотеках». В статье особенно ценны библиографические указания, хотя они не систематизированы (по годам, изданиям, предметам и т. д.), а разбросаны по всей статье и не могут быть признаны вполне точными и полными.

Некоторые данные касательно биографии и путешествий Н. Н. можно найти в протоколах заседаний Совета и отделений Географического общества, в трехтомной истории этого Общества, составленной по случаю его 50-летия П. П. Семеновым, в некоторых журналах и газетах, особенно в некрологах и посмертных заметках, посвященных памяти путешественника, но все это данные второстепенного характера, поясняющие лишь некоторые детали.

Важнее рукописные воспоминания, которых, к сожалению, я не мог собрать от всех лиц, на которых можно было бы в этом отношении рассчитывать... Упомяну о материалах, мною полученных. Заслуживают особого внимания два: 1) Письмо вдовы путешественника Маргариты dе Мiklucho-Maclay, написанное по моей просьбе (на английском языке) и доставленное мне из Ayrou, Weberley, Sydney, N. S. Wales, Australia, от 28 марта 1897 г. Написан этот «Sketch» на 19 страницах небольшого писчего формата и Заключает в себе данные о всей жизни Н. Н., но особенно ценны в нем сведения, приведенные о пребывании путешественника в Австралии; 2) «Воспоминания о Н. Н. Миклухо-Маклае бывшего в конце 1860-х и в 1870-х годах секретарем Географического общества Ф. Р. Остен-Сакена, написанные по моей просьбе на 24 страницах крупного почтового формата и присланные мне от 12 ноября 1901 г. Автор начинает с появления Н. Н. в Петербурге в 1869 г., описывает первые его шаги в Академии наук и в Географическом обществе, сообщает многие его письма 1874— 1882 гг. и останавливается подробно на его стараниях основать в Новой Гвинее, и вообще на островах Тихого океана, русскую колонию. Воспоминания кончаются 1886-ым годом и в общем дают ценные и интересные материалы для характеристики нашего путешественника. Некоторые данные и указания, касающиеся Н. Н., были приведены еще в письмах ко мне разных лиц, его знавших, особенно в письмах А. В. Григорьева и некоторых других членов Географического общества.

Ввиду того, что предложенное Государственным издательством опубликование оставленных Н. Н. дневников, отчетов и других статей снова встретило препятствия, я позволю себе по-

[28]

местить на страницах «Землеведения» составленный мною очерк 1 жизни путешественника и судьбы его трудов. Мне не хотелось бы, чтобы эта моя статья погибла бесследно, тем более, что мне осталось жить уже немного, а другому было бы трудно собрать и использовать все те материалы, которыми мог воспользоваться я.

2

Николай Николаевич Миклухо-Маклай родился 5 июля 1846 г. в с. Рождественском близ города Боровичей Новгородской губ. *. Отец его, инженер-капитан Николай Ильич Миклуха, был, как говорит Н. Н. в своей автобиографии, дворянин Черниговской губ.; потомственное дворянство было дано прадеду его, Степану, который, состоя хорунжим в одном из казацких малороссийских полков, отличился при взятии Очакова в 1788 г. Николай Ильич получил образование сперва в Нежинском лицее, а потом в Петербурге, в корпусе инженеров путей сообщения. Есть известие, что в начале 1850-х годов он занимал должность начальника петербургской пассажирской станции Петербургско-Московской железной дороги '(тогда еще не называвшейся Николаевской). Мать Николая Николаевича, Екатерина Семеновна, дочь подполковника С. Беккера, сделавшего кампанию 1812 г. в Низовском полку, приходилась внучкой доктору Беккеру, присланному прусским королем к последнему королю польскому, при котором он состоял лейб-медиком...

Н. Н. был вторым сыном в семье. Старший сын, по словам вдовы Н. Н., был в 1880-х годах мировым судьей в Киевской губернии и жил в имении Малине вместе с своей Матерью; он умер в 1895 г. Младший сын, Михаил Николаевич, был горным

_____

1.  Описание путешествий Н. Н. Миклухо-Маклая в обработке Д. Н. Анучина, а равно и составленная им биография путешественника были выпущены в свет в 1923 г. изд. «Новая Москва» под названием: Н. Н. Миклухо-Маклай. Путешествия, Т. I. Путешествия в Новой Гвинее.

«Путешествия» Н. Н. Миклухо-Маклая выпущены Академией наук СССР в двух томах: Океания. Новая Гвинея. Т. I, 1940; Океания. Индонезия. Т. II, 1941. С 1950 г. Институт этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая Академии наук СССР приступил к изданию пятитомного «Собрания сочинений» Н. Н. Миклухо-Маклая. В 1950 г. изданы: т. I. Дневники путешествий (1870—1872) и т. II. Дневники путешествий (1873—1887), в 1951 г.— т. III, ч. 1. Статьи по антропологии и этнографии.

Библиографию трудов Н. Н. Миклухо-Маклая и литературу о нем см: специальный выпуск «Известий Географического общества» (т. 71, вып. 1—2, 1939), посвященный 50-летию со дня смерти Н. Н. Миклухо-Маклая; Л. С. Берг. «Путешествия в другие зарубежные страны» в книге «Всесоюзное Географическое общество за сто лет», 1946, стр. 121—131; Л. С. Берг. «Исследования Н. Н. Миклухо-Маклая на Новой Гвинее» в книге «Очерки по истории русских географических открытий», 2-е изд., 1949, стр. 221— 233. —Ред.

* По словам вдовы Н. Н., он родился в 1847 г., а, по словам автобиографии — в 1848 г., но это ошибки или описки.

[29]

инженером и жил в Петербурге. По словам вдовы Н. И., был еще четвертый сын, морской офицер, командовавший одним из военных судов. Была еще дочь, умершая, по словам вдовы Н. Н., от тифа в 1881 г.

Как отец Н. Н., так и братья его носили фамилию «Миклуха»; только Николай Николаевич именовал себя, уже с юношеских лет, двойною фамилией — «Миклухо-Маклай». Откуда взялась эта вторая фамилия, под которой Н. Н. был известен, неизвестно, по крайней мере, мне. Бывший секретарь Географического общества Ф. Р. Остен-Сакен сообщил мне (в 1901 г.) об этой второй фамилии следующее: «Г. Штендман, секретарь Исторического общества, знающий семейство Миклухи, объяснил мне, что прибавка «Маклай» совершенно произвольная — сокращенное малороссийское Миколай (Николай), поставленное после фамилии священником в церковной книге. Документально (сенатом) эта прибавка к фамилии не утверждена». Напротив того, А. В. Григорьев (бывший секретарем Географического общества в 1890-х годах) писал как-то мне, что он слышал от Ю. В. Бруннемана, товарища Н. Н. по гимназии (2-й петербургской), будто и в гимназии Н. Н. был известен под двойной фамилией. Однако это весьма сомнительно, так как справка, сделанная мною в архиве *  Петроградского университета, показала, что как прошение о приеме в университет, так и данная Н. Н. при оставлении университета подписка подписаны «Николай Миклуха» и вообще ни в одной бумаге из хранящихся в архиве и касающихся Н. Н. он не значится под двойной фамилией. Попала ли фамилия «Маклай» в вид на жительство (паспорт), мне не известно (представляется сомнительным), но, во всяком случае, уже со времени первого выступления Н. Н. в качестве специалиста-зоолога и путешественника он именовал себя двойной фамилией, под которой стал известен и за границей и в научно-литературных кругах России.

В Австралии, по словам Финша, Н. Н. был известен еще под титулом барона — «барон Маклай», и хотя сам Н. Н. и не пользовался, по-видимому, этим титулом, но и не протестовал против него, когда к нему с ним обращались. В этом отношении Н. Н. представлял аналогию с знаменитым ученым и путешественником А. Гумбольдтом, которому также, еще со времени путешествия в Америку, придавали нередко титул барона, хотя в действительности он им никогда не был.

Н. Н. потерял отца, когда ему было 11 лет. При отце он воспитывался дома, где его подготовлял учитель; после же смерти отца мать отдала его в петербургскую школу св. Анны, откуда через год он был переведен во 2-ю петербургскую гимназию.

____

* За справку в архиве Петроградского университета приношу искреннюю благодарность бывшему ректору университета С. А. Жебелеву.

[30]

Здесь Н. Н. не кончил курса и из 6-го класса перешел вольнослушателем в Петербургский университет, где, по словам его автобиографии, он пробыл только до февраля 1863 г., когда «был исключен без права поступления в русские университеты». Дата эта, однако, неверна; по справке в архиве Петроградского университета оказалось, что Н. Н. был принят по прошению, помечен-ному 12 сентября 1863 г., уволен же он был в феврале — марте 1864 г. В архиве нет никаких следов того, чтобы при этом ему было воспрещено поступление в другие русские университеты, и, по-видимому, такого воспрещения и не было. Уволен он был на том основании, что, «состоя в числе вольнослушателей Петербургского университета, неоднократно нарушал во время нахождения в здании университета правила, установленные для этих лиц»  *.

Что касается факультета, «а котором Н. Н. состоял вольно-слушателем, то в автобиографии он не назван, а, по словам Финша, Н. Н. сначала увлекался общественными науками и поступил на юридический факультет. Однако в архиве Петроградского университета имеется прошение Н. Н., в котором он выражает желание быть зачисленным на физико-математический факультет, по отделу естественных наук, и по этому отделу он и был зачислен.

Увольнение из Петербургского университета и было причиной, говорится в автобиографии Н. Н., что он уехал за границу и поступил на философский факультет Гейдельбергского университета. Здесь, по словам Н. Н., он слушал лекции не только физиков и натуралистов — Кирхгофа, Гельмгольца, Бунэена, Леонарда и других, яо также и юристов, историков, политико-экономов, философов и др. **. В Гейдельберге Н. Н. пробыл (по его словам) около двух лет, а затем переехал в Лейпциг, где поступил на медицинский факультет, хотя, по его собственным словам, не переставал слушать профессоров других факультетов. Из Лейпцига Н. Н., однако, скоро перебрался в Иену, маленький университетский городок, стоявший тогда даже в стороне от железной дороги, и продолжал слушать лекции медицинского факуль-

_____

* В архиве университета имеются: а) отпуск отношения инспектора университета петербургскому обер-полицеймейстеру от 15 февраля 1864 г. за № 644 об увольнении Миклухи из числа вольнослушателей; б) отношение петербургского обер-полицеймейстера инспектору Петербургского университета от 8 марта 1864 г. за № 1345 о выдаче Миклухе документов и об отобрании у него подписки; в) подписка Миклухи от 3 марта 1864 г. в том, что он не будет более являться в университет. При прошении (о поступлении) Миклухой были представлены метрическое свидетельство и копия формулярного списка о службе его отца, а в числе документов, возвращенных ему, упоминается еще и копия с протокола о дворянстве. Ни одного на этих документов в деле не имеется.

** Любопытно, что в записке о жизни Н. Н., составленной его вдовой, переход из Петербургского университета в Гейдельбергский объясняется вредным влиянием на здоровье Н. Н. петербургского климата.

[31]

тета. Особенно он увлекался сравнительной анатомией, которую преподавал тогда К. Гегенбаур; другими профессорами его были Геккель, Чермак и др.

В 1866 г. Н. Н. отправился с проф. Геккелем на Канарские острова; другими спутниками их были: проф. Греф из Воина и студент-медик Фоль, впоследствии профессор в Женеве. Были посещены Мадейра, Тенериф, Гран-Канария, Фуентевентура, и около четырех месяцев было посвящено зоологическим исследованиям на о. Ланцероте. Н. Н. занялся анатомией губок и изучением мозга хрящевых рыб. Возвращение последовало в 1867 г. через Марокко, куда Н. Н. отправился вместе с Фолем, и откуда — через Гибралтар, Испанию, Францию — они вернулись в Иену.

В следующем, 1868 г. для продолжения сравнительно-анатомических работ Н. Н. отправился с д-ром Дорном в Мессину. Д-р Дорн был ревностным пропагандистом идеи о необходимости устройства, для успехов зоологии и эмбриологии, морских зоологических станций, и впоследствии ему удалось осуществить такую станцию, и притом образцово поставленную, в Неаполе. Возможно, что под влиянием Дорна ту же идею стал проводить и Н. Н., доказывая позже необходимость устройства подобных станций на берегах тропических морей, а также и в более холодных зонах, например в Патагонии, Камчатке, Беринговом море и т. д. Н. Н. и сам приложил впоследствии немало усилий на устройство зоологической станции в восточной Австралии, около Сиднея, но не мог достигнуть надлежащего успеха.

В 1869 г. Н. Н. отправился в зоологическую поездку по берегам Красного моря. Целью этой поездки было, по его словам, желание проверить и дополнить некоторые данные, полученные при зоологических изысканиях на Канарских островах, наблюдениями над фауной в ближайшем тропическом море, стоящем в связи с Индийским океаном.  Н. Н. посетил Ямбо, Джиду, Массову, Суаким и много работал над морскими животными на окаймляющих берега Красного моря коралловых рифах. Скудные средства, которыми он располагал, не позволяли ему нанять служителя, и он странствовал один, подвергаясь многим лишениям и опасностям. Приходилось работать под тропическим солнцем, при постоянной температуре более 35° Ц сидеть над микроскопом, несмотря на лихорадку, скорбут и подчас голод.

Как сообщал сам Н. Н., «несмотря на его бритую голову, крашеный цвет лица, арабский костюм, несмотря даже на некоторое знакомство с языком и подражание, с внешней стороны, религиозным обрядам мусульман, религиозный фанатизм арабов и их наклонность к грабежу частенько заставляли его бояться за свою жизнь». Недостаток в средствах вынуждал иногда Н. Н. занимать небольшие суммы для путешествия у местных европей-

[32]

ских консулов. Несмотря на все эти неблагоприятные условия, Н. Н. собрал, по его словам, многие зоологические и сравнительно-анатомические данные, а также мог составить себе известное представление об особенностях (Красного моря, его фауне, характере его берегов и быте их населения, о чем им был сделан осенью того же года доклад в Петербурге, в одном из заседаний Географического общества.

С Красного моря Н. Н. направился в июле [1869] через Константинополь в Одессу, посетил затем южный берег Крыма и пробыл некоторое время на Волге для собирания (по его словам) материалов по анатомии мозга хрящевых рыб. С Волги Н. Н. приехал в Москву, где в это время происходил съезд (второй) русских естествоиспытателей и врачей. На одном из заседаний съезда Н. Н. выступил с сообщением о желательности и пользе основания зоологических морских станций в Белом, Балтийском, Черном, Каспийском морях, а если окажется возможным, то и в Восточном океане, на Сахалине и Камчатке.

Идея, высказанная Н. Н., по-видимому, оказала некоторое влияние: в 1870-х годах Московское общество любителей естествознания по инициативе проф. А. П. Богданова стало усиленно собирать коллекции низших животных в Черном и Балтийском морях, а впоследствии были основаны две зоологические морские станции — одна в Севастополе, поступившая позже в ведение Академии наук, и другая — в Белом море, на Соловецких островах, позже переведенная на Мурман и устроенная Петербургским обществом естествоиспытателей.

Из Москвы Н. Н. приехал в Петербург и завязал сношения с Академией наук и с Географическим обществом. К секретарю последнего, Ф. Р. Остен-Сакену, Н. Н. явился с карточкой известного зоолога и путешественника Н. А. Северцова.

В заседании отделения географии математической и физической 23 сентября 1869 г. Н. Н. сделал сообщение о своей поездке к берегам Красного моря...

В Академии наук Н. Н. оказали радушный прием академики Бэр и Брандт, которые предложили ему заняться изучением коллекции губок, находившейся в Зоологическом музее Академии и собранной во время путешествий Бэра и Миддендорфа и в кругосветном плавании ассистента музея Вознесенского. Н. Н. охотно принял это предложение и занялся определением и исследованием губок Зоологического музея; оставленное им описание было напечатано (на немецком языке) в Мемуарах Академии наук в 1870 г.

В октябре 1869 г. Н. Н. вошел в совет Географического общества с представлением о желании его совершить при поддержке Общества путешествие в Тихий океан. Ближайшей целью этого путешествия Н. Н. выставил продолжение своих исследований

[33]

морской фауны и всех научных вопросов, непосредственно к этим исследованиям примыкающих. Областью исследований была намечена сначала северная часть Тихого океана и моря Охотское и Японское. В программу предположенных исследований были включены: 1) изучение организации животных на месте; 2) исследование фауны Восточного океана, география животных, собирание по возможности коллекций; 3) изучение по возможности этнологических и антропологических вопросов. Н. Н. ходатайствовал особенно о предоставлении ему возможности переезда летом следующего года в какой-либо пункт Восточного океана на русском военном судне. Предложение Н. Н. сопровождалось письмом академика Брандта, который рекомендовал Н. Н. как талантливого и ревностного молодого человека, предпринявшего уже два путешествия. Плодом его занятий явились обогатившие наужу исследования над плавательным пузырем акул, губками и по сравнительной анатомии мозга; в последней из этих работ он проводит новый взгляд на морфологическое значение частей головного мозга рыб *.

Довольно упорное сопротивление предложению Н. Н. оказывал сначала вице-председатель Географического общества, престарелый адмирал граф Литке, который опасался, что планы Миклухи завлекут Общество слишком далеко. Он долгое время не соглашался иметь с Н. Н. личные объяснения. Ф. Р. Остен-Сакену (тогдашнему секретарю Географического общества) удалось, однако, уломать, наконец, Литке, и он привел к нему однажды утром молодого путешественника.

«Пришлось мне, — говорил Остен-Сакен, — изумиться дипломатическому искусству Миклухи, который весьма ловко распространился насчет давнишних физико-географических и этнографических исследований старого адмирала в Тихом океане и по его берегам, вследствие чего адмирал, казалось, отрешился на время от своей обычной сухости и подозрительности ко всем первым проявлениям таланта и самостоятельности».

Живое участие в осуществлении предложений Н. Н. принял бывший тогда председателем в отделении географии физической П. П. Семенов. В заседании Совета Географического общества 2 октября 1869 г., когда было доложено представление Н. И., П. П. Семенов заявил, что избранная Н. Н. специальность — исследование низших морских животных — представляет особенный интерес в отношении физической географии, так как подобные исследования по необходимости должны находиться в тесной связи с наблюдениями над морскими течениями, температурой

____

* Зоологические работы Н. Н. этого времени были помещены в Jenaische Zeitschrift, Bd. 4, в «Beitrage zur Vergleichenden Neurologie der Wirbelthiere», изд. Энгельманом в Лейпциге [1870] и в «Memoires de l'Academie de Sc. a St. Petersbourg», VII ser., vol. 15.

[34]

воды, глубинами и пр. По этим соображениям Семенов полагал полезным поддержать ходатайство Н. Н. и просить Совет передать его на обсуждение отделения географии физической для определения вопросов, которые было бы желательно поручить вниманию путешественника, с тем, чтобы со стороны Общества ему было предложено также некоторое денежное пособие. Совет согласился с мнением П. П. Семенова и постановил просить его представить ближайшие соображения и войти в сношения с морским ведомством касательно доставления Н. Н. возможности воспользоваться отправлением наших военных судов в Тихий океан для совершения путешествия туда и обратно. Благодаря общим усилиям Литке, П. П. Семенова и других лиц, предположениям Н. Н. был дан надлежащий ход, и в начале 1870 г. Н. Н. уже мог уехать в Иену для окончательного устройства там своих дел...

В общем собрании Географического общества Н. Н. доложил программу предположенных им исследований... План путешествия определился на этот раз иначе, чем в прошлом году. Оно рассчитывалось на 7—8 лет, причем первый год предполагалось провести на берегах тропических морей, а потом постепенно подвигаться на север, до берегов Охотского и Берингова морей. «Первым же полем моей деятельности, — заявлял Н. Н., — будет Новая Гвинея; при этом выборе я руководствовался соображениями, которые не замедлю сообщить Географическому обществу; кроме специально зоологических исследований, занятия мои, — пояснял Н. Н., — будут также в метеорологических наблюдениях и исследованиях по антропологии и этнографии». Сообразно с этим и программа занятий распадалась по трем главным отраслям, причем занятия по зоологии должны были указываться местными фаунами и местными условиями и заключаться преимущественно в изучении низших форм животных; особенное внимание предполагалось обратить на изменение и зависимость животной организации от различных внешних факторов природы...

Кроме ходатайства перед морским ведомством, содействие Н. Н. со стороны Географического общества выразилось в небольшой денежной субсидии в 1 350 руб. главным образом на приобретение инструментов. Дальнее путешествие, как утверждал положительно Остен-Сакен, было предпринято Н. Н. на собственный счет и страх.

27 октября 1870 г. корвет «Витязь», на котором находился И. Н., снялся с Кронштадтского рейда и отправился в кругосветное плавание. Путь корвета до Новой Гвинеи определился следующими пунктами: Плимут, о. С.-Винсент (острова Зеленого мыса), Рио-де-Жанейро, Пунта Аренас, бухта св. Николая в Магеллановом проливе, Талькахуано, Рапа-Нуи (о. Пасхи),

[35]

о. Мангарева, Папеити (на островах Таити), Алия (на Уполу, одном из островов Самоа), о. Ротума и порт Праслин (на о. Новая Ирландия).

Н. Н. пользовался представлявшимися случаями, чтобы давать знать Географическому обществу о себе и о своих занятиях. Первое его письмо было написано в Рио-де-Жанейро 12/24 февраля 1871 г. и отправлено из Пунта Аренас, в Патагонии, 26 марта. В нем он сообщал об одном измерении температуры воды на глубине, произведенном термометром Мюллер-Казелла в тропической части Атлантического океана. Измерение было произведено на глубине 1 000 морских сажен (6 000 футов), продолжалось около трех часов и дало показание термометра 3.5° Ц, в то время как температура воды на поверхности была 27.5°Ц, а температура воздуха 28°Ц  .

Следующее письмо было из Вальпараисо от 13/15 мая 1871 г.; в нем Н. Н. сообщал о наблюдениях в Магеллановом проливе и у берегов Патагонии и о своем намерении посетить о. Пасхи. Из одного письма, посланного в это время оттуда же командиром «Витязя» Назимовым, стало известно, что Н. Н. сделал поездку из Вальпараисо и Сант-Яго и к горе Аконкагуа (6 834 м [7 040 м] высоты; долго считалась ошибочно вулканом).

Третье письмо было получено с о. Уполу (в группе Самоа) от 19/31 августа; в нем Н. Н. извещал, что им наняты для Новой Гвинеи, по контракту, двое слуг: один — швед, бывший матрос китоловного судна, и другой — полинезиец с о. Ниуе (около островов Тонга). По дороге от Южной Америки до Новой Гвинеи корвет заходил, между прочим, на о. Пасхи (Рапа-Нуи), у которого простоял около двух недель. Н. Н. воспользовался этим временем для ознакомления с древними колоссальными каменными изваяниями и вырезанными на деревянных досках письменами, сохранившимися на острове и уже давно возбуждавшими интерес и изумление путешественников. О посещении этого острова Н. Н. прислал сообщение Географическому обществу при письме из бухты Астролябии, месте высадки его на северо-восточном берегу Новой Гвинеи.

Остров Пасхи был открыт в 1721 г. мореплавателем Роггевином в первый день Пасхи, откуда и данное ему название. Возвышается он совершенно обособленно в восточной части Тихого

______

* Измерений на меньших глубинах было произведено Н. Н. довольно много и в Атлантическом и в Тихом океанах, и результаты их были включены в статью, помещенную позже в «Известиях Географического общества». После систематических « точно обставленных измерений, произведенных английской экспедицией Челленджер я многими последующими, измерения Н. Н. едва ли имеют значение, тем более, что относительно их мы обыкновенно не имеем точных введений о положении пунктов (географическая широта и долгота) и о подробностях обстановки измерений.

[36]

океана, под 27°10' ю. ш. и 109°26' в. д., до высоты 615 м над уровнем моря, занимая площадь в 120 кв. км. Остров вулканического происхождения, на нем находятся потухшие кратеры. Климат отличается обилием атмосферных осадков, способствующих поддержанию озерков и болот, но текучих рек нет. Растительность и животный мир очень скудны; кокосовая пальма истреблена, деревья отсутствуют. Населен был остров полинезийцами; по преданию, жители прибыли туда на двух лодках с о. Рапа и постепенно размножились, так что в первой половине XIX века их насчитывалось до 3 000 человек (?), и они имели выборного короля. В 1863 г. перуанцы, нуждаясь в рабочих для разработки своих залежей гуано на островах Чинча, вывезли (в форме насильственного найма) почти половину населения, из которой немногие потом вернулись, занеся разные болезни. В начале 1870-х годов подобный же вывоз рабочих был произведен на о. Мангареву и на Таити (в числе около 800), так что о. Пасхи почти обезлюдел. Путешественники, посещавшие остров, поражались в особенности его колоссальными каменными изваяниями, высеченными из местной вулканической породы и отчасти стоявшими еще на местах, отчасти упавшими и разбитыми; высота их доходила до 10 м. Изображали они человеческие фигуры с большой головой и носом и свидетельствовали о немалом искусстве бывших обитателей в обделке камня и в перевозке таких колоссальных истуканов. Присутствие их указывало также на то, что их строители обладали известной мифологией или культом; впрочем, что изображали эти статуи и для какой цели они ставились, осталось неизвестным, как остались неразобранными и те (иероглифические начертания, которые оказались на сохранившихся в небольшом числе у населения деревянных досках и часть которых попала в некоторые, преимущественно американские, музеи.

Беглое описание Н. Н. не могло, конечно, прибавить ничего существенного к прежним известиям, а в настоящее время, после появления обстоятельных монографий об этом острове, и подавно утратило свое значение. Притом внимание Н. Н. было в значительной степени обращено на местное население и его тип, который он потом старался сравнить с типом населения островов Мангаревы и Питкерна, пользуясь кратковременными остановками корвета у этих островов.

Далее корвет продолжал путь в западную Полинезию, к берегам Новой Гвинеи. Н. Н. придавал, по-видимому, большое значение вопросу, почему он выбрал Новую Гвинею полем своих исследований. В бумагах его имеется составленное им «Содержание» предположенного тома его путешествий в Новую Гвинею, и в нем на первом месте, в перечне глав или статей, стоит: «Почему я выбрал Новую Гвинею» и т. д. В бумагах нашлась и попытка ответить на этот вопрос в виде наброска, и притом

[37]

в двух экземплярах, одного чернового (писанного рукою Н. Н.) и другого, переписанного (с ошибками), но оба эти тождественных наброска оказываются неоконченными и заключают в себе только прелюдию к ответу, но не самый ответ 1. Вот этот отрывок: «Мне кажется, что мне следует прежде всего сказать, почему я выбрал Новую Гвинею целью моего путешествия и моих исследований. Читая описания путешествий, почти что во всех я находил очень недостаточными описания туземцев в их первобытном состоянии, т. е. в состоянии, в котором люди жили и живут до более близкого столкновения с белыми или расами с уже определенною цивилизацией (как индусская, китайская, арабская и т. д.). Путешественники или оставались среди этих туземцев слишком короткое время, чтобы познакомиться с их образом жизни, обычаями, уровнем их умственного развития и т. д., или же, главным образом, занимались собиранием коллекций, наблюдением других животных, а на людей обращали совершенно второстепенное внимание... С другой стороны, еще такое пренебрежение ознакомлением с первобытными расами мне казалось достойным положительного сожаления, вследствие обстоятельства, что расы эти, как известно, при столкновении с европейскою цивилизацией, с каждым годом исчезают. Времени, по моему мнению, не следовало упускать, и цель — исследование первобытных народов — мне казалась достойною посвятить ей несколько лет жизни. Совершенно согласно с моими желаниями повидать другие части света и знания мои подходящи для такого предприятия. Занятия анатомией человека и медициной могли значительно облегчить антропологические работы, которыми я думал заняться. Но где найти эти первобытные племена людей вне влияния других, поднявшихся на сравнительно высшую степень цивилизации?..».

Как видно, на самый вопрос здесь не дано никакого ответа. Из последующих отчетов и дневников путешественника можно, однако, заключить, что из всех островов Тихого океана Новая Гвинея, этот громадный остров (785 тыс. кв. км), находящийся почти под экватором (занимающий полосу градусов на 10 южнее его), представлял наиболее благоприятные условия для цели Н. Н. Открытый еще в 1526 г., остров этот долго оставался мало посещаемым, и с ним велись лишь редкие и случайные сношения.

____

1. В статье в «Известиях Географического общества» (1939, т. LXXI, вып. 1—2) Дм. Миклухо-Маклай сообщил, что после получения в 1938 г. Географическим обществом остатков литературного наследия Н. Н. от Московского университета, среди полученных бумаг, вместе с указанной Д. Н. Анучиным «прелюдией», находился отдельный черновой набросок этой статьи, без вводной части, но под почти тем же заглавием «Почему я избрал исходом моего путешествия на острова Тихого океана остров Новую Гвинею. Пояснительная заметка». «Витязь», март 1871 г. Этот черновик написан на семи маленьких листках, включая примечания, — Ред.

[38]

Остров не привлекал к себе доступностью своих берегов, темнокожие и негрообразные жители которых, прозванные малайцами «папуа» (курчавые), не отличались приветливостью и даже заявляли себя местами открытою враждебностью к пришельцам. Тропический, влажный, лихорадочный климат тоже составляет неблагоприятное условие, а естественные продукты острова сравнительно скудны и не выделяются из доставляемых другими островами, чаще посещаемыми и населенными более миролюбивыми народностями. Номинально остров давно стал владением Голландии, но фактически голландцы могли проявить свой авторитет только в западной части, да и то лишь кое-где по берегам. В этой западной части выделилось особенно селение Дорэ, бухта которого посещалась нередко судами в первой половине XIX века и не только голландскими, но и других наций. Об этой части острова и ее обитателях имелось поэтому больше сведений, чем о других, берега которых почти или вовсе не были посещаемы.

На эти-то непосещаемые и неизвестные берега Н. Н. и обратил свое внимание. Он решил содействовать осуществлению пожелания, высказанного известным натуралистом академиком Бэром в его статье «О папуасах и альфурах»: 1  «Желательно и, можно сказать, научно необходимо, чтобы жители Новой Гвинеи были полнее исследованы». Для этой цели Н. Н. выбрал северо-восточный берег Новой Гвинеи, в бухте Астролябии, открытой Дюмон-Дюрвилем в 1827 г., во время его кругосветного плавания, причем, однако, французский мореплаватель не высаживался здесь на берег, а производил съемку с корабля. Русский же путешественник решил здесь высадиться и поселиться надолго среди дикарей. Согласно его желанию, корвет «Витязь» направился от южного конца о. Новая Ирландия по проливу между о. Рук и Новой Гвинеей, названному им «проливом «Витязь», к небольшой бухточке у юго-восточного берега залива Астролябии, получившей название «порт Константин». Проходя мимо берега, Н. Н. видел высокие горы, которые Моресби назвал впоследствии «Finisterre»... На западном мысу бухточки, бывшем известным туземцам под именем Гарагаси и получившем от Н. Н. название «мыс Уединения», в получасе ходьбы от деревни Бонгу, матросы и судовой плотник корвета нарубили деревьев и построили из них небольшой домик, в 14 футов длиной и 7 шириной, разделенный парусиновой перегородкой на два отделения и снабженный маленькой верандой, к которой вела лесенка о 3— 4 ступенях. Домик был заполнен провиантом и скудными пожитками, и в нем в сентябре 1871 г. поселился И. Н. со своими двумя слугами. Местечко было защищено со стороны моря коралловыми рифами, а со стороны суши, по словам Финта, оградою из

____

1. Uber Papuas und Alfuren. Петербург, 1859. —Ред.

[39]

волнистой жести. На всякий случай, моряки заложили вокруг домика несколько мин, которые в крайности можно было взорвать. В пользование Н. Н. была оставлена еще небольшая шлюпка, способная вместить трех человек.

Сначала папуасы относились к путешественнику с недоверием, даже с враждебностью, но спокойное, тактичное и бесстрашное его поведение способствовало изменению отношений к лучшему, в особенности после того, как Н. Н. мог оказать врачебную помощь одному туземцу, раненному в голову упавшим деревом. «Возможность дружественных отношений в подобных случаях, — замечает Финш на основании собственного опыта, — вообще не так уже трудно осуществима, хотя вполне рассчитывать на туземцев никогда нельзя, и при первых встречах с белыми они проявляют себя в разных случаях неодинаково». «Но, — продолжает Финш, — можно сказать, что пребывание между такими туземцами, которые еще не видали белых, предпочтительнее в смысле безопасности. На всем северо-восточном берегу Новой Гвинеи туземцы не представляют из себя «дикарей», как их обычно себе воображают, а являются трудящимися, мирными людьми, которые способны легко сообразить выгоды, приносимые белым человеком. С ними можно поэтому наладить отношения, и Н. Н., во всяком случае, устроился лучше в новом отечестве, чем многие белые торговцы (трэдеры) и темнокожие миссионеры (тичеры), поселяющиеся на неизвестных берегах».

Несмотря на известную долю правды в этих замечаниях Финша, нельзя не признать, что в установлении мирных отношений с туземцами немалую роль играла и личность путешественника, его находчивость, смелость, стойкость характера. Осторожное и умелое выступление позволило ему занять известное положение среди туземцев, которые относились к нему с почтением, как к «каарам тамо» — человеку с луны. Эпитет этот возник случайно, вследствие зажженного однажды Н. Н. бенгальского огня, настолько изумившего туземцев, что они приписали путешественнику обладание сверхъестественными силами, но он упрочился благодаря тактичности Н. Н. При этом Н. Н. никогда не прибегал к оружию, не брал с собою револьвера, даже не стрелял дичь вблизи деревень, чтобы не испугать туземцев. Ходил он по деревням всегда без оружия, брал с собою только солидную палку с железным острием, для защиты от нападения свиней, заявлявших себя иногда враждебно *. Впрочем, район

____

* Известный исследователь Новой Гвинеи д-р Гаген собирал по моей просьбе через местного миссионера Гофмана (в начале 1900-х годов) сведения о Н. Н., поскольку о нем сохранилась память у туземцев. В сохранившихся преданиях трудно было, однако, отличить истину от фантазии, так как память о русском путешественнике переплеталась у туземцев с разными легендами. Появление в бухте Астролябии русского военного судна произвело сильное впечатление на туземцев, которые думали, что пришел конец свету; жители с. Богадьим перебили много свиней и собак, может быть с целью умилостивления великого духа, а отчасти и с намерением поесть получше перед последним концом. Из Бонгу многие пустились бежать в горы, хотя через день-два, видя, что ничего особенного не произошло, они снова решились посмотреть на большое чудище... «М.-Маклай произвел впечатление на туземцев с первого момента, как только вступил на берег. Он не обращал внимания на стрелы, которые они намеренно пускали мимо с целью его испугать, и спокойно, без страха отстранял колья, которые они направляли на него, видимо, испытывая его терпение. Такое спокойствие и самообладание с открытым выражением доверия производит всегда сильное впечатление на неиспорченного человека природы, я знаю это из собственного опыта. При этом Н. Н. был постоянно настороже и остерегался выказывать свои слабые стороны. Он запретил своим слугам стрелять, отчасти из опасения испугать туземцев, отчасти, вероятно, и из предосторожности, чтобы частым повторением «эффекта выстрелов» не приучить к нему своих соседей и сохранить это решительное средство обороны на случай крайности.

При всей своей храбрости и уверенности, он не оставлял никогда необходимой осторожности. Он остерегался также показываться туземцам нагим или обнажать часть своего тела. Но в особенности был осторожен в отношении к женщинам н никогда не искал случая сношения с ними. Объяснение факта, что в Бонгу живет дочь Н. Н., заключается в обычае папуасов давать их новорожденным имена дружественных и по возможности видных или сильных людей».

[40]

экскурсий Н. Н. был невелик и ограничивался несколькими прибрежными деревнями и немногими горными (на уровне не свыше 1 200 фут.) да еще посещением ближайших островов, до так названного им архипелага «Довольных людей», приблизительно в 18 милях от порта Константин.

В декабре 1872 г. в бухту Астролябии пришел русский корвет «Изумруд», которому поручено было разыскать Н. Н., и, если бы он оказался живым, принять его для возвращения в Россию.

В своем дневнике путешественник отметил колебания, которые у него возникли в отношении к вопросу, покидать ли Новую Гвинею или остаться с папуасами; однако он сам писал там же, что положение его стало очень затруднительным: хижина его разваливалась, провиант подобрался, обувь, платье износились, не было ни хины, ни других медикаментов, здоровье его расшаталось, лихорадка одолевала, один служитель умер, другой лежал больной и т. д. Туземцы уговаривали Н. Н. остаться у них; они водили его на прощанье по деревням и заявляли ему о своей дружбе, о готовности построить новый дом, предлагали ему на выбор любую девушку в жены и т. д., но, в конце концов, путешественнику пришлось расстаться с приятелями-папуасами и перебраться на корвет.

Н. Н., однако, не думал о возвращении на родину; он решил продолжать свои наблюдения в области Меланезии. На корвете он посетил острова Молуккские, Тернате, Тидор, северный конец

[41]

о. Целебеса  *, острова Филиппинские (Себу и Манилу на о. Люсоне), причем из Манилы сделал экскурсию в Лимай для ознакомления с бродячими там негритосами, среди которых пробыл 2—3 дня и убедился, что они представляют много сходного с папуасами и могут быть отнесены к одной и той же расе. Далее корабль направился в Гонконг, где Н. Н. покинул корвет и на частном пароходе приехал в Сингапур и в Батавию. Здесь его ждало приглашение генерал-губернатора Нидерландских Индий, Джемса Лаудона, пожаловать в его резиденцию в Бюйтензорге и воспользоваться его гостеприимством. Н. Н., конечно, последовал приглашению и прожил в губернаторском дворце около семи месяцев, получив возможность продолжительного отдыха и укрепления своего здоровья.

По этому поводу Финш замечает, что русский путешественник и в других местах своих странствований пользовался гостеприимством многих официальных и неофициальных лиц и заботливым уходом в случаях болезни. Так было в Гонконге, Амбоине, Батавии, Сингапуре, Сиднее. Жена местного администратора Честера ухаживала за ним на о. Четверга  **, когда он вернулся туда тяжело больным из порта Морсби. Сам Н. Н. писал о себе, что в продолжение десятилетий он часто неделями и месяцами бывал гостем в домах и дворцах «великих».

Иностранные правительства, замечает Финш, также интересовались Н. Н. Так, капитан Моресби при своем плавании вдоль северо-восточного берега Новой Гвинеи на английском военном судне «Basilisk» получил предписание собирать сведения о путешественнике и оказать ему, в случае надобности, помощь; голландские и английские военные суда перевозили его из одного пункта в другой и даже туземные владетели, как томонгон Иохора и сиамский король, старались облегчить передвижение путешественника на полуострове Малакке. Без такой поддержки, по справедливому замечанию Финша, Н. Н. не мог бы вообще совершать больших путешествий, так как он не был богатым, даже достаточно обеспеченным человеком, и получал поддержку только от Географического общества, да и она была в первые годы совершенно незначительной. Дружественным приемом и гостеприимством Н. Н. был обязан прежде всего, как замечает Финш, рекомендации своего правительства, которое, в первую его поездку, предоставило ему свои военные суда. Затем 15-месячное пребывание среди «дикарей» сделало имя молодого, ранее неизвестного ученого, популярным и знаменитым. Наконец, самая личность

____

* Финш сообщает, что Н. Н. говорил ему, что у него на северном конце Целебеса (а Кема) есть кофейная плантация (?).

** Остров Четверга находится близ Австралии, недалеко от северной оконечности полуострова Иорк, в Торресовом проливе.

[42]

Н. Н., уверенность, с которой он выступал перед властями с своими планами, его внешний вид — все это благоприятствовало успеху его предприятий. Хотя его наружность была далеко не внушительна и он отличался сравнительно слабым и нежным сложением, тем не менее, им переносились стойко тропические болезни (лихорадка, дизентерия и др.), и при более благоприятных условиях он скоро от них оправлялся.

Внешность Н. Н. не была лишена известной оригинальности и привлекательности: над высоким лбом поднимались у него обильные кудри рыжевато-шатеновых волос, небольшие усы и коротко подстригаемые баки и борода окаймляли узкое, бледное лицо, с прямым, правильным носом и большими, мечтательными глазами. Личность его внушала симпатию женщинам, но он сам предпочитал одиночество и не любил женского общества; в этом отношении многие характерные примеры приводили Финшу жена Честера и жена русского консула в Сиднее, в доме которого Н. Н. оставался долгое время гостем. Позже, впрочем, в Австралии и ему пришлось надеть на себя оковы (Гименея.

В Бюйтензорге Н. Н. мог не только отдохнуть и поправиться, но и написать несколько отчетов, статей и заметок для «Известий Географического общества» и для издававшегося в Батавии «Natuurkundig Tijdschrift» — голландского естественно-исторического журнала (последний на немецком языке). Однако Н. Н. не думал ограничиться только посещением берега его имени. По прибытии на Яву он стал думать о новой поездке в Новую Гвинею, но в противоположный ее конец, в голландские владения, на юго-западный берег. Сначала он думал воспользоваться голландским военным судном, которое имело в виду туда отправиться, но так как судно это долго не появлялось, и, наконец, стало известным, что оно послано на о. Суматру (где вспыхнуло восстание туземцев в Ачине), то Н. Н. решил нанять местное небольшое судно и снарядить собственную экспедицию. (Целью последней было посещение берега Папуа-Ковиай, о котором было известно, что населяющие его папуасы отличаются наклонностью к грабежам и разбою, вследствие чего берег этот избегают посещать даже малайские торговые суда (прау). Но Н. Н. полагал, что обособленность здешних папуасов может служить доказательством их большей чистоты в антропологическом отношении, а это представляло важность для намеченного им сравнения типа и быта западных папуасов (голландской части Новой Гвинеи) с изученными им восточными папуасами Маклаева берега.

В начале 1874 г. Н. Н. отправился в задуманную им экспедицию, именно из Гессира, небольшого островка между Серамом и Серам-лаут. Здесь был нанят орембай (урумбай), местное судно, без палубы, но с небольшой каютой посередине; на таких судах или лодках серамские торговцы, пользуясь сменой муссо-

[43]

нов, предпринимают нередко торговые поездки к берегам Новой Гвинеи. Экипаж урумбая состоял из 16 человек, в том числе 10 папуасов, обстоятельство, оказавшееся впоследствии неблагоприятным для экспедиции. Сам путешественник имел при себе двух служителей-амбоинцев и одного папуаса — мальчика. Расстояние от Гессира до берега Новой Гвинеи составляет около 200 морских миль, а так как это был сезон западного муссона, то урумбай подвигался быстро. Выйдя 25 февраля (1874 г.) на парусах из Гессира, судно имело короткие остановки у островов Готама, Матабелло и Ади и 27 бросило якорь у о. Наматоте в бухте Квельберг, где Н. Н. приказал выстроить себе хижину на мысе Айва. Соседние туземцы были, по-видимому, этим довольны, а жители о. Айдумы скоро даже переселились сюда.

Все, казалось, благоприятствовало экспедиции, и Н. Н. решил предпринять иа урумбае рекогносцировку вдоль берега. Для охраны своего имущества он оставил одного из своих служителей — амбоинца и 5 серамцев, а с остальными отправился. В бухте Лобо туземцы провели путешественника к развалинам бывшего форта Du Bus, где в 1828—1836 гг. голландское правительство сделало было попытку основать колонию. Здесь оказались фундаменты двух построек, сложенные из кораллового известняка, и остатки заржавевшего щита с голландским гербом. Поездка вдоль берега продолжалась до бухты Кирура, приблизительно в 50 морских милях к востоку от мыса Айва. В глубине бухты Тритон, перейдя горный хребет в 1 200 футов высотой, Н. Н. открыл интересное горное озеро Камака-Валлар, на высоте около 500 футов над уровнем моря. Немногие туземцы, жившие поблизости от этого озера, приняли путешественника радушно. Горы, которые тянулись за озером к востоку, т. е. внутрь острова, оказались совершенно необитаемыми.

2 апреля урумбай уже вернулся обратно в Айву, где за это время произошло печальное событие. Жители о. Наматоте и туземцы с гор в бухте Бичару напали, под предводительством некоего «капитана Мавары» — старшины соседнего острова Мавары, на людей Айдумы, поселившихся около хижины Н. Н., убили жену и дочерей раджи Айдумы и разграбили хижину путешественника. При этом погибли многие метеорологические и анатомические инструменты, аптека, запас красного вина, платье, консервы. Как выяснилось позже, в грабеже приняли участие и некоторые из матросов-серамцев, и стало очевидным, что рассчитывать на экипаж при возможном новом нападении нельзя. Так как серамцы, к тому же, отказывались оставаться долее на мысе Айва, то Н. Н. переселился на о. Айдуму, население которого, впрочем, также не внушало к себе доверия. При таких обстоятельствах от дальнейших поездок пришлось отказаться!

[44]

тем более, что приближалось время смены муссонов и урумбай должен был вернуться в Гессир.

Н. Н. хотел было все-таки остаться, но никто из его людей не соглашался разделить с ним риск дальнейшего пребывания. Он думал даже остаться один, но случилось неожиданное обстоятельство, заставившее принять другое решение. Стало известным, что главный виновник грабежа, «капитан Макары», скрывается в одной местной лодке (прау). Н. Н. предпринял смелое решение: в сопровождении лишь одного служителя он отправился к прау и, под угрозой револьвером, велел арестовать, связать разбойника и отвести его на урумбай. После этого медлить было нельзя. 25 апреля урумбай вышел в -море и 31-го прибыл на небольшой остров Кильвару (между Серам и Серам-лаут), где Н. Н. передал арестанта «местному радже с приказанием держать в заключении до прибытия голландского чиновника. Самому ему пришлось прождать почти месяц прибытия голландского военного судна, которое только в конце мая доставило его на Амбоину. Здесь нашел его капитан Моресби, прибывший на английском корабле ««Basilisk» 2 июня, в таком жалком, болезненном состоянии, что, как писал Моресби потом, «мы сильно сомневались в том, чтобы он мог поправиться». Но, по счастью, путешественник встретил умелую помощь и радушный уход со стороны жившего здесь доктора Хувемана, благодаря которому он мог оправиться, и затем через Тернате, Менадо, Горонтало, Макассар на Целебесе добрался в сентябре до Явы, где жил некоторое время в Тьи-Панас, а затем в Батавии.

Перенеся тяжкую болезнь, Н. Н. задумал новое путешествие, на этот раз на полуостров Малакку, в целях ознакомления с сохранившимся внутри его темнокожим и курчавоволосым племенем и выяснения его отношений к папуасам и негритосам. Но он стал испытывать серьезные денежные затруднения, которые побудили его, между прочим, обратиться к бывшему секретарю Географического общества Ф. Р. Остен-Сакену. Вот что он писал ему тогда из Тьи-Панас: «Я сказал уже, что для моих исследований я готов жертвовать всем, но трудно обстоятельство, когда это все недостаточно. Например, я должен был занять для этой новой экспедиции (на Малакку) около 150 фунтов стерлингов, которая сумма, вероятно, не будет достаточна для путешествия. Я писал об этом своим и надеюсь на исполнение моих поручений, но если Вы имеете надежду добыть мне денежную помощь «во имя науки», и не как милостыню, а как временный заем, то я буду считать себя Вам очень обязанным» и т. д... Увы, денежная помощь из России не поступала, но Н. Н. не останавливался перед препятствиями. Он отправился в Сингапур и получил от тамошних властей рекомендации к султану Муарскому и к его наместнику, томонгону, или магарадже, Иохорскому. При их

[45]

содействии он пересек Иохор до р. Муар (15 декабря 1874 г.) с запада на восток, повернул от Инданских гор к югу и вышел 2 февраля 1875 г. в Иохор-Бару. Краткий отчет об этом путешествии (помеченный 28 февраля 1875 г.) был написан на борту «Плутона» в Сиамском заливе. Н. Н. был тогда на пути в Бангкок, чтобы собрать там сведения о сиамских областях Малаккского полуострова, остававшегося ближайшей целью его странствований, и чтобы получить рекомендации от сиамского короля. Благодаря содействию властей, он получил рекомендации, гарантировавшие ему поддержку местных малаккских князей.

До начала этого путешествия Н. Н. оставался в Сингапуре, где он вел, между прочим, пропаганду в пользу основания там морской зоологической станции.

Путешествие во внутрь Малаккского полуострова было начато 15 июня и закончилось в октябре того же 1875 г. Начав по прежнему пути от Муара к Индану, Н. Н. пошел затем вдоль восточного берега до Пахана (Пикана), отсюда внутренней дорогой до Кота-Бару на восточном берегу, потом снова внутрь страны на север, до сиамского города Снигоро, где, однако, вследствие наступившего дождливого времени, пришлось отказаться от предложенного дальнейшего путешествия в Бангкок. Из Сингоро Н. Н. направился в Кота-Ста (Кеды) на западном берегу и вернулся оттуда обратно в Сингапур. Путешествие это, продолжавшееся 113 дней и совершенное то в лодках, то на плотах, то на слонах, то пешком, потребовало больших усилий. Приходилось нередко идти по 10—11 часов пешком по затопленному лесу при скудном провианте и недостаточных перевозочных средствах. Но зато удалось разыскать остатки меланезийского племени Семанг и собрать о нем первые точные сведения. Эти данные представляли тем большую ценность, что касались племени вымирающего, которому предстояло в более или менее непродолжительном будущем быть поглощенным соседними малайскими народностями. Во время путешествия Н. Н. вел дневник и рисовал типы населения.

В своем отчете Географическому обществу Н. Н. выражал надежду, что эти заметки будут полезны для пополнении географических сведений, но опубликование совокупности результатов этого и предшествовавших путешествий он откладывал до возвращения в Европу, так как здесь (в южной Азии и Австралии) он может с большей пользою употребить свое время на новые исследования и так как рисунки и карты не могут быть исполнены без его личного надзора...

В начале 1876 г. Н. Н. задумал снова посетить своих приятелей-папуасов на Берегу Маклая, как он это обещал им при своем отъезде в 1872 г. Он воспользовался для этого плаванием одной торговой шкуны «Морская птица», отправлявшейся в западную

[46]

часть Тихого океана. С капитаном этой шхуны был заключен контракт, по которому он принимал Н. Н. как пассажира при посещении различных островов, а по окончании собственно торговой поездки обязывался доставить путешественника в бухту Астролябии и снять его оттуда по прошествии шести месяцев. Шкуна оставила Черибон на Яве 18 февраля и прибыла 21-то в Bontheim, южный конец Целебеса, откуда направилась 8 марта в Gebe между Джилоло и Новой Гвинеей, прошла мимо коралловых островов Петан (С. Дэвиде, Мафия, или Фриуиль), посетила Мопмут в группе Мэкензи (27 марта) и пошла затем к о. Яп, у которого пробыла две недели. Отсюда судно направи-лось к островам Палау, пробыло здесь некоторое время, вернулось снова к о. Яп и затем пошло к островам Адмиралтейства. Здесь Н. Н. провел 2 ½ дня на ВЮВ конце Тауи, самого крупного острова, откуда шкуна перешла к северной части того же острова, встала на якорь под защитой «маленького островка Андра, направилась затем к группе Ниниго, к островам Агомес, и 28 июня доставила путешественника в бухту Астролябии. Во время этой поездки Н. Н. имел возможность ознакомиться с жителями нескольких мелких островов, составившими предмет его антропологических и этнографических наблюдений, которые отчасти вошли в статьи, помещенные им впоследствии в «Известиях Географического общества» и в других изданиях.

По прибытии в Новую Гвинею Н. Н. послал с возвращавшейся шхуной в Европу последние о себе известия на долгое время. Вместо полугода ему пришлось пробыть на этот раз 17 месяцев, а вместе с поездкой по западным островам — 23 месяца без писем и известий. Его письмо, адресованное в «Голос», от 3 июля появилось в газете лишь 2 ноября 1876 г. и давало лишь самые краткие сведения об его последнем путешествии.

Туземцы Махлаева берега приняли путешественника, как старого знакомого, и оказывали ему всяческое содействие. Из привезенного с собою материала Н. Н. построил небольшую хижину вблизи своего прежнего местопребывания, у порта Константин, в месте, носившем название Бугарлом (Бугалорм), где он и поселился со своими тремя малайскими служителями. Отсюда он предпринимал в сопровождении папуасов экскурсии по побережью, в ближайшие горы и на соседние острова. Ори содействии жителей о. Били-Били, которые построили ему отдельный дом, Айиру, он мог предпринимать более отдаленные поездки, чем в свое первое пребывание. Били-Били составляет центр горшечного производства и, вместе с тем, постройки больших лодок с балансиром; жители его предпринимают отдаленные поездки для меновой торговли своими- фабрикатами. На их-то пирогах, всюду радушно принимаемый, Н. Н. доезжал к северу от

[47]

бухты Астролябии до области людоедов (сомнительных?) Эремпи и Адова, между мысом Юноны и мысом Круазелль, приблизительно в 30 морских милях расстояния. Здесь, в архипелаге «Довольных людей», он открыл удобный порт, названный им «порт Алексей», который, однако, был снят на план лишь в 1883 г. русским военным кораблем «Скобелев» и карта которого была опубликована только в 1885 г. К востоку от порта Константин Н. Н. проехал около 80 морских миль, до дер. Телят. Финш впоследствии (в 1880-х—90-х годах) нашел имя Маклая известным туземцам на протяжении от Каркара (о. Демпира) до бухты Саравак.

Вследствие того, что папуасы относились теперь к Н. Н. с полным доверием и вполне дружественно, не прятали от него ни жен, ни детей, не скрывали никаких подробностей своей жизни, он мог свободно посещать все деревни и хижины, приглашался на общественные пиры и праздники, присутствовал при свадьбах, похоронах и т. д., мог производить над туземцами антропологические наблюдения, добывать от них черепа, идолов и т. п. На этот раз путешественник также имел, по-видимому, намерение вести дневник, но у него не хватило охоты или терпения, или вообще он признал его излишним, и ограничился только описанием отдельных эпизодов, экскурсий, выдающихся событий. Да и эти описания не были часто отделаны и закончены, и вообще это второе пребывание Н. Н. на его берегу не сопровождалось таким подробным изложением жизни изо дня в день, как это имело место по отношению к первому его пребыванию...

По контракту с капитаном Н. Н. должен был быть снят судном не позже декабря 1876 г., а в действительности судно для его выручки пришло только в ноябре 1877 г. Можно было думать, что капитан обманул путешественника или что он о нем забыл, но, по мнению Финша, хорошо знакомого с местными условиями, этого не могло быть. Такие небольшие суда подвержены всем превратностям судьбы и иногда при всем желании не могут выполнить своих обязательств. Но для Н. Н. это невольное продление пребывания имело то неприятное последствие, что взятого им с собой провианта хватило только на полгода, а затем путешественник был поставлен в полную зависимость от туземцев и вынужден был питаться почти исключительно однообразной растительной пищей. Несмотря на эти неблагоприятные условия, отразившиеся и на его здоровье, н. н. на этот раз менее страдал от лихорадки, чем в первое пребывание.

На выручку путешественника явилось судно только в ноябре 1877 г. — это была английская шхуна. Уезжая, Н. Н. оставил большую часть своего имущества под охраной туземцев, которые,

[48]

по его словам, ничего у него не украли *. На возвратном пути, в проливе Изумруд, между о. Демпир и материком, в расстоянии около 60 морских миль, Н. Н. увидал в полном извержении вулкан на о. Вулкан, а несколько позже (13 ноября), в более близком расстоянии, тоже в состоянии извержения, вулкан на о. Люсон. Шхуна направилась затем к о. Агомес, коснулась Каинес, где простояла несколько часов, и пошла далее, вследствие недостатка в провианте, в Замбоангу, на юго-западном конце Минданао, куда прибыла в январе 1878 г. 19 января Н. Н. вернулся в Сингапур тяжело больной от сильно изнурявшей его диареи. В Сингапуре он слег, и лечившие врачи предложили ему выбор между возвращением в Европу, поездкой в Японию, переселением в Австралию или кладбищем в Сингапуре. Н. Н. выбрал Австралию и приехал в Сидней в июле 1878 г.

К этому времени в стремлениях и деятельности Н. Н. стал сказываться заметный поворот. Вот как об этом говорит «История полувековой деятельности Русского Географического общества (1845—1895)», составленная П. П. Семеновым и изданная ко времени 50-летнего юбилея Общества в 1896 г.: «Второе продолжительное пребывание посреди диких племен Новой Гвинеи и притом в совершенно изменившихся условиях, при коих, вместо прежней своей недоверчивости и отчужденности, папуасы подчинились влиянию белого человека, смотря на него как на какое-то высшее, даже неземное, существо, совершенно изменило и отношения Маклая к папуасам. Вместо того, чтобы смотреть на них, как прежде, совершенно объективно, как на предмет научного исследования, он как бы сроднился с ними, полюбил их и с увлечением вошел в роль их руководителя и покровители. Такой характер приняла вся дальнейшая его деятельность, и дальнейшие его поездки с 1878 по 1882 г. были обусловлены уже не чисто научными антропологическо-этнографическими целями, а

____

* По словам Гагена, когда в ноябре 1877 г. Н. Н. покинул бухту Астролябии, много вещей было им здесь оставлено, но, когда он вновь посетил свой берег через шесть лет, он нашел их все в целости: туземцы охраняли их как его собственность. Участки земли, которые он приобрел путем мены, около с. Бонгу и на Били-Били, признаются еще и теперь (в начале 900-х годов) собственностью Н. Н. Место, где он жил в первое свое пребывание, в 1871 г., в получасе ходьбы от с. Бонгу, через несколько лет превратилось снова в первобытный лес. Там в 90-х годах была найдена прибитая им к древесному стволу медная доска с надписью. Участок Н. Н. на о. Били-Били, в очень красивом месте, еще в начале 900-х годов был свободен от лесной поросли. Туземцы -показывали кокосовые пальмы, принадлежавшие Н. Н.; в одной из них еще торчали толстые железные гвоздя, вбитые ям для определения границы своего участка. Это уважение к собственности Н. Н. у туземцев в течение столь многих лет является тем более трогательным, что островок очень мал, но густо заселен, так что земля имеет здесь высокую ценность.

[49]

желанием быть трибуном диких папуасов, активным защитником прав, по его мнению, угнетаемых и стираемых с лица земли австралийских племен. При таком изменении направления деятельности талантливого Маклая первоначальные, чисто научные цели его путешествия отошли от него на второй план, а на прибрежья Японского, Охотского и Берингова морей (как первоначально предполагалось. — Д. А.) он совсем уже и не поехал, да и самое возвращение его в Россию в 1882 г. было главным образом обусловлено желанием вовлечь свое отечество в занятие на Новой Гвинее берега его имени и в основание вообще в Океании русских колоний, причем он был глубоко убежден, что ему удастся установить между русскими колонистами и туземцами такие отношения, которые соединили бы интересы этих колонистов с интересами туземцев и, вместо эгоистической их эксплуатации, обеспечили бы их от грозящего им полного их уничтожения».

Приведенное изложение нуждается в двух поправках: во-первых, указанный поворот в деятельности стал проявляться уже ранее, с 1874 г., а, во-вторых, с переездом в Австралию в 1878 г. научные стремления Н. Н. не угасли, а продолжали все-таки сказываться в его сравнительно-анатомических и антропологических наблюдениях. Уже в 1874 г., по возвращении из своей второй поездки в Новую Гвинею на берег Папуа-Ковиай, он писал генерал-губернатору Нидерландских Индий о разбойничьих нападениях, предпринимавшихся главным образом с о. Тидора, и о торговле рабами в области восточных Молуккских островов. Эти разбои стали, правда, давно преследоваться нидерландским правительством, но ввиду трудности их искоренения они продолжали иметь место. В сентябре того же года Н. Н. в письме в Географическое общество, сообщая о посланном им нидерландскому генерал-губернатору «кратком меморандуме», выражал надежду, что эта -записка «не послужит только к увеличению архива секретариата в Батавии». Позже, как увидим далее, ознакомившись ближе с так называемой торговлей трудом, он обращался с протестом против этого захвата в рабство и к английским колониальным властям...

В 1879 г. после своей поездки по островам Меланезии (об этой поездке будет сказано дальше), в течение которой Н. Н. мог узнать многие подробности о практиковавшемся торговцами насильственном вывозе островитян на другие острова для работы на плантациях, Н. Н. обратился с письмом к Артуру Гордону, британскому верховному комиссару в западной части Тихого океана с указанием на необходимость принятия мер против такого скрытого обращения в рабство. Позже он писал о том же коммодору Вильсону, начальнику австралийской морокой станции, и составил для него специальную записку под заглавием:

[50]

«Похищение людей в рабство в пределах западного Тихого океана».

Когда было получено известие, что в Новой Зеландии возник проект колонизации Берега Маклая, Н. Н. обратился с другим письмом к Вильсону, доказывая, что туземцы Маклаева берега имеют полное право на их собственную территорию, и ходатайствуя, что если туда будет отправлена экспедиция, то чтобы ей было воспрещено привозить с собой огнестрельное оружие и спиртные налитки, «во избежание кровопролитий и осложнений в будущем». Коммодор Вильсон признал настояния Н. Н. заслуживающими внимания и обещал принять все зависящие от него меры, чтобы осуществить их, поскольку это может касаться британских подданных. В целях защиты от эксплуататоров своих приятелей-папуасов Н. Н. обращался и к британскому статс-секретарю по делам колоний в Лондоне, а когда состоялось занятие северо-восточной Новой Гвинеи (и Берега Маклая) Германией, наш путешественник послал (в январе 1888 г.) телеграмму Бисмарку, в которой заявлял, что «туземцы Берега Маклая протестуют против присоединения их к Германии».

Выше было сказано, что Н. Н. отправился в свое дальнее и продолжительное путешествие на скудные собственные средства и что ему приходилось сильно нуждаться в деньгах и входить в долги, о чем он и писал, между прочим, некоторым деятелям Географического общества. Но Общество само было стеснено в средствах и бюджет его был обременен другими расходами и предприятиями, так что совет Общества едва нашел возможность послать в 1874 г. пособие путешественнику в 1 500 руб. Узнав затем о критическом положении Н. Н., Общество отправило ему (в 1878 г.?) 7 000 руб. да через посредство вице-председателя Общества было отправлено еще 7000 руб. В следующем 1879 г. было отправлено Н. Н. еще 1 600 руб. Но всего этого оказалось недостаточно. Н. Н. вошел в значительные долги сингапурским банкирам, об уплате которых он вынужден был хлопотать в Петербурге в 1882 г.

В Сидней Н. Н. приехал больным и пользовался некоторое время гостеприимством и уходом русского вице-консула Паули и его жены. Позже он познакомился с ученым Маклеем, имевшим свой прекрасный музей и также предоставившим свой дом русскому путешественнику. При содействии Маклея и еще д-ра Жоржа Беннета, членов Линнеевского (естественно-исторического) общества Нового Южного Уэльса, Н. Н. поднял вопрос об основании в окрестностях Сиднея морской зоологической станции. Об учреждении такой станции Н. Н. выступал с предложениями и ранее, в Сингапуре, Батавии, даже в Иохоре, но безуспешно; в Сиднее он надеялся достигнуть большего. 26 августа 1878 г. он прочитал публичную лекцию о пользе основания такой

[51]

станции, для которой было собрано 200 фунтов стерлингов но подписке да правительство прибавило впоследствии 400 фунтов стерлингов...

В марте 1879 т. Н. Н. предпринял новую поездку на небольшом торговом судне по островам Меланезии. Это была шхуна, плававшая под американским флагом. В контракте с капитаном был включен оригинальный пункт, по которому капитан обязывался, в случае смерти путешественника, отрезать ему голову, положить в предназначенный для того жестяной ящик со спиртом и, по возвращении в Сидней, отправить оттуда в Петербург.

Шхуна вышла из Сиднея в марте 1879 г. и посетила следующие острова: Новую Каледонию, группу Лоялти (о. Лифу), Новые Гебриды (острова Тана, Фате, или острова Сандвич), Тонгоа, Мон, Эпи, Амбрим, группу Бэнкса, острова Мало и Вану а Лава, острова Адмиралтейства, о. Тробрианд, несколько Соломоновых островов (Симбо).

В конце декабря шхуна подошла к о. Samarai в Китайском проливе, у юго-восточного конца Новой Гвинеи. Здесь Н. Н. оставил шхуну и прожил несколько дней у туземного учителя миссионера, а затем более продолжительное время был гостем миссионеров Лауиса и Челмерса в порте Морсби. Отсюда на миссионерском пароходе «Элленгоуэн», в сопровождении Челмерса, он посетил некоторые береговые пункты (Калау, Керепена), до бухты Кеппель, на востоке, и прибыл в мае 1880 г. на «Элленгоуэн» к о. Четверга, в Торресовом проливе. Здесь он нашел гостеприимство в доме полицейского чиновника Честера, уходу жены которого он был обязан в значительной степени своим поправлением от мучившей его лихорадки. С о. Четверга Н. Н. посетил о. Мабияк, в Торресовом проливе, откуда капитан Пирсон, управлявший тамошней станцией для ловли жемчужной раковины, взял его с собою на полуостров Йорк, в Австралии, где Н. Н. оставался некоторое время гостем Френка Джердайна. На возвратном пути в Сидней Н. Н. оставил в нюне 1880 г. почтовый пароход в Брисбене, чтобы пробыть несколько дней в столице Квинсленда, но встретил здесь такой радушный прием, что несколько дней превратились в несколько месяцев.

Правительство Квинсленда отвело русскому путешественнику для его научных занятий здание старого музея и предоставило ему прекрасный фотографический аппарат межевого ведомства, а от частных лиц он получил ряд приглашений на долгое пребывание. Несколько недель он провел около Дзльби для поправления своего здоровья; затем он поселился на p. Ballonen (в 10 английских милях от железнодорожной станции Рома), где имел, между прочим, возможность ознакомиться с интересной семьей «безволосых» австралийских дикарей, о которой им было послано

[52]

сообщение Р. Вирхову, помещенное в протоколах Берлинского антропологического общества («Zeitschrift fur Ethnologie»). Позже Н. Н. гостил шесть недель у Дональда Гунна в Пейкдале (приблизительно в 80 английских милях от Брисбена), где занимался, между прочим, изучением мозгов австралийских млекопитающих, а затем в октябре был гостем исследователя Австралии Грегори в Rainworth (около Брисбена). В конце декабря (1880) он жил в другом имении и занимался там расколками ископаемых, причем им были найдены остатки сумчатых животных — Diprotodom australis, Nototherium Mitchellii, Phascolomys gigas и др.

Только в январе 1881 г., после почти двухгодичного отсутствия, Н. Н. вернулся в Сидней, где ему предоставили домик (коттедж) в парке бывшей выставки. В апреле того же года здесь его нередко посещал Финш, по словам которого эта «временная зоологическая станция» нисколько таковую не напоминала; настоящая зоологическая или биологическая станция устраивалась в это время на участке земли в бухте Ватсон, в порте Джексон, уступленном для станции правительством Австралии. Тем не менее Н. Н. воспользовался возможностью научной работы, и в протоколах Линнеевского общества Нового Южного Уэльса за этот год помещен ряд его статей зоологического, сравнительно-анатомического я антропологического содержания (о новых видах сумчатых и о головном мозге некоторых их форм, о мозге австралийских дикарей, об искусственной деформации черепов на некоторых островах Торресова пролива и др.). В августе того же года работы эти были прерваны вследствие приглашения коммодора Вильсона посетить вместе с ним юго- восточный берег Новой Гвинеи на военном судне «Volverine», отправленном для производства следствия по поводу убийства в Калау нескольких туземных тичеров (миссионеров). С Вильсоном Н. Н. посетил порт Морсби, Калау, бухту Кеппель и некоторые другие пункты и в октябре возвратился в Сидней.

В конце того же года Н. Н. обратился в Географическое общество с ходатайством о назначении ему субсидии для прожития около двух лет в Западной Европе, где он мог бы обработать и подготовить к печати на русском языке свои научные труды. Скоро, однако, он передумал и решил остаться эти два года в Сиднее, представив Географическому обществу в пользу этого следующие соображения: 1) после 11-летнего пребывания под тропиками здоровье его вынуждает избегать переселения в холодный климат, а климат Сиднея он считал для себя подходящим; 2) основав в Сиднее в 1881 г. биологическую станцию и будучи ее почетным директором, он был обеспечен там самым удобным для его работ помещением; 3) Сидней, по своему географическому положению, находясь вблизи поля исследований Н. Н., пред-

[53]

ставлял пункт, из которого, в случае надобности, экскурсия на острова, для проверки предшествовавших наблюдений, не могли вызывать ни большого затруднения, ни значительных издержек; 4) достаточно полная библиотека в Сиднее, равно как н богатый музей местной фауны и этнологические коллекции могли быть также весьма ценным пособием при работе над изданием его трудов. Вследствие всех втнх причин Н. Н. окончательно решил избрать Сидней местом жительства на следующие два года и оставил там все свои коллекции, манускрипты, рисунки, книги и т. д. Кроме того, во время своего пребывания в Сингапуре он выслал оттуда в Сидней свои коллекции 1876 и 1877 гг. весом до 5 тонн. Относительно средств, необходимых для осуществления предположенного плана, Н. Н. сообщил Обществу, что «изданием своих путешествий он имел в виду быть поставленным в возможность заплатить долги, к которым он принужден был прибегнуть для совершения некоторых из своих путешествий. Из числа этих долгов один долг фирме Дюммлер и К° в Батавии, не будучи уплачен в 1876 г., вследствие нарастания процентов, довел сумму долгов до 1 350 фунтов стерлингов». Что касается до размеров субсидии, необходимой для жительства в Австралия в самых скромных размерах, то Н. Н. полагал, что 400 фунтов стерлингов в год будет положительно минимумом.

Послав упомянутое заявление Географическому обществу, Н. Н., очевидно, не имел еще в виду возвращаться в Россию, но неожиданное обстоятельство побудило его принять другое решение. В Австралию (в Мельбурн) пришла русская эскадра — суда «Африка», «Пластун» и «Вестник», и Н. Н. воспользовался этим случаем, чтобы съездить для улажения своих дел в Петербург. Он выехал нз Мельбурна на клипере «Вестник», пересел в Сингапуре на русский военный корабль «Азия» и прибыл на нем через Суэцкий канал в Геную, где перебрался на броненосец «Петр Великий», который доставил его в Кронштадт...

Прибыв в сентябре 1882 г. в Россию, Н. Н. возобновил сношения с ученым миром Петербурга н Москвы и в октябре (11-го) выступил в общем собрании Географического общества с докладом о своих путешествиях. Доклад этот собрал массу публики, но не произвел большого впечатления ни по своему содержанию, ни по изложению. Миклухо-Маклай, по замечанию Остен-Сакена, «не был оратором, да и вообще не обладал способностью товар лицом показать». Слушатели приняли путешественника, однако, тепло и сочувственно, а председательствовавший в собрании вице-председатель Общества П. П. Семенов заявил, что «Общество приложит все усилия, чтобы при помощи правительства и частных лиц облегчить издание путешествий Н. Н. Миклухи-Маклая». В том же октябре месяце Н. Н. прочитал несколько (4) публичных лекций о своих путешествиях в зале

[54]

петроградской городской думы; они вызвали приток публики, но также не имели особенного успеха; отчеты о них появились в петербургских газетах. Из Петербурга Н. Н. приехал в Москву, где также выступил в публичном собрании Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, в Политехническом музее. Пишущий эти строки был на этом собрании и довольно хорошо его помнит. Собралась «вся Москва», но своим докладом путешественник разочаровал присутствовавших. Сообщение сводилось к -рассказу о -разных эпизодах жизни в Новой Гвинее и о виденных им праздниках и произведенных экскурсиях на берегу его имени и продолжалось менее часа.

Общество любителей естествознания присудило путешественнику за его работы по антропологии и этнографии золотую медаль. В общем пребывание Н. Н. в России было на этот раз непродолжительным, и в первой половине декабря он уже выехал в Берлин. Не было у него времени, по его словам, посетить и свою мать и старшего брата в их имении в Киевской губернии и он вызвал брата на свидание с собой.

Но если выступления Н. Н. в Обществах и в публике не имели особого успеха, то вопрос об издании его трудов и его жизни в течение двух лет разрешился вполне благоприятно. Совет Географического общества, обсудив предложение Н. Н., пришел к заключению, что Миклухо-Маклай «как путешественник, приносящий честь русскому имени, вполне заслуживает поддержки со стороны Географического общества.

К сожалению, Географическое общество поставлено в полную невозможность оказать ему необходимую помощь как по недостатку собственных средств, так и потому, что предметы исследований Миклухо-Маклая не входят непосредственно в круг деятельности Географического общества, точно определенный его уставом и ограниченный лишь изучением отечества и стран сопредельных. Ввиду всего этого Совет постановил обратиться к министру финансов с изложением всех обстоятельств, относящихся до путешествий, совершенных Миклухо-Маклаем в течение последних 12 лет, а также его предложения относительно разработки и напечатания его трудов, и просить его представить все это на усмотрение государя императора». Из государственных средств было выдано Миклухо-Маклаю двенадцать тысяч рублей на уплату долгов, сделанных им для покрытия его расходов по путешествиям, н восемь тысяч рублей на двухлетнее пребывание в Сиднее для обработки оставшихся там коллекций и приготовления к печати его многолетних наблюдений. Вместе с тем Совету Географического общества было сообщено, что издание трудов Миклухо-Маклая правительство принимает на собственный счет...

В декабре Н. Н. выехал из Петербурга и 16 декабря уже выступил в заседании Берлинского антропологического общества,

[55]

где его тепло приветствовал Р. Вирхов и где он сделал доклад «О горшечной промышленности у папуасов». В этом заседании с ним (встретился Финш, которому Н. H. сообщил, что он возвращается в Сидней «через Париж « Шотландию и в последней должен навестить на один день своего друга». Взяв место на почтовом пароходе (линии Британской Индии), Н. Н. направился в Порт-Саид и Брисбен, но, вместо того, чтобы прибыть туда в марте 1883 г., он очутился в это время снова на берегу своего имени в бухте Астролябии. Это неожиданное изменение в маршруте обязано было случаю, который, по справедливому замечанию Финта, играл вообще большую роль в жизни нашего путешественника.

Когда в конце февраля 1883 г. почтовый пароход бросил якорь на рейде Батавии, Н. Н. заметил, несмотря на наступавшую темноту, русский военный корабль. Тотчас же он обратился к (капитану парохода с просьбой дать ему шлюпку для поездки на военное судно. Это был корвет «Скобелев», командир которого, контр-адмирал Копытов, уже отправился спать. Тем не менее, Н. Н. велел о себе доложить и был принят. Адмирал «мел намерение продолжать в ближайшие дни свое плавание во Владивосток, но, по просьбе Н. Н., согласился исполнить его желание и доставить его в бухту Астролябии. Н. Н. решил воспользоваться этим случаем, чтобы посетить еще раз своих приятелей-папуасов и привезти им обещанных домашних животных, по паре рогатого скота (зебу), овец и коз. Все эти животные были куплены, привезены на корабль и благополучно доставлены на Берег Маклая.

В следующем 1884 г. Финш нашел еще в деревне Бонгу бычка и корову зебу, но овцы н козы, по счастью, исчезли, — по счастью, замечает Финш, потому что туземцы и так имели много забот по охране своих плантаций от опустошения их свиньями, а такое приращение животного мира было бы для них не подарком, а наказанием. Миклухо-Маклаю обязаны были также туземцы его берега, по словам Фииша, введением дынного дерева, арбузов н кукурузы; последней, впрочем, по словам Финша, папуасы не знали как пользоваться. Гатей, однако, сомневается, чтобы дыня была ввезена Н. Н., так как она распространена почти по всей Новой Гвинее. Для некоторых из этих новых предметов, ввезенных Н. Н., туземцы усвоили и их русские названия: бык, топор и др., с прибавлением «Маклай». В бухте Астролябии корвет простоял несколько дней, а затем пошел к островам Адмиралтейства, Пелау и в Манилу, чтобы -продолжать затем плавание на север. В Маниле Н. Н. оставил корвет и направился на испанском пароходе в Гонконг, оттуда с почтовым пароходом через порт Дарвин и порты восточной Австралии -в Сидней, куда прибыл в июне 1883 г. В Сиднее,

[56]

за время его отсутствия, сгорел его коттедж со всем зданием бывшей выставки, причем погибли, по-видимому, и некоторые коллекции Н. Н.; по крайней мере, он упоминает о пяти сгоревших (хотя и обработанных уже) человеческих мозгах.

Н. Н. поселился в здании новой биологической станции, в бухте Ватсон, хотя оно и не было оборудовано и вообще не отличалось «уютом. Об этой биологической станции некоторые «данные были сообщены Финшем. Уже в 1878 г. был образован в Сиднее комитет, который одобрил предложенный Н. Н. план основания станции в бухте Ватсон и принял составленные им правила... В марте 1879 г. Н. Н., однако, оставил Сидней, отправившись в поездку по островам Меланезии, а затем пробыл семь месяцев в Квинсленде и только в январе 1881 г. «вернулся в столицу Австралии. За все это время комитет станции почти не «проявлял своей деятельности, и только с возвращением Н. Н. началось возведение деревянной постройки. 23 февраля 1881 г. в одном из заседаний Линнеевского общества Н. Н. говорил о предстоящем открытии станции, которая будет готова через два месяца и которая принесет-де, «несомненно, в будущем «большую пользу для науки: «я удовлетворен тем, — продолжал H. Н., — что оставлю будущим поколениям на «многие годы память о моем пребывании в Сиднее — первую зоологическую станцию в Австралии».

Деревянное здание станции заключало в себе «рабочие кабинеты и спальни для шести лиц, «но было недостаточно оборудовано, и пользовался им, в сущности, один Н. Н. Стояло оно обособленно, в недалеком «расстоянии от входа «в гавань, «о в нескольких милях от Сиднея, сообщение с которым поддерживалось только пароходом, приходившим утром н уходившим вечером. В здании никто не жил, и нельзя было пользоваться никакими удобствами (получать, например, завтрак или кофе).

В 1882 г. Н. Н. уехал в Россию, но в 1883 г. снова поселился на станции, где, по словам посещавшего его здесь Финша, работал в комнате, наполненной книгами, банками с мозгами и другими спиртовыми препаратами, не тревожимый никаким другим «биологом». Когда же в 1886 г. Н. Н. отправился в Россию, покинув навсегда Австралию, станция окончательно запустела, и спустя некоторое время ею воспользовались для опытов искусственного рыборазведения. Ожидания, которые возлагал на станцию Н. Н., не оправдались, она не принесла пользы науке, и в 1887 г. на ее месте возникла станция для миноносок.

Со станции «Н. Н. стал нередко посещать семью Робертсона, имение которого Clobelly находилось верстах в двух от станции.. С этой семьей он скоро близко сошелся и 27 февраля 1884 г. вступил в брак с «Маргаритой Робертсон, пятой дочерью Роберт-

[57]

сона, «молодой, «видной особой, — по словам Финша, богатой, бездетной вдовой. От этого брака он имел двух сыновей — Александра-Нильса и Владимира-Оллана, родившихся в Сиднее, где Н. Н. оставался до февраля 1886 г., когда он решил снова поехать в Петербург, оставив семью в Австралии. На этот раз он привез с собою свои антропологические и этнографические коллекции, из коих последние были выставлены для обозрения публикой в зале Академии наук.

Кроме вопроса об издании своих трудов, Н. Н. имел в виду поднять еще вопрос об основании в Тихом океане «русской колонии. Еще в 1884 г. он обращался с запросом, не предполагает ли русское правительство заручиться занятием острова или порта в Тихом океане, ввиду той стремительности, с которой другие морские державы захватывают там не занятые еще земли. Вместе с тем он предлагал русскому правительству признать самостоятельность Берега «Маклая на Новой Гвинее и принять этот берег под свое покровительство с учреждением военно-морской станции в порте Алексея.

Предложения эти были встречены с полнейшим равнодушием со стороны русского правительства. Тем не менее, по приезде в Россию летом 1886 г. Н. Н. вошел с представлением к государю о разрешении основать русскую колонию в порте на Берегу Маклая. А так как, вероятно, он и сам сознавал, что этому не представляется возможности, ибо Берег Маклая тем временем уже вошел в состав Ново-Гвинейской территории, занятой Германией, то Н. Н. одновременно заявлял предположение основать такую колонию на одном из не занятых другими государствами островов Тихого океана. Несостоятельность такого плана, однако, скоро обнаружилась из неопределенности ответов на вопросы, которые были ему поставлены по повелению государя. Вот некоторые из этих вопросов и ответов.

На вопрос, какой именно остров он имеет в виду, Н. Н. ограничился объяснением, что колония могла бы быть основана на одном из независимых еще островов. На вопрос об отношениях будущих колонистов к поземельной собственности Н. Н. ответил, что колонисты будут занимать свободные земли или же «земли, добровольно уступленные местными жителями. На вопрос о денежных средствах для осуществления предприятия Н. Н. прямого ответа не дал; он находил, что каждое лицо, которое пожелает поселиться, должно будет располагать определенной суммой, необходимой для переезда, первоначального обзаведения и т. д. На вопрос, какие у него имеются ручательства в том, что поселенцы найдут средства к пропитанию, ввиду невозможности для белых заниматься под тропиками полевыми «работами, Н. Н. ответил, что колония будет, во всяком случае, устроена в местности с умеренным климатом, здоровой водой и там, где есть строевой ма-

[58]

териал. Плодородие почвы с избытком вознаградит труд. На вопрос, какое сообщение предполагается установить между колонией и ближайшим населенным европейцами пунктом, Н. Н. указал на возможность приобрести на средства колонистов морское парусное судно и т. д.

Несмотря на то, что эти ответы были признаны неудовлетворительными, Н. Н. нисколько не был этим смущен и через газеты стал вызывать желающих ехать с ним для основания колонии.

По субботам кандидаты в колонисты собирались у него на квартире: это была, по словам Остен-Сакена, самая разнообразная толпа мужчин и женщин, очевидно, не имевших ничего за собой. На вопросы, которые отдельные лица этого сборища ему предлагали, Н. Н. давал столь же неопределенные ответы, как те, которые он представил на официально поставленные ему вопросы. Толпа уходила разочарованная и даже с чувством, враждебным по отношению к предпринимателю. Тем не менее, по словам самого Н. Н., в будущую колонию изъявило желание переселиться более 2 000 человек.

В октябре 1886 г. собрался комитет из представителей Министерства иностранных дел, внутренних дел, финансов, морского и военного для обсуждений предложений Миклухо-Маклая. Результат совещания, как и надо было ожидать, был отрицательный. Александр III положил следующую резолюцию: «Считать это дело окончательно конченным, Миклухо-Маклаю отказать». Н. Н. принял это решение с полным хладнокровием. Он прожил в Петербурге еще несколько месяцев, и, ничего не добившись для возбужденного им дела о русской колонии, решил съездить в Австралию, привезти оттуда свою семью и поселиться в Петербурге, чтобы заняться здесь подготовкой своих рукописей для печати.

В мае 1887 г. Н. Н. прибыл в Сидней, пробыл здесь несколько дней и 24 мая выехал обратно с женою и детьми на германском торговом пароходе «Неккар», который доставил их в Италию, откуда через Вену они прибыли в Петербург. Уже в Сидней Н. Н. приехал больным, страдая острой невралгией и ревматизмом, а по прибытии в Петербург болезнь его настолько усилилась, что он должен был слечь в постель, н, хотя все его мысли были сосредоточены на обработке его записок, доктора запретили ему всякие занятия в течение нескольких месяцев, признав его положение весьма серьезным. Доктора убедили его жену поместить больного в клинику Вилье, где после шести недель сильных страданий Н. Н. скончался в апреле 1888 г. в присутствии своей супруги, младшего брата (горного инженера) н его жены. Похоронен он был на Волховом кладбище. На похоронах присутствовало сравнительно мало народа.

[59]

Так кончил свою жизнь, можно сказать, в цвете лет, на 42-м году, этот своеобразный деятель, ученый н филантроп, неутомимый путешественник, отдавший лучшие свои годы на изучение дикарей, главным образом папуасов, в которых он видел, однако, не только объекты для наблюдений, но которых он полюбил и прилагал старания к ограждению их свободы и благосостояния.

Анатом в юности, Н. Н. сосредоточился затем на антропологии и этнографии, а под конец жизни стал интересоваться преимущественно судьбой своего «Берега», своих приятелей-папуасов и проектом основания в области Тихого океана русской колонии...

Мы видели, что в своем отношении к изучавшимся им папуасам и другим племенам островитян Тихого океана Н. Н. заявил себя не только объективным наблюдателем, но и активным филантропом, видя «в объектах своих наблюдений, на какой бы низкой ступени культуры они ни стояли, прежде всего людей, с которыми можно сблизиться, достигнуть взаимного понимания и в отношении к которым долг цивилизованного человека быть всегда справедливым, не допускать никакого насилия, а, наоборот, помогать им, как более слабым н темным, в отстаивании свободы и права на самоопределение. Специалистам-ученым такое раздвоение личности наблюдателя — на человека науки и филантропа — представлялось достойным сожаления, так как оно «раздробляло силы» и отвлекало в сторону от намеченной цели. «От этого, — замечает Финш, — начатое дело осталось незаконченным, хотя дорога к нему была открыта и хотя оно ему «(М.-Маклаю), как ученому, должно было быть ближе всего». Наоборот, другим, не специалистам, эта сторона жизни и деятельности Н. Н. «внушала наибольшие симпатии, вызывала наибольший социально-психологический интерес.

В особенности важное значение придавал ей Л. Н. Толстой, обратившийся к нашему путешественнику, по возвращении его в Россию и по получении от него нескольких брошюр, с характерным письмом, которое было опубликовано, после смерти Миклухо-Маклая, вместе с его некрологом, в газете «Неделя» 1  (1888, № 15).

____

1. Письмо Л. Н. Толстого является ответом на письмо Н. Н. от 19 сентября 1886 г., которое, как и два других его письма к Л. Н. Толстому (см. ниже), печатается нами по впервые опубликованному А. Е. Грузинским тексту писем в его статье «Лев Толстой н Миклухо-Маклай». (Публичная библиотека СССР имени В. И. Ленина. Сборник, I., М«, 1928). *.

[60]

Спб., Галерная, д. 18, кв. 13.

19 сентября] 1886.

Ваше Сиятельство, Глубокоуважаемый

граф Лев Николаевич!

Дорогою из деревни (Киевской губ.) в Москву, в июне месяце, мне хотелось очень заехать в Ясную Поляну я иметь удовольствие познакомиться с Вами. Но разные обстоятельства, о которых было бы слишком долго и неинтересно рассказывать, помешали этому. — Надеюсь, что и следующий раз, на пути домой (т. е. [на] о-ва Тихого океана), проездом из Москвы и Киев мне удастся заглянуть к Вам.

Я случайно слышал, что Вы «интересуетесь некоторыми эпизодами моих странствий. Не знаю, насколько это верно, но на всякий случай, рискуя даже показаться «навязчивым», посылаю Вашему сиятельству две брошюры 1, касающиеся моего пребывания в Нов[ой] Гвинее.

Надеясь, что Ваше Сиятельство извинит меня, если посылка окажется лишнею, остаюсь с истинным «глубоким уважением

(Перев. с англ.: Преданный Вам)

Миклухо-Маклай.

1886 г. Сентября 25. Я. П.

Ответ Л. Н. Толстого 2

Многоуважаемый Николай Николаевич.

Очень благодарен за присылку ваших брошюр. Я с радостью их прочел и нашел в них кое-что из того, что меня интересует. Интересует — не интересует, а умиляет и приводит в восхищение в вашей деятельности то, что, сколько мне известно, вы первый несомненно опытом доказали, что человек везде человек, т. е. доброе, общительное существо, в общение с которым «можно и должно входить только добром и истиной, а не пушками и водкой. И вы доказали это подвигом истинного мужества, которое так редко встречается в нашем обществе, что люди нашего общества даже его н не понимают. Мне ваше дело представляется так: люди жили так долго под обманами насилия, что наивно убедились в том и насилующие, и насилуемые, что это-то уродливое отношение людей, не только между людоедами «и христианами, но и между христианами, и есть самое нормальное. «И вдруг один

____

1. В примечании А. Е. Грузинский высказывает предположение, что это были, вероятно, оттиски из «Известий Географического общества», где Н. Н. печатал обычно предварительные сообщения о своих путешествиях. В примечании к «Полному собранию сочинений» Л. Н. Толстого, 1934, т. 63, имеется указание на то, что в библиотеке Ясной Поляны сохранился 2-й выпуск т. XVI «Известий Географического общества», в котором напечатана статья Н. Н. «Второе пребывание на Берегу Маклая в Новой Гвинее». — Ред.

2. Ответ Л. Н. Толстого Д. Н. Анучиным печатался по тексту, опубликованному в газете «Неделя» (1888, № 15). — Ред.

[61]

человек, под предлогом научных исследований (пожалуйста, простите меня за откровенное выражение моих убеждений), является один среди самых страшных диких, вооруженный вместо пуль и штыков одним разумом, и доказывает, что все то безобразное насилие, которым живет наш мир, есть только старый отживший humbug [обман], от которого давно пора освободиться людям, хотящим жить разумно. Вот это-то меня в вашей деятельности трогает и восхищает, и поэтому-то я особенно желаю вас видеть и войти в общение с вами. Мне хочется вам сказать следующее: если ваши коллекции очень важны, важнее всего, что собрано до сих пор во всем мире, то и в этом случае все коллекции ваши и все наблюдения научные ничто в сравнении с тем наблюдением о свойствах человека, которое вы сделали, поселившись среди диких и войдя в общение с ними, и воздействуя на них одним разумом; и поэтому ради всего святого изложите с величайшею подробностью и с свойственной вам строгой правдивостью все ваши отношения человека с человеком, в которые вы вступали там с людьми. Не знаю, какой вклад в науку, ту, которой вы служите, составят ваши коллекции и открытия, но ваш опыт общения с дикими составит эпоху в той науке, которой я служу — в науке о том, как жить людям друг с другом. Напишите эту историю, и вы сослужите большую и хорошую службу человечеству. На вашем месте я бы описал подробно все свои похождения, отстранив все, кроме отношений с людьми. Не взыщите за нескладность письма. Я болен и пишу лежа и с не перестающей болью. Пишите мне и не возражайте на мои нападки на научные наблюдения, — я беру эти слова назад, — а отвечайте на существенное. А если заедете, хорошо бы было.

Уважающий Вас Л. Толстой.

На это письмо 1  Н. Н. ответил Л. Н. Толстому 21 феврале 1887 г.

Спбург. 21 февр[аля] 1887.

Ваше Сиятельство, Глубокоуважаемый

граф Лев Николаевич!

Позвольте искренно поблагодарить Вас за письмо от сент[ября] 25-го и вместе с тем прошу простить, что так долго не отвечал на него.

Письмо Ваше было не только для меня интересно, но результат чтения его повлияет немало на содержание книги о моих путешествиях. Обдумав Ваши замечания и найдя, что без ущерба научному значению описания моего путешествия, рискуя единственно показаться некоторым читателям слишком субъективным и говорящим чересчур много о собственной личности, я решил

____

1. См. примечание 1 к первому письму. — Ред.

[62]

включить в мою книгу многое, что прежде, т. е. до получения Вашего письма, думал выбросить. Я знаю, что теперь многие, не знающие меня достаточно, читая мою книгу, будут недоверчиво пожимать плечами, сомневаться и т. д.

Но это мне все равно, так как я убежден, что самым суровым критиком моей книги, ее правдивости, добросовестности во всех отношениях, буду — я сам.

Итак, «глубокоуважаемый Лев Николаевич, Ваше письмо сделало свое дело.

Разумеется, я не буду возражать на Ваши нападки на науку, ради которой я работал всю жизнь, надеясь подвинуть ее по мере сил и способностей, и для которой я всегда готов всем пожертвовать.

Мое здоровье было скверно последние месяца два, да и теперь оно все еще нехорошо. Как только поправлюсь немного более, отправлюсь в Сидней; буду назад в конце июля.

Летом или осенью, дорогой в Киевскую губернию, заеду к Вам в Ясную Поляну.

Посылаю, непрошенный, мою фотографию, в обмен на Вашу.

С глубоким уважением Миклухо-Маклай.

Последнее письмо Н. Н. 1, писанное в январе 1888 г., сопровождало новую посылку его печатной работы. На это письмо, судя по пометке на нем, Л. Н. Толстой ответил.

Спб., Галерная, д. 53, кв. 12,

2 янв[аря] 1888 г.

Ваше Сиятельство, Глубокоуважаемый граф Лев Николаевич!

Зная, что мои отношения к туземцам о-в Тихого океана отчасти интересуют Вас, я посылаю Вам прилагаемую брошюру — «Отрывок из моего дневника 1879 года» 2.

Ос-ва Адмиралтейства принадлежали в то время к весьма редко посещаемым шкиперами и трэдорами. Жители их слыли за «людоедов», очень коварных и кровожадных. Слава эта оберегала туземцев долго от нашествия белых. Их боялись и не трогали. — Ввиду вышесказанного, я полагал, что они сохранили свою «первобытность, почему они были для меня «вдвойне интересны и я пожелал провести несколько дней между ними.

Замечу, что, когда я писал дневник на ос-вке Андра, обыкновенно по вечерам, я часто был так утомлен, что спешил записать свои наблюдения, делал это часто ex officio, чтобы

____

1. См. примечание 1 к первому письму. — Ред.

2. «Островок Андра (из дневника 1879 г.)»; напечатано в «Северном вестнике», 1887, Me 12 и 1888, № 1. —Ред.

[63]

скорее лечь спать!.. Печатая «Отрывок», я должен был выпустить многие, чисто научные разъяснения, замечания, ссылки и т. п., интересные только специалистам-антропологам. Кроме того, дамская «цензура «редакции Северного вестника сочла долгом выпустить несколько примечаний, даже несмотря на то, что [они] были переведены мною на латинский язык. Последние сокращения ослабляют отчасти впечатление couleur locale (les points manquant sur les i's), но только отчасти.

Относительно слота и «русского, языка белого Папуаса», на которые иные меж хорошие знакомые сильно нападают, я могу ответить:

(Перевод):

И, чтобы правду молвить, фраз И

И громких слов совсем не надо

(Гете. Фауст).

Перед отъездом в Австралию, в январе, кажется, я послал Ваш. Сиятельству мою фотографию. — Вашей еще не получил, но ожидаю.

(Перев. с англ.):

С сердечными пожеланиями на Новый год, остаюсь преданный Вам Миклухо-Маклай.

(На письме пометка: «Отвеч.»)

...Неизвестно, состоялось ли свидание Льва Николаевича с Миклухо-Маклаем, которого так желал Толстой; в 1882 г. его, по-видимому, не было, да и позже едва ли, судя по тому, что Н. Н. не имел даже возможности посетить свою мать и брата в Киевской губ. и был слишком занят своими личными делами, предстоявшим изданием своих трудов, проектом русской колонии в Океании и т. д....

Напечатано в «Землеведении», 1922, «и. 3—4, стр. 3—80.

[64]

Цитируется по изд.: Анутчин Д.Н. О людях русской науки и культуры (статьи, некрологи и заметки). М., 1952, с. 17-64.

Миклухо-Маклай среди папуасов.

Вернуться на главную страницу Миклухо-Маклая

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС