Шеллер Александр Константинович

1838-1900

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Александр Константинович Шеллер

Шеллер Александр Константинович (псевд. — А. Михайлов) (30.07[11.08].1838—21.11[4.12].1900), прозаик, поэт. Родился в Петербурге. Отец — родом из эстонских крестьян, был театральным оркестрантом, затем придворным служителем. Мать — из обедневшего аристократического рода. Получив первоначальное домашнее образование, научившись свободно говорить по-немецки, Шеллер окончил немецкую школу в Петербурге. С 1857 по 1861 состоял вольнослушателем историко-филологического факультета Петербургского университета. Участвовал в студенческих волнениях. Прекратил учение после временного закрытия университета осенью 1861 и, определившись домашним секретарем к гр. Апраксину, отправился с его семьей за границу.

Литературная работа Шеллера началась в 1859, когда в журнале «Весельчак» стали периодически помещаться фельетоны за подписью А. Релеш, в которых высмеивались поверхностные обличители, беспринципные газетчики, падкие до скандальных сюжетов и сенсаций, и т. п. Как поэт Шеллер дебютировал в журнале «Современник» (1863). В стихах отчетливо ощутимо сильное влияние некрасовской поэзии: преобладают знакомые, подчас отмеченные печатью вторичности, мотивы гражданской скорби, гордого терпения, всепобеждающей и одолевающей жизненные пороки любви к труду, душевной бодрости и света («Пролог», 1864; «Школа», 1873; «Листки из записной книги», 1863—70; «Самоучка», 1873; «Моя судьба», 1875; «Пророк», 1875; «Из прошлого», 1879, и др.).

В № 2 и № 3 «Современника» за 1864 Шеллер напечатал первый свой роман «Гнилые болота». В 1865 вышел в свет роман «Жизнь Шапова, его родных и знакомых» («Современник». № 2, 3, 6—8). Оба романа имеют автобиографический характер. Сознательно отвергая штампы занимательного сюжетосложения, Шеллер предлагает читателю неторопливые, бесхитростные, лирически взволнованные повествования о том, как в борьбе с тлетворным влиянием жизненных обстоятельств, окружающей среды формируются молодые, честные труженики — «чернорабочие жизни». Шеллер стремится внушить читателю доброе, уважительное отношение к обыкновенным, скромным и самоотверженным людям, лишенным сословной фанаберии: «Хороших, простых людей много, умейте только их искать, сами о себе они не кричат: это тихие, но гордые люди. Дурные делают больше шуму…».

В 1863—66 Шеллер активно сотрудничает в «Русском слове», в 1866—77 — в «Женском вестнике», с к. 1877 — в журнале «Дело». Шеллер публиковался также в «Неделе» (1868). В 1877 редактировал стоявший «вне направлений» еженедельник «Живописное обозрение», с 1893 — газету «Сын Отечества».

Шеллер — создатель многочисленных произведений разных жанров. Большой известностью и симпатией 60—70-х пользовались его романы: «Засоренные дороги» (1866—67), «Господа Обносковы» (1868), «В разброд» (1869), «Лес рубят — щепки летят» (1871), «Старые гнезда» (1875), «Хлеба и зрелищ» (1875), «Беспечальное житье» (1877), «Голь» (1882), «Непрошенный гость» (1883), «И молотом, и золотом» (1884), «Победители» (1889), «Ртищев» (1890), «Загубленная жизнь» (1891) и др.

Романы Шеллера популяризировали идеи и образы «новых людей» 60-х. Внимание широкого читателя, на которого сознательно ориентировался Шеллер, привлекали характеры простых и честных людей, стремящихся принести посильную пользу ближним, проповедующих постепенное совершенствование жизни на началах добра и справедливости. Повествование у Шеллера часто обрывается на начальном периоде возмужания героя, только еще вступающего на арену общественного служения. Новые педагогические идеи народников отстаивают герои романов Шеллера — учителя-«развиватели», подобные Носовичу из «Жизни Шапова…». На пути молодых героев встречается немало сложных препятствий: им приходится вступать в борьбу с отсталыми от жизни людьми, прожигателями жизни, вроде «выживших из ума старых обносков человечества» («Господа Обносковы»), людьми рутины, фальшивого благочестия («Гнилые болота») и т. д.

На страницах романов Шеллера возникает и образ молодого «нигилиста», мечтающего наладить ровные и спокойные отношения с «отцами».

Шеллер часто изображение жизни подчинял умозрительным схемам, отчего его романы и повести (особенно поздние) носили отпечаток надуманности, страдали шаблонностью. Традиционные типы у Шеллера — деспот-крепостник, разлучающий влюбленных дворовых, злодейка бабушка или тетушка, чиновник-взяточник, петербургская кумушка и т. п. Всем им противостоят «безусловно идеальные» герои, сторонники добропорядочного «скромного дела» с отчетливо явленной умеренностью политической программы.

В. П.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа.

И.И. Ясинский про А.К. Шеллера

Журнал «Дело» был основан Шульгиным и Шеллером, причем главным сотрудником этого журнала был в свое время Шеллер 555. Он заведовал публицистикой и критическим отделом 556. Его романы славились. Молодежь зачитывалась Шеллером. Был он писателем либеральным или слегка социалистическим. Современная терминология определила бы его как буржуазного социалиста. Отстаивал он в своих произведениях женскую эмансипацию, громил взяточников, выводил героев по возможности со стальными характерами, которые пробиваются сквозь толщу окружающей их пошлости и достигают счастливой пристани, в уюте которой успокаиваются вместе со своими возлюбленными.

Шеллер был сыном придворного лакея и в ранней молодости путешествовал с царицею в ее свите в Канн, где она лечилась от чахотки. Молодого человека, уже тогда выступавшего в печати — кажется, он начал в юмористическом журнале «Весельчак» 557, — ласкали фрейлины, стараясь приблизить его к себе, воспитать в нем хорошие манеры, научить его говорить по-французски, развить в нем литературный благородный вкус, насколько это благородство понималось ими, изощренными на чтении французских романов. Шеллер, однако, довольно благополучно выбрался из этой придворной паутины, оставившей на нем некоторый след, но литературное влияние интеллигентских кружков, с которыми он сблизился как начинающий писатель, оказалось сильнее.

Шеллер был эстонец родом 558, и добродетели эстонского мещанства были всосаны им с молоком матери. Он любил своих родных любовью, доходившей до какого-то религиозного обожания. Мать и отца он боготворил и не расставался с ними до самой смерти.

Один из старых сотрудников «Дела» — Александров — рассказывал мне, что он бывал у Шеллера на журфиксах 559, в то время, когда отец и мать Шеллера были еще живы. Литераторы собирались в определенные дни у начинающего романиста, толковали о том о сем и с нетерпением ожидали ужина, который всегда устраивался почтенными родителями Шеллера. Мать Шеллера уже кое-что сварила и спекла на кухне, но не хватало главного... и вдруг, часов в 11, раздавался звонок и в шинели вкатывался старик Шеллер. Из глубоких карманов своего плаща он вынимал бутылки с вином самого лучшего качества, а под мышкой держал завороченную в сахарную бумагу семгу или большую белорыбицу. Из задних карманов форменного платья он доставал ранеты, груши, конфекты. Даже шапка его оказывалась наполненной сладостями. Все это были остатки придворного обеда. Царского стола хватало всем служащим, делившим остатки между собою, а Шеллер получал еще львиную долю. Может быть, тут есть и некоторая доля карикатурности. Александров любил сгустить краски, но общая картина была довольно верна, потому что мне пришлось лично наблюдать другого придворного лакея, квартировавшего недалеко от меня. Я часто видел, как он возвращался из Аничкова дворца домой, нагруженный бутылками, фруктами и другой гастрономией. Попутно он заходил ко мне и предлагал купить у него часть придворных продуктов по недорогой цене, и когда я спрашивал у него, откуда такая благодать, он отвечал:

— Помилуйте, мы делим, и если бы государь император не изволили начать входить в мелочи по части стола, то у нас было бы остатков втрое больше. А то они бюджет стали лично подвергать сокращению, не то что блаженной памяти Александр Николаевич!

Несомненно, Шеллер как романист на первых порах подражал Диккенсу. Его «Гнилые болота», «Жизнь Шупова», «В разброд» 560 и другие романы, где изображается быт маленьких либеральных людей, стремящихся к свету и прогрессу, или быт разных аристократок, старающихся создать себе имя благодетельниц рода человеческого, в качестве патронесс детских приютов, где болезнь и смерть были обычными явлениями, написаны были под влиянием Диккенса, и это влияние на всю жизнь отразилось на нем.

В Киеве студенты зачитывались Шеллером. В Чернигове, где я был когда-то в числе организаторов городской библиотеки, публика на организационном собрании потребовала огромным большинством голосов, чтобы сочинения Шеллера были выписаны в двух или трех экземплярах.

Я представлял Шеллера пожилым человеком, а встретил в редакции «Жи-вописного обозрения» (куда я пришел по приглашению Шульгина) сравнительно молодого человека с рыжей бородой, лысого, косоглазого, чрезвычайно любезного и франтовски одетого. Это было в первый же месяц моего приезда в Петербург, в 1878 году. Я совершенно не был известен, и прием Шеллера, основавшего с Шульгиным «Живописное обозрение» 561, меня тронул. Он дал мне несколько тем для критических статей, которые были напечатаны 562. Но вскоре мое сотрудничество с «Живописным обозрением» было прервано усиленной работой моей в журнале «Слово» (см. выше). Только уже в 81-м году, по прекращении «Слова» и другого журнала, где я сотрудничал в качестве редактора, «Нового обозрения» (см. выше), я встретился с Шеллером на одном литературном вечере, и он, подойдя ко мне, поздравил меня с блестящим, как он выразился, «дебютом» в «Отечественных записках» 563. Попутно он пригласил меня возобновить сотрудничество в «Живописном обозрении». Шульгин уже умер 564, журнал разросся, развился, имеет большое распространение и принадлежит богатому издателю, Добродееву 565, который не стесняется хорошо платить сотрудникам 566. Кстати, Шеллер пригласил к себе и на вечера.

По вечерам у него в определенные дни собирались преимущественно писатели и писательницы — Цебрикова, Дубровина, Ольга Шапир, Мария Крестовская, Федор Червинский, Муравлин-Голицын, Чуйко, Фаресов, Бибиков и какие-то полковники с литературными наклонностями, профессора, даже гимназисты и розовые кадетики, мечтающие о поэтическом будущем. Стены его квартиры были украшены портретами знаменитостей того времени. В гостиной шли споры, сообщались новости, разбирались те или другие литературные факты. На сцене была политика, театр, судебные дела, а в глубине квартиры, которая была, впрочем, невелика, сожительница Шеллера (сожительница не в смысле жены), старенькая классная дама Татьяна Николаевна, приветливое и в высшей степени гостеприимное существо, ждала гостей с чаем и закусками. Выпускал пар самовар, клубился табачный дым, всюду ярко горели керосиновые лампы, а снизу доносились мерные удары типографских машин. Это был чисто литературный угол, соединявший в себе все традиции 60-х годов и носивший печать бурных 80-х годов, наполнявших всех чутких людей ожиданием каких-то великих предстоящих событий.

Придешь, бывало, к Шеллеру, а он лежит на кушетке, потому что большею частию чувствовал себя утомленным и больным, но страшно обижавшимся, если кто-нибудь не приходил, боясь обеспокоить его.

— Я становлюсь здоровым, когда меня окружают дружеские лица.

Иные думали, что он кокетничал своей болезнью, а он просто страдал геморроем и только не объявлял о своей болезни. В его отношениях к тогдашней действительности, в том числе и ко всем отсутствовавшим братьям-писателям, всегда сквозило нечто раздражительное, едкое. Обо всем и обо всех он говорил с кривой усмешечкой. Он чувствовал себя обиженным, потому что такие критики, как, например, Скабичевский, почти не признавали его 567. Его затмил Тургенев, и ему это не нравилось. Слава его была слишком кратковременна, не успела звезда его взойти, как уже закатилась. Стоять во главе руководящего журнала 568 и очутиться в «подвальном», как он выражался, «Живописном обозрении» — для него был невыносим такой переход, и он страдал. Я не встречал более самолюбивого и тщеславного человека в кругу писателей, с большим все-таки именем 569.

— Да вас, Александр Константинович, знают все. Вы спросите у Бибикова, который только что приехал из Киева. Нет ни одного интеллигентного молодого человека, который бы не читал вас, и знакомство с Шеллером обязательно для всякой молодой провинциалки, отправляющейся на курсы в Москву или в Петербург. Проглядите отчеты публичных библиотек, вас читают чуть ли не первым после Толстого.

— Да, с Толстым не сравняюсь! — грустно возражал на это Шеллер.

Иногда утешал его только Бибиков, отличавшийся тем, что мог при помощи своей феноменальной памяти сказать наизусть всего, например, «Евгения Онегина». Перед тем как идти к Шеллеру, он прочитывал несколько страниц из какого-нибудь его романа, приходил и начинал декламировать. На Шеллера это действовало, как музыкальная симфония: лицо его расцветало, он вставал с кушетки, веселый и бодрый, садился за чайный стол, и долго лилась его беседа о том, как в 60-х годах было хорошо, каким авторитетом он всегда пользовался в «Деле», как Благосветлов уважал его мнение, как Писарев искал его общества и Марко Вовчок прислушивалась к его отзывам; и все решительно: Бажин, Омулевский и другие писатели старались ему подражать 570. Разве мог бы явиться Омулевский, если бы не было Шеллера-Михайлова?

Как-то избрали Шеллера председателем Литературного фонда 571. Это страшно обрадовало его; значит, он еще не забыт на самом деле. Ему казалось, что было даже почетно быть председателем.

— Что ни говорите, — обращался Шеллер чуть не к каждому своему гостю, — а ведь председатель Литературного фонда не последняя спица в колеснице, и официальные учреждения, адресуя мне бумаги, пишут на конверте: его превосходительству!

Это было наивно и почти забавно. Со всем тем Шеллер был добрейшим человеком. Он вечно ворчал и вечно делал всевозможные одолжения. С издателем Добродеевым у него шли постоянные распри из-за сотрудников. Он требовал, чтобы гонорар был повышен, требовал для них авансов, приглашал писателей, которые ужасали издателя размерами своего гонорара. Он много тратил времени на переписку со всеми. У одного меня накопилось более ста его писем. Быстро сближался он по-товарищески со всеми, кто у него часто бывал. Со мною он сошелся на «ты» чуть ли не на третье свидание с ним.

— Мне нужны люди, как воздух! — говорил он мне. — Я ведь романист, а следовательно, как же я обойдусь без них, неужели высасывать их из пальца?

Как человек светский и некоторым образом с придворным лоском, он строго соблюдал этикет хорошего тона, не признавал мягких воротничков, и когда заказывал мой портрет для «Живописного обозрения», то просил меня сняться непременно в крахмальных воротничках, а не в мягкой рубашке, какую я обыкновенно носил. Визиты он сейчас же платил, на второй или на третий день, чуть ли не каждому, кто у него бывал. На это у него уходило также немало времени; но тем не менее поразительна плодовитость Шеллера как писателя 572. Он мог в неделю написать большую повесть, лежа на боку на своей кушетке. Писал он всегда сам карандашом и удивлялся моей способности диктовать.

Сколько я ни присматривался, никогда у него не было ни одного гостя, который не имел бы прикосновения к литературе. Он не признавал другого мира, кроме литературного. Допускались, разумеется, в виде исключения издатели, и самым его усердным издателем был некто Губинский, от которого он получал всегда за каждую книжку 300 рублей. Он мог бы пристроить свои сочинения у более «порядочных» издателей, но не любил «кланяться», как он выражался.

— Кто ко мне приходит, тому я и отдаю рукопись. В крайнем случае, может быть, я бы даже даром отдавал, если бы никто больше не требовал от меня материала за деньги. Главное — печататься!

Все же под конец жизни ему удалось продать Суворину полное собрание своих сочинений 573, что-то, кажется, за 20 тысяч.

Чем дальше шло время, тем болезненнее реагировал Шеллер на современность. Журналов было много, но он жаловался, что журналов нет. Журналами он считал только такие издания, как «Дело», «Современник», «Отечественные записки», «Слово», «Вестник Европы». Остальные журналы он называл предприятиями, и только. Книгу он тоже очень уважал. В свое время была очень известна его компиляция «Ассоциации» 574, и он собирался писать историю коммунизма, начиная с Платона. Зимою он жил в Ковенском переулке в редакции «Живописного обозрения» 575, а летом то в Павловске, то на Каменном острове, окруженный своими юными поклонниками.

Помню последнее летнее свидание с ним. Я приехал к нему на Каменный остров, обедал у него, после обеда мы пошли гулять. Впереди нас шли дамы, тоже посетившие его, — Дубровина и еще одна почтенная, пожилая поклонница его и Спасовича. Она мечтала всю жизнь об освобождении Польши, хотя была русская до мозга костей (Сахарова).

— Все это осуществится, — говорила она, — когда мы сделаем революцию. Только в революционном пожаре может перегореть та цепь, которая нас связывает с несчастной Польшей.

Эта дама с Дубровиной затеяли литературный спор, и, идя впереди и очутившись на Стрелке, куда мы направились, дама подняла с одной стороны юбку, и мы увидели, что она в красных фланелевых панталонах. Шеллера несколько шокировала такая странность одной из его дам, и он сказал:

— Посмотрите, до чего она революционна, даже штаны у нее красные!

Начиная с половины 90-х годов, в течение 7 лет, я редко виделся с Шеллером в городе. Я страшно был занят газетной работой. Приходилось даже не спать по ночам, чтобы поставить дело. Я об этом буду писать еще в одной из следующих глав. Каково же было мое удивление, когда приехал ко мне Измайлов и сказал, что Шеллер из Ковенского переулка перебрался на Петербургскую сторону, на Введенскую улицу, что он болен, бросил «Живописное обозрение», которое уже прекратилось 576, и зовет меня к себе.

Я поехал и застал Шеллера в тяжелом положении. Ему было 62 года, но уже видно было, что он доживает век. Он как-то странно пополнел, точно налился водою, едва передвигал ноги и говорил потухающим голосом. Он ласково поздоровался со мною, поблагодарил, что я его посетил, и сообщил, что он ездил на Митрофаниевское кладбище 577, чтобы выбрать себе могилу рядом с могилами своих родителей 578.

— Я очень прошу похоронить меня именно там, а не на Волковом кладбище. Я не такая знаменитость, — с горечью пояснил он 579.

Спустя несколько после этого я прочитал в «Новом времени» некролог Шеллера 580. Немедленно помчался я на Петербургскую сторону, вошел в крохотную квартиру писателя и узнал, что он жив.

Он полулежал в кресле и читал «Новое время».

— Я один из немногих писателей, — сказал он, — которые имеют удовольствие прочитать, как к нему относятся после смерти. Я доволен, я с удовольствием читаю о себе.

Он говорил еле слышно, смеялся и тяжело дышал. Умер он на другой день.

Ясинский И.И. Роман моей жизни. Книга воспоминаний. Том I. М., 2010, с. 325-330.

Примечания

555. Шеллер начал сотрудничать в журнале «Дело» в 1867 г. Он печатал здесь переводные и оригинальные статьи, а также романы и повести. О сотрудничестве Шеллера в демократической печати см.: Коковина Н.Э. А.К. Шеллер-Михайлов в демократических изданиях 60—70-х гг. XIX в. // Филологические науки. 1983. № 4. С. 75-78.

556. Неточность. А.К. Шеллер заведовал в «Деле» отделом беллетристики (см.: Есин Б.И. Демократический журнал «Дело». Газета «Неделя» //Есин Б.И. Русская журналистика 70—80-х гг. XIX века. М., 1963. С. 45).

557. Литературную деятельность А. Шеллер начал в журнале «Весельчак» в 1859 г.

558. Отец Шеллера, Константин Андреевич, был крестьянин-эстонец, получивший образование в театральном училище и сначала служивший в театральном ор-кестре, а затем исполнявший должность придворного служителя. Мать, Елена Федоровна, происходила из дворянского рода Адамовичей. Ср.: «Он [Шеллер] в те годы еше жил на Сергиевской, в доме придворных служителей, в одной большой комнате с матерью и отцом. <.„> Шеллер с уважением и любовью относился к своим старикам. Званием отца, придворного лакея, он, тогда очень известный писатель <...> нимало не конфузился» (Окрейц С.С. Из воспоминаний // Исторический вестник. 1907. № 5. С. 409).

559. О четвергах Шеллера см.: Шруба М. Литературные объединения Москвы и Петербурга 1890-1917 годов: Словарь. М., 2004. С. 263-264.

560. Речь идет о романах Шеллера «Гнилые болота» (Современник. 1864. № 2, 3; отд. изд. — СПб., 1867); «Жизнь Шупова, его родных и знакомых» (Там же. 1865. № 2—3,6—8; отд. изд. — СПб., 1866), «В разброд (Из истории нашей семьи)» (Дело. 1869. № 8-12; отд. изд. - СПб., 1870).

561. Неточность. Журнал «Живописное обозрение» начал выходить в 1872 г., его издателем-редактором был Н.И. Зуев. Н.И. Шульгин стал издателем-редактором журнала только в 1880 г. Шеллер был редактором журнала «Живописное обозрение» с 1877 по 1893 г.

562. Статьи на естественно-научные, литературные и другие темы, подписанные фамилией Ясинского и его псевдонимами, появляются в журнале только в 1881 г. См.: Ясинский И. Падучие звезды // Живописное обозрение. 1881. № 32. С. 184— 185; Я-ий И. Неисследованные местности Европы // Там же. С. 115; Ясинский И. Статистика самоубийств // Там же. 1881. № 48. С. 436—438; Я. Журналы для детей (критический обзор) // Там же. С. 435—436; № 49. С. 455—456.

563. Повесть «Всходы» (1882) — первая публикация Ясинского в «Отечественных записках» — была посвящена в книжном издании А. Шеллеру (Поли. собр. соч. СПб., 1888. Т. 2. С. 1-176).

А. Шеллер с симпатией относился не только к прозаическим, но и стихотворным сочинениям Ясинского. В 1887 г. он посвятил Ясинскому стихотворение, опубликованное адресатом посвящения в № 5 журнала «Почтальон» за 1902 г. (С. 280):

Твои поэзии мотивы
Не блещут яркой пестротой;
Но сердцу близок звук простой
Ее мелодии тоскливой.

Так легкий вздох, намек один,
Слеза, упавшая с ресницы,
Красноречивей, чем страницы
Умом надуманных картин.

564. Ошибка. Н.И. Шульгин умер в 1882 г. и редактировал «Живописное обозрение» до № 15 1882 г.

365. Ошибка. С.Е. Добродеев стал издателем-редактором «Живописного обозрения» только в 1887 г.

566. Впоследствии в качестве приложения к журналу «Живописное обозрение» С.Е. Добродеев издал романы Ясинского «Вечный праздник» (СПб., 1888) и «На заре жизни» (СПб., 1890). В мае 1887 г. Добродеев и Ясинский заключили договор: «Мы, нижеподписавшиеся, издатель журнала "Живописное обозрение" С.Е. Добродеев и г. Ясинский (Максим Белинский), договорились в следующем: 1) Я, г. Ясинский, обязываюсь перед г. Добродеевым написать и сдать новый оригинальный роман под названием "Вечный праздник" к первому декабря 1887 года в раз-мере от десяти до двенадцати печатных листов в одну восьмую долю, по тридцати пяти — тридцати шести тысяч букв в листе с платою за каждый лист в указанном размере по ста двадцати пяти рублей. 2) Я, Добродеев, обязан уплачивать г. Ясинскому в течение семи дней, со дня сдачи оригинала, наличными ежемесячно, по ста двадцати пяти рублей за лист в тридцать пять — тридцать шесть тысяч букв. Причем допускаю сдачу оригинала постепенно, по два листа. Остальную сумму, при-читающуюся за напечатание романа, обязуюсь уплатить по напечатании в журнале и выходе романа в свет в оконченном виде. Ввиду частых утерь книжек на почте, а также и от других причин, я, Добродеев, имею полное право иметь на этот случай двести экземпляров свыше завода издания во избежание разрозненности комплек-тов годовых экземпляров журнала. 10 мая 1887 года выдано г. Ясинскому в счет гонорара сто двадцать пять рублей» (РО ИРЛИ. Ф. 352. Оп. 3. Ед. хр. 34).

567. Скабичевский считал, что Шеллер, наряду с Бажиным и Омулевским, далеки в своем творчестве от аналитического и критического пафоса шестидесятников: в их романах и повестях повторяются одни и те же — восходящие к общему стерео-типу — образы, не имеющие отношения к реальной действительности. В статье «Сентиментальное прекраснодушие в мундирах реализма» он утверждал: «Нет со-мнения, что все эти самозваные защитники новых людей гг. Михайлов, Омулев- ский, Бажин, выставляя нам не настоящих людей нашего поколения, со всеми их недостатками и слабостями, а свои золотушные идеальчики, унижают и топчут в грязь своих клиентов неизмеримо больше, чем враги» (Отечественные записки. 1873. № 9. С. 33).

Тем не менее позднее Скабичевский писал: «...потому и любят, и так усердно читают Шеллера, что он имеет в своих романах дело именно с картинами умственного и нравственного развития своих современников, в течение трех десятилетий, в различных слоях общества. Я убежден в том, что не найдется на Руси ни одного мыслящего человека, который не переживал бы чего-нибудь такого, что пережива-ют герои романов Шеллера» (Скабичевский А. Александр Константинович Шеллер // Шеллер-Михайлов А.К. Поли. собр. соч. 2-е изд. СПб., 1904. Т. 1. С. 30).

568. Шеллер много печатался в «Современнике» и «Деле», но никогда не возглавлял «руководящий» журнал.

569. Об А.К. Шеллере см. также заметку Ясинского «Трагизм Шеллера» (Еже-месячные сочинения. 1901. № 2. С. 152—155), явившуюся полемическим ответом на некролог Шеллеру, написанный А. Фаресовым (Фаресов А. Памяти А.К. Шеллера // Исторический вестник. 1901. № 1. С. 171—206). Фаресов, в свою очередь, продолжил полемику в статье, повторяющей заглавие заметки Ясинского {Фаресов А. Трагизм Шеллера // Исторический вестник. 1901. № 4. С. 163—198). Предметом обсуждения явилась противоречивость литературно-бытового поведения недавно умершего писателя. Фаресов считал Шеллера литератором, трагически переживавшим утрату идеалов эпохи «реформ» и поэтому оказавшимся в ситуации душевного разлада: «...Шеллер представлял собою известную величину, с печатью эпохи шестидесятых годов, а позднейшая среда писателей все более и более мель-чала <...>. В Шеллере выразился великий раскол, господствующий и в литературе и в обществе с тех пор, как обозначились у нас две эпохи: реформ и реакции <...>. Он не мог не чувствовать своего одиночества, и оно было скорее знамением времени, чем последствием его личного характера» (Фаресов А. Трагизм Шеллера. С. 168— 170). См. также: Фаресов А. Александр Константинович Михайлов. СПб., 1901.

Ясинский склонен был объяснять «противоречия» в суждениях и поведении Шеллера его материальной необеспеченностью, зависимым положением в литературе. Он писал: «Ужасно положение большого писателя, когда он принужден редактировать разный хлам и даже составлять объяснительный текст к глупейшим картинкам. Трагизм Шеллера начался с "Живописного обозрения", которое давало ему возможность существовать, кормило его, но отравляло его нравственно и физически <...>. Шеллер потерял уверенность в себе, и какой-то бес ремесленничества вытеснил ангела его вдохновенной юности <...>. Он постоянно стремился к самостоятельности и не мог обойтись без хозяина. Его угнетали зависимость от журнала с картинками <...>. Положительно можно утверждать, что болезнь угнездилась в Шеллере и стала съедать его особенно с тех пор, как он сделался редактором "Сына отечества" и должен был скреплять своей подписью столбцы, наполненные самой вопиющей пошлостью» (Ясинский И. Трагизм Шеллера. С. 153—154).

570. О восприятии творчества Шеллера в 1860-е гг. см.: Коковина Н.З. А.К. Шел-лер-Михайлов в читательской ситуации 1860-х гг. // Литературное произведение и читательское восприятие. Калинин, 1982. С. 115—126.

571. А.К. Шеллер не избирался председателем Литературного фонда. В члены Комитета общества Шеллер был избран на годовом общем собрании 2 февраля 1889 г.; состоял членом Комитета по 1892 г. (см.: РО ИРЛИ. Ф. 155. Журналы заседаний Комитета за 1889—1892 гг.).

572. Ср.: «Михайлов-Шеллер написал очень много. <...> В его писаниях, умно и гладко написанных, всегда проглядывало нечто холодное, ремесленное, деланное, в кабинете высиженное <...>. Герои и героини у него сливаются в одну серую массу. Произошло это, полагаю, оттого, что он не создавал, а буквально сочинял свои романы и своих героинь по известному рецепту. Кроме того, Шеллер не знал России и настоящей русской жизни; он слишком много писал и слишком мало жил...» (Окрейц С.С. Из воспоминаний // Исторический вестник. 1907. № 5. С. 411).

573. См.: Шеллер А.К. (Михайлов А.) Поли. собр. соч.: В 15 т. СПб., 1894-1895.

574. Речь идет о книге Шеллера «Ассоциации. Очерки практического применения принципа кооперации в Германии, в Англии и во Франции» (СПб., 1871; 2-е изд. — СПб., 1873).

575. Адрес редакции журнала «Живописное обозрение» — Ковенский переулок, Д. 14.

576. «Живописное обозрение» закрылось после смерти Шеллера, в 1905 г.

577. На Митрофаниевском кладбище хоронили в основном петербургских бедняков. Ликвидировано в 1930-х гг.

578. Это посещение Ясинский описал в статье «У А.К. Шеллера» (Биржевые ведомости. 1-е изд. 1900. № 281. 15 окт.).

579. На Волковом кладбище похоронены В.Г. Белинский, Н.А. Добролюбов, Д.И. Писарев, И.С. Тургенев, М.Е. Салтыков.

580. См.: Фаресов А. А.К. Шеллер (Некролог) // Новое время. 1900. 22 нояб.

Далее читайте:

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Соч.: В 6 т. Пб., 1873—75;

Полн. собр. соч.: В 15 т. Пб., 1894—95;

Полн. собр. соч.: В 16 т. 2-е изд. СПб., 1904—05.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС