> XPOHOC > БИБЛИОТЕКА > Н.В.БАСАРГИН: ВОСПОМИНАНИЯ... >
ссылка на XPOHOC

Басаргин Н.В.

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC
ФОРУМ ХРОНОСА
НОВОСТИ ХРОНОСА
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ
РЕЛИГИИ МИРА
ЭТНОНИМЫ
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

Николай Басаргин

Воспоминания, рассказы, статьи

 

НЕКОТОРЫЕ РАССУЖДЕНИЯ О КРЕПОСТНОМ СОСТОЯНИИ

Изложив некоторые суждения и предположения мои об уничтожении крепостного состояния в России 1), я не считал нужным объяснять все зло, всю несправедливость, все отвратительные следствия этого общественного учреждения. Но, размыслив потом, что многие из соотече­ственников моих до сих пор еще не убеждены в необхо­димости освобождения крестьян и считают, что крепостное состояние так же справедливо, как и полезно для обще­ственного порядка в монархическом правлении, я решился войти в некоторые подробности из того, что мне известно о его вредном влиянии на нравы, на просвещение и на вещественное благосостояние общества.

Есть два разряда защитников крепостного состояния. Одни очень хорошо видят всю дурную его сторону, по­нимают всю неосновательность, всю несправедливость этого учреждения, но, пользуясь его следствием, участвуя в некоторых материальных выгодах, которые оно достав­ляет им, ставя выше всего удовлетворение своих чувст­венных прихотей, одним словом, руководимые чистейшим эгоизмом, нисколько не помышляют о пользе общей, ни во что ставят правила нравственности религии и смело провозглашают себя поборниками рабства, стараясь представить противников своих как людей опасных для общественного спокойствия, вредных нововводителей, авторов утопий, подрывающих основание государственного благоустройства. Другие люди добрые, благонамеренные, которые или  по  своему характеру,  по своему  положению,

// С 388

или образу своей жизни не рассуждали никогда об этом вопросе, смотрели только на поверхность общественного быта, которые судят и других по себе, полагая, что все поступают точно так же, как они сами, и видят в крепо­стном состоянии род патриархального политического учреждения, освещенного временем и привычкою. Эти люди, напуганные доводами и возгласами первых, заме­чая, что и при существовании рабства Россия не пере­стает преуспевать, боятся всяких нововведений, не смеют переменить в общественном здании ни одного негодного камня из опасения обрушить все здание. Они не понимают, что только поправляя, возобновляя это здание, можно сохранить его и что, отвергая необходимую перестройку, они обрекают его рано или поздно к совершен­ному разрушению.

Убеждать первых было бы напрасным трудом. К счастью, с успехами просвещения число их не должно быть значительно. Вторые, если усмотрят гибельные следствия рабства, если убедятся в возможности прекратить его, неминуемо изменят прежние свои понятия и перейдут на сторону защитников освобождения крестьян.

Рассмотрим сначала вопрос о рабстве со стороны религиозной и нравственной, со стороны божеского и человеческого правосудия. Первое познаем мы из духа и правил христианской религии, второе должно необхо­димо согласоваться с ним.

Спрашиваю теперь защитников крепостного состоя­ния, можно ли предполагать, чтобы учреждение, ставя­щее подобных нам людей на степень неодушевленной вещи, было в видах провидения, чтобы бог создавал одних людей служить всю жизнь свою средством к улуч­шению благосостоянии других, к удовлетворению их страстей, их чувственных наслаждений, их вещественных Удобств, их роскоши. Можно ли предполагать, чтобы про­видение предназначило одни и те же создания свои идти в этой жизни такими разными, такими противоположны­ми путями? Я понимаю различие в общественном поло­жении людей и не только признаю это различие, но считаю его справедливым, необходимым. Оно существует и должно существовать в каждом обществе вследствие превосходства одних членов его перед другими по уму, образованию, государственным заслугам, вследствие боль­шего   трудолюбия,    примерности,   большей   деятельности,

// С 389

большей способности пользоваться обстоятельствами и выгодами общественного быта. Если бы было иначе, не было бы ни соревнования, ни успехов, ни развития луч­ших принадлежностей человеческой природы, и общество перешло бы в дикое состояние, потеряло бы мало-помалу все признаки гражданственности. Но, понимая необходи­мость этого различия, полагая его даже в видах прови­дения, я вместе с тем не могу представить себе, чтобы у значительной части человеческого рода было отнято право и возможность жить для себя, пользоваться своими трудами, своими способностями к улучшению своего быта, чтобы эта часть была предназначена не иметь свободной воли, зависеть совершенно от произвола по­добных себе, чтобы она переходила как вещь от одного лица к другому и безусловно покорялась всем прихотям их увлечений, их неблагоразумия, их страстей и их живот­ной природы. И все это потому только, что одни родились дворянами, а другие крепостными. Не странно ли, не больно ли видеть, как умный, смышленый, понимающий дело крестьянин должен иногда выполнять безрассудное, противное его убеждению приказание глупого своего господина. И неужели все это согласуется с волей соз­дателя!

Если разобрать теперь подробно все следствия крепостного состояния, все то, что может случиться и что действительно случалось от него в общественном быту, то нас невольно поразит вся беспросветность этого уч­реждения, весь вред, который оно наносит нравам, семей­ным отношениям и самым священным узам родства. Рас­суждали ли когда-нибудь защитники рабства, что отец, мать, брат, сестра, даже муж могут быть крепост­ными людьми сына, брата, жены. А между тем это не только не противозаконно, не только не невозможно, но нередко даже случалось. Были примеры, что сын, отдан­ный в рекруты, дослужился до офицерского чина и поку­пал имение, к которому принадлежали его родители и родственники. Что этот сын, основываясь на своем по­мещичьем праве, подвергал истязаниям своих родных. Были примеры, что помещик, женившись на крепостной девке, передавал ей имение и она делалась госпожою своего отца, своей матери. Были даже примеры, что помещица, вышедшая замуж за своего крепостного чело­века,   будучи   недовольна   мужем,  отдавала   его   в   рекрут-

// С 390

ство. Конечно, во всех этих случаях, когда они доходили до сведения правительства, оно принимало сторону нрав­ственности, сторону прав человечества, противо силы закона, но при этом оно должно было отступать от за­конности, должно было действовать произвольно и при­бегать к косвенным мерам для предупреждения подобных случаев. Неужели все это можно согласовать с правила­ми христианской религий, с божеским и даже человече­ским правосудием.

А если заглянуть в семейный быт, в частную жизнь многих помещиков, какую отвратительную, какую безоб­разную картину представляет крепостное состояние. Раз­врат, основанный на праве и обязанностях (droit de seigneur) *, подведенный под условия общежития и гостеприимства, наконец, вошедший в общий обычай деревенской жизни помещиков. Следствия этого развра­та: растление нравов как самих господ, так и рабов их, кровосмешения, противонравственные отношения между родителями и незаконнорожденными детьми — неестественные связи между последними, власть и права помещи­ков над братьями своими по отцу или матери. Гаремы для жертв сластолюбия, незаконнорожденное потомство их, зачисленное в крепостное состояние, вошедшее в со­став дворни, занимающее должности лакеев, кучеров, девок-любовниц, одним словом, такая безнравственная, отвратительная путаница, что нельзя об ней подумать без невольного ужаса и негодования**.

___

* Право   господина   (сеньора)   (франц.).

** Помещу   здесь   кстати   несколько   примеров   ужасной   безнрав­ственности,   бесчеловечия   помещиков    в   отношении   своих   крепост­ных,   которых  я  сам  был   свидетелем  в   молодости  моей,  а  в  одном из них даже действующим лицом 2).

1) В двадцатых годах, взявши отпуск, я прожил почти всю зиму в Москве, где имел много родных. Будучи дружен с одной из моих двоюродных сестер, молодой женщиной, недавно вышед­шей замуж, я очень часто посещал ее. Она жила с мужем в доме родной тетки — последней, чрезвычайно набожной и очень умной старушки, коротко знакомой с известной гр[афиней] А. А. Орл[овой]. Эта старушка, не знаю почему, полюбила меня. Раз как-то, приехавши к ним вечером и войдя без доклада в гостиную, я за­стал их всех около чайного стола. Посторонних никого не было, кроме двух очень молоденьких девушек, одетых в черное, монаше­ского покроя платье. Мне часто случалось встречать там и мона­хов, и монахинь, и всякого звания духовных особ, и потому я не обратил на них внимания. Меня удивила, однако же, чрезвычайная их молодость  и  смущение  старушки  при  моем появлении.  Девушки не замедлили выйти, тетка последовала за ними, и когда она ушла, то я спросил сестру, что значит это смущение и кто эти девушки. Сестра ответила, что ей нет времени объяснять всего, что, вероят­но, старушка или сама сейчас возвратится, или позовет ее к себе, что в другой раз она мне все подробно расскажет, а теперь нужно мне уехать и не мешать им. Я послушался и отправился домой. На другой день утром получаю от сестры записочку с приглашением скорее приехать к ним. Она присовокупляла тут же, что старушке большая во мне надобность и что она уверена, что я не откажусь оказать ей услугу и сделать доброе дело. Натурально я сейчас поехал и вот что узнал от них. Обе эти девушки, сестры, были незаконнорожденные дочери богатого помещика Тамб [овской] гу­бернии. Он им дал порядочное воспитание и держал их в совер­шенном уединении в своей деревне, где мать их, крепостная девка, занимала должность ключницы и где им обеим готовилась участь их матери. Сия последняя догадалась о намерении преступного отца и судя по тому, как он уже не раз поступал прежде, по есте­ственной родительской любви решилась спасти эти две новые жертвы от угрожающей им гибели, сообщила им предстоящую будущность и нашла средства к их побегу. Убежав ночью из де­ревни, они отправились в ближайший женский монастырь, которого настоятельница была им несколько знакома, и просили ее защитить их. Добрая игуменья, опасаясь гнева богатого и сильного помещи­ка, но желая вместе с тем спасти от гибели две юные, невинные жертвы, отослала их в Москву с письмом к гр[афине] Ор[ловой], которая была с ней в хороших отношениях. В этом письме она рассказала обстоятельно все дело и просила ее принять их под свое покровительство. Графиня охотно исполнила это — дала знать по­мещику, что девушки находятся у нее, и предложила ему 3 тыс. руб. асс. с тем, чтобы он дал им отпускные. А между тем, не желая делать огласки, просила тетку сестры моей принять их до окончания переговоров к себе в дом.

Помещик отвечал на письмо графини, что он удивляется участию, которое она принимает в его крепостных девках, бежавших от него и обокравших его на несколько тысяч рублей (о чем и по­дана уже им явка), что он не соглашается на ее предложение и вслед за этим ответом сам будет в Москву. Не желая лично вести с ним переговоры, графиня просила тетку моей сестры найти ей посредника, который бы вошел в сношения с помещиком, со дня на день ожидаемым. Старушка сочла меня способным для этого   и  почти   со   слезами   упрашивала   меня   принять   на  себя   этот труд. Я охотно согласился, мы поехали вместе с ней к графине и уговорились, как действовать. Вскоре приехал в Москву помещик. Я отправился к нему в гостиницу и повторил от имени графини ее предложение. Предполагая встретить грубого, закоснелого не­вежду, я очень удивился, найдя в нем образованного по тогдашне­му времени человека, говорящего очень свободно по-французски, с светскими и даже аристократическими манерами (он был дейст­вительный статский советник). Выслушав меня, он пустился в рас­суждения о том, как несправедливо, противозаконно, как непри­лично даже такой высокой особе, как гр[афиня] Ор[лова], прини­мать сторону крепостных девок противу их господина, нарушать священные права собственности, одним словом, наговорил мне все то, что говорят обыкновенно люди, защищающие крепостное состоя­ние как одно из коренных учреждений русского народа, и кончил тем, что никогда не согласится дать свободу двум негодницам, на­рушившим свои обязанности и сделавшим преступление. Что хоть он поступает так вопреки своей выгоде, потому что они не стоят и десятой доли предлагаемой за них суммы, но что обязанность помещика и совесть не позволяют ему думать при этом случае о вы­годах, а, напротив, велят употребить все усилия, чтобы показать пример справедливой строгости. Я слушал его с удивлением, он говорил так красноречиво, так убедительно даже, что если б мне неизвестны были достоверно все ужасные подробности этого дела, если б я заранее не был предупрежден против его лицемерия, то легко мог бы принять его за человека с твердыми убеждениями, совершенно невинного, который за правду готов всем жертвовать. Он, может быть, не думал, чтобы мы всё знали об нем, не думал, чтобы гр [афиня] Ор [лова] захотела приступить к решительным мерам. Но я, имея от нее предварительное разрешение, как по­ступить в случае его несогласия, очень спокойно отвечал ему: «Мне очень жаль, что вы отвергаете предложение графини. Принявши его, все кончилось бы тихо и миролюбиво. Теперь же вы застав­ляете ее прибегнуть к такому средству убеждения, которое может иметь неприятные для вас последствия. Ей всё известно, решитель­но всё,— повторил я, стараясь придать этому слову большое значе­ние,—и я от имени ее предуведомляю вас, что она решилась передать этих девиц под покровительство императрицы, объяснив ей подробно их положение и ожидающую их будущность». Надобно было видеть, в какое смущение привели его слова мои. Он стал ходить по комнате, минут с пять молчал, наконец, обращаясь ко мне,  сказал:   «Попросите  графиню  подождать  дня  два,  три,  я  буду у нее и привезу мой ответ». На этом мы расстались. В ту же ми­нуту я отправился к графине и сообщил ей весь наш разговор. Она решилась ждать его ответа. На третий день он явился, при­везя с собой две отпускные, и не взял денег. Посещение его про­должалось несколько минут. Меня при этом не было. Он сказал, отдавая ей бумаги, что желает сделать ей угодное, дает свободу девушкам без всякого вознаграждения. Она довольно сухо и с до­стоинством поблагодарила его. Обе девицы после этого вступили, кажется, в монастырь.

2) В уезде, где находилось наше имение, жил очень богатый помещик, человек немолодой по наружности, довольно образован­ный, очень гостеприимный и нельзя сказать, чтобы злой. Мне из­вестны были даже некоторые случаи его благотворительности и желания оказать услугу ближнему. По знакомству с ним отца моего, мне случалось бывать у него, и я был невольным свидете­лем его отвратительного поведения с крепостными. В деревне, где он жил, построено было несколько отдельных домиков (гаремов, как он называл), куда приводились из всех его деревень молодые крестьянские девки 15 и 16 лет. Он их держал у себя по году и по два и потом отсылал обратно к родителям с позволением выхо­дить замуж. Ни одна девка не отдавалась в замужество без того, чтобы не побывать у него, как выражался он, на смотру. За иск­лючением этого гадкого обычая, или, лучше сказать, порока, он мог бы называться порядочным человеком и не был лишним ни в каком образованном обществе. Что делало из него такое чу­довище, как не крепостное состояние?

Я бы мог набрать много подобных примеров, мог бы предста­вить множество самых безнравственных обычаев деревенской жизни наших помещиков и помещиц, которые все проистекают из одного источника — рабства. Но, не желая останавливаться на таком грязном предмете, полагаю, что и рассказанного мною достаточно, чтобы оправдать мои суждения. Справедливым считаю сделать здесь оговорку. Я рассказываю то, что делалось 30 лет тому назад. Находясь все это время в Сибири, я сужу о теперешнем времени только по слухам, которые, впрочем, заставляют меня думать, что хотя кое-что и изменилось к лучшему в нравах и обычаях помещиков, но главные недостатки нравственности и образования, происходящие от существования рабства, остались в них те же самые.

// С 391

Даже если вникнуть в самый быт помещичьих кре­стьян, в их отношения с помещиками, если рассмотреть, как управляется большая часть последних первыми, как они обращаются с ними и на какое бедственное, исполненное всех лишений существование они обречены. Ко­нечно, найдутся и такие помещики, у которых крестьяне, по сравнению с прочими, благоденствуют, но число их не должно быть значительно, потому что для этого тре­буется   много   условий.   Кроме   доброго   сердца,   образова

// С 392

ния, благого намерения надобно знание, уменье и даже самоотвержение, надобно, чтобы сам господин входил во все подробности управления, чтобы он отказывался нередко от настоящих собственных выгод для улучшения быта своих крестьян и для будущей своей пользы. Как часто бывает, что самый благонамеренный и добрый помещик, не желая или не умея заниматься хозяйством, передает управление именьем наемщику, который, думая только  о  своих  выгодах,  обращается  с  бедными  крестья-

// С 393

нами с вопиющею несправедливостью и доводит, наконец, не только их, но и самое имение до совершенного разорения.

Как ни старалось правительство в этом отношении оградить крестьян и их вещественный быт от произвола помещиков, но меры и узаконения его редко достигали цели. Так, например, торг рекрутскими квитанциями, по­дававший повод к страшным жестокостям, к самым безнравственным  поступкам  помещиков *,   хотя был  несколь-

___

* Продажа крепостных людей в рекруты за чужие души в то время,  когда  я  был   еще  в   России,   не   могла   не  возбуждать  негодования всякого порядочного человека. Некоторые из спекулянтов-помещиков покупали имение, выбирали из него всех годных в рек­руты людей и отправляли их скованными в губернский город, где, поместив в каком-нибудь сарае, как животных, водили ежедневно по нескольку человек в рекрутское присутствие. За тех, которые оказывались годными и поступали в солдаты, они получали кви­танции, которые потом продавали государственным крестьянам и мещанам, состоявшим на очереди к предстоявшему набору. Таким образом они выручали иногда более, чем стоило все имение. Ста­рики же, негодные, а также земли и все деревенские угодья оста­вались у них в барышах. Я знал даже несколько помещиков, кото­рые таким образом нажили себе большое состояние. Можно пред­ставить себе положение бедных крестьян в таких имениях. Неко­торые из самых этих бесчеловечных помещиков не могли оставаться свидетелями ужасных и вопиющих сцен, происходивших в это время в их деревнях. Они уезжали и предоставляли исполнение своих   спекуляций   приказчикам   или   поверенным   своим.

// С 394

ко затруднен многими узаконениями, видимо, направлен­ными к уничтожению этой постыдной торговли, но корыстолюбие находило всегда возможность, не нарушая законности, сдавать в рекруты крепостных людей в зачет за чужие души. Так, например, желая остановить прода­жу крестьян на своз без земли и тем уничтожить тор­говлю людьми, как вещью, оно постановило правилом, чтобы крепостные души не иначе продавались, как с землей 3), но это узаконение не принесло никакой пользы, потому что помещик мог очень легко, согласуясь с законом, уклониться от его Цели, мог продавать своих крестьян с небольшими участками земли, который по вывозке купленных душ передавался ему обратно покупщи­ком. Так, наконец, с намерением улучшить быт помещичь­их крестьян и ввести некоторую справедливость в рас­пределение их труда оно назначило, сколько дней в неде­лю крестьянин должен работать на господина и сколько на себя, но и это узаконение не достигло цели 4). Помещик, как распорядитель, брал на свою долю лучшие, ведреные, нужные дни для работы, а ненастные, празд­ники оставлял крестьянам. Многие из помещиков находили даже излишним прибегать и к этой уловке, а просто не исполняли узаконения.

Кто мог изобличить их в том, кто мог препятствовать им? Не крепостные же их люди, совершенно от них зависящие и которых они имели право наказывать и ссылать в Сибирь без всякого суда и следствия 5). Редко, очень редко случалось и то уже в то время, когда жесто-

// С 395

кость и бесчеловечие помещика переходило всякую гра­ницу, что правительство вступалось за крестьян, устраня­ло бесчеловечного господина от управления и отдавало его имение в опеку 6). Стало быть, все эти меры прави­тельства к улучшению крепостного состояния оказывались недействительными, и оно продолжало существовать в том же отвратительном виде. Одни только успехи обра­зованности, смягчив, улучшив нравы дворянского сосло­вия, просветив разум многих из них, принесли очевидную в этом отношении пользу.

В отношении успехов вещественного благосостояния, как-то: улучшение земледелия, скотоводства, лесоводства, домашнего хозяйства, сельских промыслов, одним словом, всей сельской экономии — этой значительной отрасли на­родного богатства, крепостное состояние имело самое вредное влияние. На удобрение земель, на сохранение лесов, на улучшение земледелия не обращается почти никакого внимания. Помещик старается только извлекать из своего поместья сколько можно более дохода, не думая о будущем и не заботясь о том, в каком положении он его оставляет после себя. Управляющий имеет в виду удовлетворять требования своих помещиков и набивает собственные карманы и потому в несколько лет доводит имение до совершенного разорения. Крестьяне, со своей стороны, не видя никакой для себя пользы от усиленного труда, от улучшения хлебопашества, от дельных сообра­жений по хозяйству, не имея, так сказать, будущности, делают все кое-как, без всякого старания сделать хоро­шо, без желания улучшения. Необходимые для поместьев леса, вместо того, чтобы составлять неистощимый капи­тал, ежегодно приносящий известный доход, продаются на срубку. Полученные деньги издерживаются на удов­летворение роскоши и других прихотей. Имения теряют ценность и в таком виде поступают в Опекунский совет, не доставляя даже столько дохода, чтобы уплачивать проценты. Одним словом, крепостное состояние есть одна из главных причин, почему помещичьи имения, за исклю­чением немногих богатых владельцев, находятся почти все в залоге и беспрестанно продаются с аукционного торга по несостоятельности помещиков. Нет того номера «Ведомостей», в котором бы не объявлялось о продаже 10, 20 и 30 имений.

Самое    даже   невежество    владельцев   в   хозяйственной 

// С 396

экономии, в земледелии, в сельской промышленности происходит часто от крепостного состояния. Имея в своем распоряжении готовые руки, не платя за труд, редкий из них понимает, что этот труд стоит денег, а иногда и до­роже их, что чем более издерживается труда на какой-либо предмет, тем дороже этот предмет обходится. Не платя ничего за работу, они не находят надобности сберегать труд, не находят надобности ни в машинах, ни в усовершенствованных орудиях земледелия, ни в улуч­шениях хозяйственной экономии. Ответ—так делали на­ши деды, так и нам должно делать — всегда готов у них, когда речь зайдет о каких-либо хозяйственных усовер­шенствованиях *.

Можно бы много сказать еще о вредном влиянии рабства на все отрасли народного благосостояния, на промышленность, торговлю, на внутреннее благоустрой­ство государства, на все общественные, частные и семей­ные отношения, одним словом, на все элементы цивили­зации. Можно бы наполнить целые тома рассказами о вредных последствиях, которые оно имело на жизнь народную, на дела государственные и на события поли­тические в России, но это бы значило составить историю крепостного состояния**, для которой у меня недостает и материалов, и дарования. Ограничиваясь сказанным мною, я имею единственной целью обратить на этот вопрос внимание тех, кому не случалось думать о нем, предоставляя им самим с помощью своих собственных наблюдений и воспоминаний беспристрастно обсудить его и добросовестно произнести приговор свой. Остаюсь совершенно уверен, что во всяком благомыслящем, рас­судительном человеке я приобрету нового последователя моего воззрения, верного и постоянного союзника против крепостного состояния.

___

* Разумеется, что я говорю здесь не о всех вообще помещиках. Некоторые из них, и особенно в настоящее время, деятельно следят за успехами просвещения в хозяйственном отношении и стараются вводить в свое сельское хозяйство все то, что служит к его усовер­шенствованию. Из таких помещиков мало найдется противников уничтожения крепостного состояния.

** Такая   история   была  бы  весьма  любопытна   и  поучительна.

// С 397

Комментарии

НЕКОТОРЫЕ РАССУЖДЕНИЯ О КРЕПОСТНОМ СОСТОЯНИИ

ЦГАОР. Ф. 279. Оп. 1. Д. 185. Л. 1—8

Черновой, изрядно правленный автограф. Печатается впервые. В тексте говорится о тридцатилетнем пребывании Н. В. Басаргина в Сибири и о том, что он судит «о теперешнем времени только по слухам». На основе этого можно предполагать, что «Некоторые рассуждения о крепостном состоянии» были написаны до возвра­щения их автора в Европейскую Россию, но уже после смерти Николая I, то есть в 1856 г.

1  По всей видимости, Басаргин имел в виду предшествующую записку «О крепостном состоянии», логическим продолжением ко­торой и являются «Некоторые рассуждения о крепостном состоянии».

 

2  Далее под цифрой 1 кратко излагается сюжет, ставший предметом рассказа «О двух сестрах».

 

3  Под этим правительственным правилом Басаргин подразуме­вал именной указ Александра I от 28 мая 1801 г. президенту Академии наук барону Николаи о запрещении печатать в газетах объявления о продаже людей без земли (ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 26. № 19892). Как справедливо утверждал В. И. Семевский, «указ этот не достиг цели. Действительно, приличие было соблюдено, и постыдные объявления о продаже людей наравне с вещами и животными, испещрявшие газетные столбцы в два предшествовав­шие царствования, исчезли, но они заменились объявлениями, что такой-то крепостной человек или такая-то крепостная девка отпус­каются в услужение, а это значило, что они по-прежнему прода­вались» (Семевский В. И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX в. Спб., 1888. Т. 1. С. 241—242). // С 512

 

4  Имелся в виду указ Павла I, данный им в день коронования 5 апр. 1797 г. и получивший название «О трехдневной барщине». Согласно ему предписывалось «наблюдать, дабы никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работам, тем более, что для сельских издельев остающиеся в не­делю 6 дней, по равному числу оных вообще разделяемые как для крестьян собственно, так и для работ их, в пользу помещиков следующих, при добром распоряжении достаточны будут на удов­летворение всяких хозяйственных надобностей» (ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 24. № 17909). Последовавший за тем сенатский указ акценти­ровал лишь внимание на запрете работы крестьян в воскресные дни и совершенно обошел молчанием вопрос о трехдневной барщи­не. Таким образом, указ 5 апр. не изменял существа крестьянского законодательства, и, как тонко заметил мемуарист, «это узаконение не достигло цели», поскольку помещик мог заставить своего кре­постного работать на него столько дней, сколько сам помещик назначит.

 

5  Такое право помещики вновь (после ограничения его в 1809 г.) получили согласно указу от 3 марта 1822 г. (ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 38. № 28954).

 

6  В русском законодательстве опека как организация юридиче­ской защиты и попечения о личности и имуществе лишенных дее­способности лиц зафиксирована впервые официально в 1755 г. в «Учреждении о губерниях».

 

Печатается по кн.: Н.В. Басаргин. Воспоминания, рассказы, статьи. Иркутск:    Восточно-Сибирское книжное издательство, 1988. В настоящей интернет-публикации использована электронная версия книги с сайта http://www.dekabristy.ru/ Гипертекстовая разметка и иллюстрации исполнены в соответствии со стандартами ХРОНОСа.


Здесь читайте:

Басаргин Николай Васильевич (1800-1861) - : состоял в "Южном обществе"  

Декабристы (биографический указатель).

 

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Rambler's Top100 Rambler's Top100

 Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

на следующих доменах:
www.hrono.ru
www.hrono.info
www.hronos.km.ru,

редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС