SEMA.RU > XPOHOC > ГЕНЕАЛОГИЧЕСИЕ ТАБЛИЦЫ  > РЮРИКОВИЧИ > ПРИМЕЧАНИЯ >

Примечания

1. Примечание  к генеалогической таблице Витебские князья

Комментарии С.А.Аннинского к книге Генриха Латвийского. Хроника Ливонии

Князь Владимир, так часто и так определенно далее упоминаемый в Хронике, доныне представляет собою одну из загадочных фигур и генеалогии полоцкого дома, вообще изобилующей неясностями. В наших летописях его тридцатилетнее княжение нигде не упоминается. Нет его имени и в Слове о полку Игореве, хотя трое или четверо других князей полоцких поименно названы там. Вместе с тем по скудости источников, оказывается невозможно подойти к вопросу и с другой стороны: нельзя установить, кто же именно княжил в Полоцке в последние 15 лет XII в. и в начале XIII. Попытки генеалогически определить князя Владимира полоцкого делались не раз. Н. М. Карамзин (ИГР, изд. 5, т, III, стб. 53-54), упоминая Владимира, говорит (ibid., примеч. 87): "Кто после Всеслава Васильковича, или 1181 года, княжил в Полоцке, не знаем. У Володаря минского был сын Васильке: не он ли назывался и Владимиром?" Пересказывая далее сообщение Татищева, ссылающегося, на пропавшую Хрущевскую летопись, о войне Василька Ярополковича дрогичинского в 1182 г. с Владимиром Володаревичем минским, Карамзин заканчивает так: "Сие известие могло бы служить доказательством, что сын Володарев назывался Владимиром, ели бы не смешано было с явной ложью". Рафн в Antiquites Russes (I, стр. 483), более определенно держится той же версии, считая Владимира сыном Володаря Глебовича минского и, может быть, братом Василька. Позднейшими исследователями высказывались разные иные предположения (Лыжин, Срезневский, Боннель, Данилевич, Баумгартен), причем самая противоречивость их показывает, что вопрос о князе Владимире в окончательном виде пока неразрешим, недаром С. М. Соловьев, рассказывая (по Генриху) о русско-ливонских делах конца XII - нач. XIII в. и неоднократно упоминая "полоцкого князя", ни разу не называет его по имени (см. История России, изд. "Общ. Польза", I, стб. 609, 611, 613, 614, 617, 618). Что же касается относительной вероятности, то ею для настоящего времени в наибольшей степени все же обладает определение Карамзина

 

2. Примечание к генеалогической таблице Витебские князья

Комментарии С.А.Аннинского к книге Генриха Латвийского. Хроника Ливонии

Князя Герцикэ Генрих называет Wiscewaldus, т. е. Всеволод. Генеалогически это имя доныне не определено, как и другое имя — Вячко, князя Кукенойса. О первом и городе его наши летописи молчат, о втором в Новгор. 1-й летописи (ПСРЛ (1), III, стр. 39) под 6732 г. сказано: "Tогo же лета убиша князя Вячка немци в Гюргеве, а город взяша". Этим упоминанием и данными Хроники ограничиваются все фактические сведения, какими располагает историк.И Н. М. Карамзин и С. М. Соловьев, говоря, о Всеволоде и Вячке, только повторяют Генриха и вовсе не определяют их по родовой линии. Правда, и тот и другой называют еще один источник, где некоторые надеялись найти более точные сведения, а именно рассказ Татищева (ссылающегося на летопись Еропкина) о Борисе Давидовиче полоцком, жене его Святохне и сыновьях Васильке и Вячке, но Карамзин при этом, как бы отмеженываясь от Татищева, подчеркивает; "Я не нашел о том ни слова в летописях», а Соловьев, отчасти пользуясь Татищевым в примечаниях, все же не вводит соответствующих данных в свой основной текст. Тем не менее некоторая доля доверия к рассказу о Святохне в примечаниях у С. М. Соловьева заметна. Он говорит: "Об этом Вячеславе или Вячке и брате его Васильке, сыновьях Бориса Давидовича полоцкого, и мачехе их Святохне см. любопытный рассказ у Татищева, III, стр. 403 и сл.»; далее: "Wissewaldus сходнее со Всеволодом, но в точности ручаться нельзя; очень может быть, что это и Василько". Эта, не вполне определенная, но и не отрицательная точка зрения С. М. Соловьева позднее нашла у некоторых более решительное признание и, не смотря на отсутствие каких-либо новых данных, стала повторяться уже без всякой осторожности и без оговорок. В Русском Биографическом Словаре приводятся генеалогии Всеволода ("Василько Борисовича") и Вячка ("Вячеслава Борисовича"), явным образом основанные на некритическом принятии рассказа о Святохне. Как предки Всеволода, указаны: Борис—Рогволод — Борис — Всеслав — Брячислав — Изяслав — Владимир св. В подтверждение сделаны ссылки на выше упомянутые нами места у Карамзина и Соловьева. См. также «Новый энциклопедический словарь» Брокгауза, т. XII, стр. 274 (о Вячке) и др. Даже в новой работе N. Baumgarten, Cenealogie et mariages occidentaux des Rurikides russes du X-e a XIII s. (Roma, 1927, стр. 34, 37 и 38) повторяется та же версия, правда не о Всеволоде и Вячке вместе, а об одном Вячке. О Всеволоде сказано: "Оn ne sait pas le nom de son рeге", а дата смерти указана "avant 1239". Что же касается Вячка, то он и тут обозначен, как сын Бориса, князя друцкого, потом полоцкого, от первого брака (мать неизвестна); от второго брака Бориса с "рг. Swiatochna de Pomeranie, fille de Casimir" указан сын Владимир-Войцех. Ссылки сделаны все на те же места у Татищева (III, 403 — 409) и на Арцыбашева (II, 301—303, прим. 1894). В связи с этим нелишне будет напомнить об одной, очень любопытной работе половины прошлого века, сильно подрывающей доверие к рассказу Татищева и, не смотря на это, либо игнорируемой, либо забываемой авторами некоторых вышеприведенных генеалогических гипотез. Мы имеем в виду статью Н. П. Лыжина "Два памфлета времен Анны Иоаннопны" в Известиях Академии Наук по отд. русского яз. и словесности, т. VII, СПб., 1858, стр. 49—64. При всех ее, несколько дилетантских, свойствах и слабости положительной части, эта статья весьма остроумна в основной мысли. Автор полагает, что Еропкин, участник заговора Волынского, обладая недурным знанием подходящих источников, сочинил рассказ о Святохнe в качестве своеобразного средства политической агитации примером из далекого прошлого: он перенес в обстановку XII—ХП1 в. политические затруднения своего времени и тут же указал рецепт их разрешения. Напомним, что главный сюжет сказки о Святохне — это борьба полочан против покровительствуемых княгиней-мачехой иноземцев «поморян» в пользу князей-наследников, Вячка и Василька, а это — в точности та же ситуация, в какой к концу 30 гг. XVIII в. находились двор Анны Иоанновны, немецкая партия и партия Волынского с расчетами на Елизавету Петровну. Дворцовый переворот и избиение иностранцев, примененные, по Еропкину, в Полоцке, и были тем рецептом политического действия, ради которого сочинен весь рассказ, немало, должно быть, содействовавший запрещению книги Татищева в царствование Анны Иоанновны. Как ни относиться к деталям работы Н. П. Лыжина, после нее трудно уже безоговорочно опираться на рассказ о Святохне, а, может быть, лучше и вовсе на него не опираться. Своеобразно использует версию Татищева один из новейших исследователей истории Прибалтики, М. Таубе, вновь обращаясь к полоцкой генеалогии. Мы вернемся к его конъектуре, говоря о Вячке, князе Кукенойса. В генеалогическом определении Всеволода М. Таубе повторяет гипотезу Н. П. Лыжина, считавшего Wissewalde Хроники Всеволодом Мстиславичсм, сыном Мстислава-Бориса Романовича смоленского, но при этом наново пересматривает весь известный материал и дает собственное обоснование гипотезе. Его композиции нельзя отказать в остроумии, но едва ли и она решает загадку, так как, помимо некоторых неточностей в деталях и помимо неразъясненных противоречий ее разным, весьма определенным указаниям Хроники, она не дает ответа прежде всего на такой вопрос: почему автор Хроники, отлично знающий князя Герцикэ, нигде не узнает его в лице предводителя хотя бы одного из новгородских походов на Ливонию и почему он, наоборот, перечисляя (XXV.2) кары, посланные богородицей на «врагов Ливонии», так резко отличает Всеволода, "короля" Герцикэ, от двух не названных по имени «королей» новгородских, из которых, по крайней мере, один и должен был быть Всеволодом Мстиславичем. Генрих мог в точности не знать всех менявшихся князей новгородских, но, если бы во главе русского войска оказался хорошо известный в Ливонии Всеволод из Герцикэ, автор Хроники, наверное, и знал бы и упомянул бы об этом. Таким образом, вопрос о том, кто был Wissewalde, князь Герцикэ, остается пока открытым. Исследование М. Таубе, вообще обладающее генеалогическим уклоном, интересно между прочим в том отношении, что автор пытается тут научно обосновать своеобразную и далеко не случайно возникшую генеалогическую тенденцию старейших немецких фамилий в Прибалтике — считать себя потомками древних владетелей страны, русских князей или ливских вождей. Потомками Всеволода из Герцикэ считает себя род фон Икскюль. Поддерживая эту их семейную легенду путем сопоставления документальных данных, М. Таубе рисует такую (весьма гипотетическую) картину: 1) установленная документально передача в 1224 г. Всеволодом половины его владений в Герцикэ в лен рыцарю Конраду фон Мейендорф связана была с женитьбой этого рыцаря на дочери Всеволода; 2) овдовев, эта последняя вышла замуж за рыцаря Иоганна фон Бардевис, родоначальника фон Икскюлей, который, после бездетной смерти своего пасынка (младшего Конрада ф. Мейендорф), в 1257 г. получил в лен его владения. Род Бардевис-Икскюль уже в первом поколении оказывается владетелем значительной части области Герцикэ-Дубена, и "наследннки", упоминаемые в одном акте 1239 г. это — малолетние в то время внуки Всеволода, дети дочери его, жены ф. Мейендорфа. Аналогичные «дедукции» находим и в генеалогиях фон Тизенгаузенов (от Вячка), ф. Унгернов (от Каупо и псковской княжны), ф. Буксгевденов (от Владимира псковского). Значение этого факта не так легко определить. С одной стороны, завоеватели Ливонии, нижне-саксонские выходцы, так сурово характеризуемые Альбериком, в сущности не что иное, как авантюристы без будущего у себя на родине, действительно могли, как и думает М. Таубе, пытаться путем таких браков перейти в ряды des hohen Adels, приданть своим владениям привилегированное положение не жалованных ленов, а т. н. feuda oblata, и закрепиться в стране не только силою оружия, но и наследственно. С другой стороны, очень поздние даты сохранившихся генеалогических документов (XVI—XVII св.) и отсутствие прямых более ранних подтверждений им в источниках — позволяют предположить иное: с тою же целью нобилитации и самозащиты ко времени русских походов XVI в. (и далее XVII—XVIII вв.) в Ливонию, эти "генеалогии" могли быть сочинены, чтобы владельческим правам соответствующих фамилий придать характер исконный, туземный и наследственно-княжеский... Относя Вячко, уже по имени, к полоцкому дому, М. Таубе старается найти более осязательные основания для этого и вновь возвращается, едва ли, впрочем, удачно, к рассказу о Святохне. В этом рассказе, по его мнению, только с стилизованном Татищевым, исследователь ищет первоначальную достоверную основу, сопоставляет данные мнимой полоцкой летописи (Еропкина) с литовскими хрониками и приходит к следующему предположению. Преемником князя Владимира, умершего в 1216 г., был на полоцком престоле с 1217 г. Борис, сын литовского вождя Гинвила. Вячко и Василько, называемые у Татищева, в рассказе о Святохне, сыновьями Бориса (Давидовича!), но предположению М. Таубе, были затьями или шуринами его, а ошибка у Татищева возникла при пересказе летописного текста оттого, что там, вместо "сыновья", будто бы стояло "чада" или "чадь", равносильное латинскому familia и обозначающее, по мнению М. Таубе, только принадлежность к одной и той же хозяйственно-семейной группе. Ведя дальше свою гипотезу, М. Таубе полагает, что Вячко, покинув Кукенойс, бежал или к литовцам или в Полоцк, а в 1217 г. он и Василько были посланы Борисом в Двинскую область, т.е. в восточную Лэтталию, "так как в это время и не было другой Двинской области", принадлежавшей русским, причем Вячко получил северную часть области, в окрестностях Варка - Любанское озеро, а Василько - южную часть до Двины.Тут будто бы Вячко и ждал (до 1223 г.) случая отомстить немцам. После смерти его в 1224 г. при осаде Дорпата, Кукенойс остается до половины XVI в. во власти немцев. Многовековая традиция Тизенгаузенов (впрочем, письменно закрепленная только в XVI в.) считает Вячко родоначальником этой семьи. М. Таубе, детально анализируя все подходящие документы, пытается подтвердить это. Итоговая формула его гипотезы такова: дочь - наследница убитого в 1224 г. князя Вячка, София, к моменту общего упорядочения спорных вопросов о владениях в Ливонии, т.е. около 1225-1226 г., была еще очень молода. Она была тогда же обручена с Дитрихом фон Кокенгузен, сыном Дитриха старшего, не раз упоминаемого в Хронике; в 1229 г. она была повенчана с Дитрихом, причем им отданы были в лен земли в Кокенгузене. Овдовев между 1245 и 1254 г, г., она в 1254 г. вышла замуж за Бернарда де Гейе-Кокенгузен, а после его смерти по каким-то причинам разрешила в 1269 г. отдать прежнее свое феодальное владение в леи рыцарю Гансу ф. Тизенгаузену. Чтобы объяснить и это, а вместе с тем оправдать фамильное предание о Софии, родоначальнице Тизснгаузенов, М. Таубе допускает, что упомянутая передача связана была с новым браком, но не старшей dominae Sophiae, а предполагаемой другой Софии, дочери первой и внучки Вячка, вышедшей замуж за Ганса фон Тизенгаузена. Как и гипотеза о Герцикэ (и, пожалуй, еще в большей степени, чем она) все это построение М. Таубе в своем роде очень интересно, но в то же время весьма спорно и в определении родственного отношения Вячка к Полоцку, и в попытке вывести от князя Кукенойса генеалогию Тизенгаузенов. М. Таубе не дает нам твердых оснований для окончательного вывода. Фигура Вячка продолжает оставаться загадкой в генеалогическом отношении

 Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

на 2-х доменах: www.hrono.ru и www.hronos.km.ru,

Составители - Игорь Борев и Александр Туханиди

редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС


| Карта сайта | На первую страницу | Указатели | Генеалогические таблицы |

ссылка на XPOHOC

Rambler's Top100 Rambler's Top100