Гапон Георгий
       > НА ГЛАВНУЮ > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ Г >

ссылка на XPOHOC

Гапон Георгий

-

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


XPOHOC
ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ
ФОРУМ ХРОНОСА
НОВОСТИ ХРОНОСА
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
СЛАВЯНСТВО
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
АПСУАРА
РУССКОЕ ПОЛЕ
1937-й и другие годы

Георгий Гапон

История моей жизни

Георгий Гапон

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Конец зубатовщины

Я вернулся в Петербург уже более опытным и тотчас же написал доклад Зубатову, в котором доказывал, что его политика плохо обоснована и может только деморализовать участников рабочего движения и что единственный путь, который может действительно улучшить условия рабочего класса, есть тот, который усвоен в Англии, т. е. создание организации совершенно независимых и свободных союзов. Доклад этот я послал также Клейгельсу и митрополиту Антонию, причем в последнем высказал свое мнение, что участие духовенства в этом движении только дискредитирует церковь. Клейгельс и митрополит Антоний — оба высказались против политики Зубатова; последний, очевидно, узнал об этом, так как стал еще более стараться заручиться моим сотрудничеством. Его агент Соколов часто приходил ко мне, все стараясь убедить меня.

Как-то Зубатов пригласил меня к себе, и я согласился пойти, отчасти потому, что хотел узнать все, что мог, об его планах, а отчасти потому, что все яснее и яснее видел необходимость организовать народные массы.

В то время Россия находилась под управлением покойного Плеве, и бедствия народа были прямо пропорциональны репрессивным мерам правительства. Я недавно читал брошюру Степняка 44) и был поражен его суждением, что Россию может заставить сделать шаг вперед только организация рабочих. Я еще не видел ясно своего пути. Мой доклад на тему о возрождении босяков переходил из комитета в комитет, и я не ожидал благополучного исхода. Я жаждал поработать для народа, но в то же время отлично сознавал, что встречу непреодолимые препятствия со стороны полиции, если буду действовать независимо; мое решение свелось к тому, что будет умнее не объявлять, что я собираюсь делать в будущем, в то же время не оказывать никакой помощи Зубатову и его помощникам.

Однажды Зубатов устроил свидание со мною в доме одного из своих друзей, где я познакомился со многими лицами, игравшими видную роль в политическом движении последних двух лет. Мария Вильбушевич 45) и доктор Шаевич 46), очевидно, находившиеся под покровительством Зубатова, были основателями так называемой «Еврейской независимой рабочей партии» на юге России, на тех же основаниях, как и в Москве.

Должен сказать о них, что, несмотря на связь с полицейскими агентами, они, действительно, симпатизировали революции и по собственным причинам присоединились к Зубатову. Был там также и Михаил Гурович 47), высокий брюнет, который, как я потом узнал, был в близких отношениях с многими либералами и революционерами; благодаря ему многие из них попали в Сибирь и в тюрьму. «Это наш большой друг и помощник», — сказал Зубатов, представляя мне Гуровича. Были там также некоторые учителя и профессора, которые должны были читать лекции в будущем союзе рабочих в С.-Петербурге. Они все уверяли, что честные люди есть даже в рядах полиции и что лучше всего можно влиять на рабочих при ее помощи. «Рабочие в будущем оценят Зубатова, — сказал мне один из них, — и придет время, когда они ему поставят памятник». Я молчал и поражался тою искренностью, с которою они говорили, и думал, как легко можно обмануть простого человека таким образом. Должен, однако, сказать, что некоторые профессора сомневались, допустимо ли честным людям читать лекции в собраниях, находящихся под покровительством полиции. Был там и доктор Шапиро 48) — лидер сионистского движения. Зубатов, несомненно, помогал им материально, и его политика была основана на принципе «раздели и царствуй» (divide et impera). Очевидно, он хотел организовать еврейских рабочих под знаменем сионизма и тем отвлечь их от революционных партий, тогда как рабочих-христиан он вербовал якобы для борьбы за улучшение их экономических условий, но также с целью парализовать политическое движение. Все это доказывало ум Зубатова, и я, веря, что организация рабочих была необходимым условием для будущего рабочего класса, не мог не удивляться изобретательности и мужеству, с каким он вел это дело.

Тут мне впервые пришла мысль, возможно ли, сделав вид, что я примкнул к зубатовской политике, достигнуть собственной цели в деле организации подлинного союза рабочих, но я очень боялся запятнать себя этим, и потому на вновь предложенный вопрос о моем сотрудничестве я снова ответил, что должен подумать.

Чем больше я знакомился с вожаками зубатовского движения, тем я все яснее видел связь между духовенством и охранным отделением. Я познакомился со Скворцовым 49), известным своей враждой к старообрядцам, редактором «Миссионерского обозрения» и близким другом Победоносцева и митрополита Антония. Это был человек совершенно беспринципный, и я скоро узнал, что как он, так и Победоносцев делятся своими сведениями о рабочем движении с Зубатовым и тайной полицией. Подобная же связь существовала между Орнатским и Лопухиным 50), товарищем м-ра внутр. дел Плеве. Я понял тогда, что русские попы просто чиновники охранного отделения; пожалуй, даже хуже — ведь полиция ловит только тела своих жертв, тогда как священники улавливают их души; они-то и есть настоящие враги трудящихся и страдающих классов.

Наконец, петербургский союз рабочих был формально утвержден, и я присутствовал на собрании при открытии, но не в ризе священника, так как я не мог участвовать в богослужении, которое меня просили совершить.

Здание было полно, и ректор академии произнес речь, в которой, напомнив о коммуне первых христиан, добавил, «что современная жизнь изменилась и что основою общества должна быть частная собственность». Дальше он увещевал рабочих не завидовать чужому богатству, а стараться честным трудом, трезвостью и взаимной помощью улучшить условия своей жизни. Когда аудитория разошлась, я думал, что все были разочарованы, так как ожидали чего-то совершенно иного.

Вскоре за тем начались собрания и чтения на Выборгской стороне в рабочем квартале 51). Активного участия я в них не принимал, но дважды ходил туда, чтобы посмотреть, что там делается. На лекциях фабриканты, и в особенности правительство, выставлялись в лучшем свете, и прилагались все усилия, чтобы убедить рабочих примириться с современным положением вещей. Я просил своих друзей, рабочих из Галерной Гавани, ходить на эти лекции и сообщать мне обо всем.

Наступила весна 1903 года, и я стал усиленно заниматься к экзаменам в академии. Я работал много и усидчиво, чтобы написать богословскую диссертацию, что и выполнил успешно 52). Затем явился вопрос: что же дальше? Ректор убеждал меня, что я хорошо сделал бы, если б перешел в черное духовенство, которое является сильным и руководящим элементом во всем духовенстве и занимает все высшие посты. Но я решительно отказался по причинам, о которых уже говорил выше. Среди монахов, с которыми я сталкивался в академии, был только один, нравившийся мне. Это был инспектор 53), которого любили все студенты, но и он мне казался сухим и ограниченным человеком. Меня тогда тревожили религиозные сомнения, но, когда я ему о них сказал, он пришел в ужас и, заявив, что меня искушает сатана, посоветовал читать жития святых. В другой раз, когда мне очень нужны были деньги, я попросил инспектора дать мне в долг, так как я знал, что он может это сделать; он мне ответил, что должен сначала посоветоваться со своим духовником, который запретил ему давать в долг деньги. Я был сильно возмущен, так как этот духовник был священник, стоявший на более низкой ступени развития, чем инспектор. Я подумал, что могло бы случиться, если бы человеческая жизнь зависела бы от такой помощи? И отказался ли бы Христос помочь своему ближнему под таким предлогом? Я написал инспектору письмо в таком смысле, и он, прочтя его, сейчас же за мной послал, пал к моим ногам, просил прощения и дал мне денег.

Я часто посещал собрания религиозно-философского общества 54), основанного митрополитом Антонием. Главная цель этого общества было соединение образованных классов с церковью. Сам митрополит казался мне либеральным человеком; что же касается духовенства вообще, я был более чем когда-либо убежден, что оно так поглощено обрядностью и догматами, что не может понять настоящую сущность религии. Лучшие их представители были постоянно озадачены вопросами Розанова 55), Минского 56) и других ораторов. В это же время митрополит Антоний предложил мне место в провинциальной семинарии, но так как я решил посвятить себя деятельности среди рабочих, то я отказался и остался в С.-Петербурге.

На лето я нанял маленькую комнатку на Васильевском острове, на 19-й линии, за 9 рублей, и ограничил свой ежедневный расход несколькими копейками. Мне очень хотелось совсем выйти из духовенства, но священническая ряса давала мне свободный доступ к рабочим, и потому я решил не делать этого и стал хлопотать о приходе в Петербурге.

Одновременно в моем мозгу зрела мысль оказать такое влияние на рабочие союзы, устроенные Зубатовым, которое совершенно парализовало бы усилия тайной полиции использовать их как опору самодержавия, и самому направить их на другой путь. Если у меня до сих пор и была малейшая вера в искренность зубатовских начинаний, то теперь она окончательно исчезла. Однажды он пригласил меня к себе, и во время нашего разговора пришла телеграмма, в которой сообщалось об общей, только что состоявшейся стачке на юге России, организованной в ее источнике агентом Зубатова Шаевичем. Добродушное лицо Зубатова при чтении телеграммы внезапно изменилось, зловещее пламя сверкнуло в его глазах, и он прошипел: «Убить их всех, мерзавцев». Змея показала свое жало, подумал я.

Мои друзья-рабочие сообщили мне одновременно, что они слышали, что три лица, говорившие на митинге, были арестованы. Все же я решился воспользоваться Зубатовым для своих целей. Однажды он призвал меня и снова спросил, буду ли я ему помогать. В частности, он хотел, чтобы я написал доклад министру финансов Витте о собраниях рабочего союза, чтобы повлиять на него серьезностью рабочего движения. «Доклад, — сказал Зубатов, — должен быть написан так, как будто сами рабочие его составляли. Витте может быть нам очень полезен, и вы должны доказать ему, что профессиональная организация рабочих будет соответствовать его общей политике в государстве».

Я согласился написать такого рода записку, но не как член союза, а как частный наблюдатель, оправдываясь краткостью данного мне для этого времени. В течение долгого разговора Зубатов совершенно выяснил свои намерения. Витте, как автор протекционной системы и связанных с нею распоряжений, давших громадный искусственный прирост промышленности и торговли в текущем году, был всецело на стороне фабрикантов, и Зубатову необходимо было обеспечить себе его сочувствие, убедив его, что и фабрикантам будут выгодны умственное развитие рабочих и их организация в рабочие союзы, что и можно видеть на примере Англии, так как легче иметь дело с союзом, чем с отдельными личностями. Конечно, настоящая цель Зубатова была вовсе не умственное развитие рабочих и не их организация; ему нужно было отвлечь рабочих от политической деятельности таким образом, чтобы они остались послушными правительству. Уверяя их, что полиция их друг, Зубатов должен был доказать им, что он может добиться некоторых уступок со стороны нанимателей. В Москве вмешательство Зубатова между капиталом и трудом вызвало возмущение со стороны фабрикантов, и Витте принял сторону последних. Зубатов был поэтому теперь озабочен, как бы удалить возможность трений с могущественным министром финансов. У него был план, по которому фабричные инспектора, находящиеся в ведении министерства финансов, должны были перейти в его департамент, в министерство внутренних дел, для того, чтобы сделаться его агентами. Соревнование между Плеве и Витте было в самом разгаре, и хотя Зубатов принадлежал к той партии, которая была в силе, но все же считал нужным, насколько возможно, примириться с Витте.

Когда наш разговор окончился, Зубатов достал из стола двести рублей и с дружественной улыбкой предложил мне их как плату за доклад. Я не смел отказаться от денег, чтобы не возбудить подозрения, но сказал, что мне слишком много, и взял только сто рублей. Уходя от Зубатова, я сказал: «Это все хорошо, но зачем вы арестовали некоторых рабочих, которые были членами союза?». Зубатов отрицал это и продолжал отрицать, когда я упомянул о случае предательства молодой учительницы; у меня же, однако, было доказательство в противном.

Читатель, если он мирный и честный гражданин свободной страны, должен, несомненно, удивляться, как мог я, даже в таких ничтожных размерах, приобщиться к такому сомнительному делу, если я видел его в его настоящем свете. Но хотя я и был полон отвращения, чем ближе я знакомился с зубатовским движением, тем сильнее меня угнетала мысль об отчаянном положении моих бедных соотечественников. Но само существование подобной организации доказывает, насколько условия русской жизни не похожи на условия жизни западных государств. Думаю, что ни в одном цивилизованном государстве не было бы возможно представителям полиции под покровительством и при содействии министров замыслить и свободно создать организацию рабочего движения, включительно до больших стачек, только в целях устранения настоящих руководителей рабочего класса и сохранения за собой контроля над этим движением.

Мне было ясно, что лучшие условия жизни наступят для рабочего класса только тогда, когда он организуется. Мне казалось, и мое предположение впоследствии подтвердилось, что, кто бы ни начал эту организацию, в конце концов она станет самостоятельной, потому что наиболее передовые члены рабочего класса несомненно возьмут верх. Вот почему, после долгих колебаний, я решил, несмотря на испытываемое мною отвращение, принять участие в начальной организации и попытаться, пользуясь Зубатовым как орудием, постепенно забрать контроль в свои руки. Сделав вид, что я согласен помогать этим слугам самодержавия, я получу свободу сношения с рабочими и избавлюсь от необходимости постоянно прятаться от полицейских сыщиков. Мне было очевидно, что настоящие революционеры имели мало влияния на народные массы потому, что могли действовать только тайно и в ограниченных кругах рабочих, так как остальная масса была им недоступна. Как священник, я имел еще и то преимущество, что мог входить в тесное общение с народом. Я полагал, что, начав организацию рабочих для взаимной помощи под покровительством властей, я могу одновременно организовать и тайные общества из лучших рабочих, избранных для этой цели, которых я воспитаю и которыми я буду пользоваться как миссионерами, и таким образом, мало-помалу, направлю всю организацию к желаемой цели. Когда мои собственные люди заменят назначенных по указанию полиции лиц и заслужат уважение и доверие всех рабочих, у меня будет группа помощников, готовых руководить народом в нужный момент. Я знал, что в настоящее время от меня отшатнется партия политических реформаторов и меня заподозрят в измене, но моя любовь к рабочим осилила мои колебания 57).

Я написал обещанный доклад 58), описав мирные собрания рабочих, которые собираются только для обсуждения своих нужд, и указал на ту пользу, которую могли бы принести подобные организации в экономике государства. Несколько представителей рабочего союза, согласно желанию Зубатова, доставили мой доклад Витте. Министр, почитав его, равнодушно спросил:

— Это вы писали, братцы?

— Да, — отвечали они.

— В таком случае, вам бы сделаться журналистами, — сказал Витте и откланялся депутации.

Таким образом, рушилась попытка Зубатова завербовать Витте. Но, недолго спустя, Плеве посредством целого ряда интриг подорвал доверие государя к Витте и сам сделался всемогущим. Тем временем, весною 1903 г., зубатовская организация в Петербурге шла малоуспешно, частью потому, что московские рабочие доказали своим товарищам, что это была только полицейская ловушка, частью потому, что некоторые из профессоров, обещавших читать лекции рабочим, отказались как из боязни общественного осуждения, так и потому, что члены революционных партий, приходя на эти лекции, предлагали докучливые вопросы лекторам. Все это очень не нравилось Зубатову; к тому же у него было много врагов.

8 мая 1903 г. пять плотников, умных и честных, пришли ко мне в академию. Один из них, Васильев 59), шедший в знаменательный день 9 января рядом со мною, убит, остальные живы, и я не могу их назвать. Они доказывали мне необходимость примкнуть к зубатовской организации для того, чтобы использовать ее в своих целях. Затем мы снова встретились в квартире одного из этих рабочих, и после долгих убеждений я уступил 60). Тогда мы и организовали тайный комитет.

Затем я ходил к Зубатову, чтобы сказать ему, что я согласен помогать ему на условии, чтобы никто из членов союза не был арестован, так как иначе все дело погибнет, в особенности ввиду слухов об арестах рабочих в Москве. Зубатов обещал это мне, и я спешу сказать, что все время, пока он был у власти, он держал свое слово. Тогда я стал организовывать группу будущих вожаков, частью из зубатовцев, частью из своих людей, и подготовлять их, путем частых собеседований, к их будущей деятельности.

Не знаю, долго ли бы мне удавалось морочить Зубатова, так как, несмотря на все свои способности сыщика и смелость, он был недальновиден, но сама судьба пришла мне на помощь, положив конец царствованию Зубатова.

Однажды он пригласил меня обедать в дом своего личного и ближайшего помощника в деле преследования революционера, Мельникова 61). Там меня представили генералу Скандракову 62); в числе гостей были и другие агенты Зубатова: доктор Шаевич и Гурович. Шаевич доказывал мне необходимость местных стачек как средства держать рабочих в руках. Зубатов не разделял этого мнения, но я понял, что он давал свободу действий своим агентам в некоторых местностях, и вскоре после того некоторые из них применили свои теории на практике и тем погубили себя и Зубатова. Одна из подобных стачек была устроена в Минске, причем полицейские агенты Зубатова потеряли над рабочими власть и, по требованию местных властей и работодателей, были удалены министром внутренних дел. В Одессе пошло еще дальше. Доктор Шаевич, действуя через представителей рабочих союзов, создал небольшую стачку, но она распространилась подобно пламени и охватила порт; забастовали тысячи рабочих, и город был близок к анархии. Шаевич окончательно потерял голову, отказался руководить стачкой и спрятался. Местные власти и работодатели, крайне встревоженные и подстрекаемые врагами Зубатова, сделали обыск в доме Шаевича и арестовали его. Зубатов старался сложить с себя всякую ответственность в этом деле, но, к несчастью, у Шаевича было найдено письмо, подтверждавшее его участие в этом деле, и это вызвало его падение. Шаевич был сослан в Вологду. Зубатова лишили места и отправили в один из городов центральной России. Что с ним теперь, я не знаю, но знаю, что благодаря генералу Трепову, теперешнему диктатору, и великому князю Сергею Александровичу он получил большую пенсию.

С исчезновением Зубатова, петербургская организация рабочих осталась в неопределенном положении, так что, когда в августе 1903 г. ко мне пришла депутация из пяти рабочих, членов тайного комитета, с просьбой взять все дело в свои руки, я согласился; и в конце августа я приступил к такой организации рабочих обществ, в которой воплотились бы мои собственные мысли относительно тех основ, на которых только и возможно прогрессивное улучшение условий рабочего класса и достижение гражданской свободы 63).

У нас уже была группа, приблизительно в 17 человек, интеллигентных рабочих, частью из членов моего тайного комитета, частью из выбранных мною во время моих собеседований людей, с которыми можно было начать действовать. Мы наняли помещение на Выборгской стороне и устроили там чайную. Заведующий был избран самими рабочими на три месяца. Днем он работал на фабрике, так как чайная открывалась только от 7 часов вечера до 12 ночи и в субботу от 2 часов дня. Платы за это он не получал никакой. В чайной продавались только чай и минеральные воды; все крепкие напитки были запрещены. Квартира состояла из нескольких маленьких комнат и большого зала для собраний, в котором собирались три раза в неделю. По средам и субботам мы собирались и обсуждали книги и статьи по рабочему вопросу, причем я иногда касался политических и экономических вопросов. Каждый митинг начинался и кончался молитвой. Рабочие со стороны принимались очень дружелюбно, и из них был выбран контролер над чайной. Точность, с какою велось дело отчетности, быстро завоевала доверие населения рабочих 64).

Спустя некоторое время я решил поставить дело на более твердом основании. До сих пор оно не было санкционировано правительством и подвергалось опасности быть уничтоженным в любой момент. Поэтому я написал доклад министру внутренних дел о необходимости выработать устав для рабочих организаций и представил его через градоначальника Клейгельса, как того требовали установленные правила 65). Во время свидания с Клейгельсом мы пространно обсуждали этот вопрос. Затем мне предложили отправиться к директору департамента полиции Лопухину по этому же делу. Тот принял меня весьма любезно, и, когда я сказал, что у нас нет библиотеки и мы нуждаемся в книгах и газетах, он удивил меня вопросом, сколько мне надо денег для этой цели. Вскоре, к моему отвращению, я получил из министерства внутренних дел около 60 руб. со строгим предписанием подписываться только на консервативные газеты.

 

Примечания

44) Степняк-Кравчинский, Серг. Мих. (1852—1895), видный револ. деятель 1870-х гг., пропагандист, организатор и исполнитель убийства шефа жанд. Мезенцева (4 авг. 1878 г.), автор многочисленных статей и беллетристических сочинений из революц. жизни («Подпольная Россия», «Андрей Кожухов» и др.).

45) Вильбушевич, Мария В., дочь купца; за принадлежность к бундовским кружкам была арестована; беседы с Зубатовым во время допросов произвели на нее огромное впечатление. Находясь под их влиянием, Вильбушевич делается руководительницей образованной в 1901 г. «Еврейской независимой рабочей партии», которая, по мысли Зубатова, должна была служить противовесом «Бунду», так как в основу ее положена была идея о возможности улучшения экономического положения еврейского пролетариата на почве чистой, профессиональной, легальной борьбы с хозяевами. В одном из своих докладов Зубатов так характеризовал принципы, положенные им в основу этой партии:

1. «Замена революционного учения эволюционным, а следовательно, отрицание, в противоположность революционерам, всех форм и видов насилия.

2. Проповедь преимущества самодержавия, формы правления в области социальных отношений, как формы, по внеклассности своей, заключающей начало третейское, а следовательно, враждебной насильственным приемам и склонной к справедливости.

3. Разъяснение разницы между революционным рабочим движением, исходящим из социалистических начал, и профессиональным, покоящимся на принципах капиталистического строя: первое занято реформою всех классов общества, а второе — своими непосредственными интересами.

4. Твердое уяснение того положения, что границы самодеятельности оканчиваются тем, где начинаются права власти; переход за эту черту был признан недопустимым своеволием — все должно направляться к власти и через власть».

После распада «Евр. нез. р. партии в 1903 г. вместе с падением Зубатова, М. Вильбушевич уехала из России; в статье о ней Д. Заславского «Зубатов и Маня Вильбушевич» («Былое», кн. 9 (1918) сообщаются сведения, что она вела в Америке кампанию против «Бунда», а потом уехала в Палестину, где работала в сионистской колонии.

46) Шаевич, Генрих Исаевич, д-р философии Берлинского ун-та, один из деятелей «Евр. независ. раб. партии», организатор с января 1903 г. «зубатовщины» в Одессе.

47) Гурович, Михаил Иванович, еврей, почему-то названный Гапоном доктором — видная фигура петербургского политического сыска 1896—1900-х гг. В 1880-х гг. за принадлежность к революционному движению был выслан в Сибирь, где жил вместе с известным историком револ. движения В. Я. Яковлевым-Богучарским (см. И. И. Майнов, «На закате народовольчества». «Былое», кн. 22). По возвращении из ссылки Гурович, предложив свои услуги охранке и пользуясь своим знакомством с Богучарским, быстро выдвигается, «освещая» преимущественно деятелей либерального движения.

48) Вероятно, Гапон имеет в виду литер. Иос. Борис. Сапира, одного из вождей сионистского движения в России, автора книги «Сионизм» (Вильно, 1903 г.).

49) Скворцов, Василий Михайлов., чиновник особ. поруч. при обер-прокуроре Синода, руководитель в печати монархической черносотенной политики Саблера, редакт. газ. «Колокол»; в 1918 г. — эмигрировал в Болгарию.

50) Лопухин, Алексей Ал-др., директор департ. полиции, удостоверивший в 1908 г. разоблачения Бурцева о провокационной деятельности Азефа, за что был предан суду Сената и проговорен к ссылке в Сибирь на поселение.

51) В указанных выше воспоминаниях, Н. М. Варнашев сообщает ряд любопытных подробностей о начальном периоде этого зубатовского об-ва и об его участниках-зубатовцах.

52) Диссертация Гапона написана на тему «Современное положение прихода в правосл. церквах, греческой и русской».

53) Инспектор петербургской дух. академии — архимандрит Феофан (Быстров), род. ок. 1873 г. С 1909 г. — ректор академии; был покровителем Распутина в начале его «придворной карьеры».

54) Религиозно-философское об-во, основанное группою «богоискателей» — Мережковским, Гиппиус, Розановым, Минским — для сближения интеллигенции с прогрессивным духовенством, в 1900—1902 гг. играло видную роль в общественной жизни Петербурга.

55) Розанов, Вас. Вас. (1856—1919), философ, публицист, сотрудник суворинской газеты «Новое Время».

56) Минский — псевд. поэта-символиста 1890—1900-х гг. Ник. Максим. Виленкина (род. 1855 г.); в 1905 г., будучи привлечен М. Горьким к изданию coц.-дем. газеты «Новая Жизнь», подписывал ее в качестве ответственного редактора, был арестован, подвергся суду и эмигрировал за границу.

57) Сопоставление плана будущей тайной деятельности «Собрания», поскольку Гапон излагает его в своих записках, со словами А. Е. Карелина позволяет думать, что, действительно, у Гапона, еще в самом начале, таковой план существовал и что он не выдумал его уже после 9 января, если только не предположить, что Гапон, обманывая охранное отделение, обманывал в то же время и влиятельных рабочих вроде Карелина, без помощи которых он не мог развить деятельности «Собрания». Гапон «безусловно предан идее освобождения рабочего класса, — говорил Карелин И. И. Павлову, — но так как подпольную партийную деятельность он не находит целесообразной, то он считает неизбежно необходимым открытую организацию рабочих масс по известному плану и надеется на успешность своей задачи, если отдельные группы сознательных рабочих сомкнутся около него и дадут ему свою поддержку». («Мин. Годы», 1908, № 3, стр. 26—27). — Следует еще отметить также в пользу Гапона, что от своих ближайших товарищей Гапон не скрывал своих сношений с Зубатовым, Плеве и градоначальником (Ср. Карелин, «Красн. Летоп.», I, стр. 107,  Варнашев, «Ист.-Рев. Сборник», I, стр. 193).

58) В «Красн. Летописи», I, стр. 289—300 помещено «почтительнейшее прошение деятелей из рабочих по организации полезных учреждений для петербургского фабрично-заводского люда» к министру финансов, датированное апрелем 1903 г. В нем есть упоминание «Краткого изложения мыслей фабрично-заводских рабочих на порайонных собраниях, разрешенных г. с.-петерб. градоначальником». Это «изложение» и есть упоминаемый доклад Гапона.

59) Иван Васильевич Васильев — один из организаторов «Собрания», председатель его правления. О нем см. ниже при описании событий 9 января.

60) «Затем мы снова встретились на квартире одного из этих рабочих и после долгих убеждений я уступил». Фраза эта требует некоторых дополнений. Из воспоминаний Карелина («Кр. Лет.», I, стр. 106) видно, что встреча эта состоялась 9 мая 1903 г. на квартире Варнашева и что на этом собрании, кроме Карелина и Варнашева, были еще И. В. Васильев и С. Кладовников. По словам Карелина выходит, что не рабочие шли к Гапону с предложением, а он сам пришел первым к ним, говоря, «что нужно отвлечь рабочих от чайных трезвости, от дурного влияния попов, что необходимо устроить свое рабочее общество, свой клуб и чайную».

61) Фамилия Гапоном приведена неправильно — помощником Зубатова в это время был Евстратий Павлович Медников.

62) Скандраков, Александр Спиридонович, род. 1849 г., служил по жандармскому управлению; в 1902 г. прикомандирован к департам. полиции и в том же году назначен чиновн. ос. поручений при мин. внутр. дел. Умер после 1904 г.

63) В воспоминаниях Н. М. Варнашева («Истор.-Револ. Сборник», т. I (1924), стр. 190—191) имеется подробный рассказ о первых собраниях ответственного кружка, который Гапон называет «тайным комитетом». По словам Варнашева, Гапон на учредительном собрании высказался «за необходимость окончательно бросить форму московской организации, освободиться от опеки административных нянек и создать материальную независимость».

64) В деле департ. полиции о «Собрании фабр.-зав. рабочих Петербурга» имеется донесение агента, посетившего 7 сент. 1903 г. четвертое от начала собрание отдела на Выборгской стороне. Вопросы, разбиравшиеся на собрании, были следующие: 1) о хранении первоначального денежного фонда проектируемой кассы взаимопомощи, 2) о распределении чистой прибыли от чайной клуба, 3) о выдаче пособия нуждающимся товарищам по организации.

65) По справке Петерб. охранного отделения («Красн. Летопись», № 1, с. 299) в сентябре 1903 г. Гапон занялся составлением устава «Собрания», который и был рассматриваем членами кружка во второй половине октября, а 9 ноября 1903 г. устав был представлен градоначальнику. Проект устава по правилам был препровожден в департ. полиции на рассмотрение, который, не находя вообще препятствий к утверждению устава, признал, однако, необходимым установить: «1) чтобы указанные в пункте б § 2 библиотека и читальня были подчинены фактическому контролю и находились под ответственностью лиц, утверждаемых в сем звании градоначальником; 2) чтобы лекции рабочим, особенно по рабочему вопросу, указанные в пункте ж § 2, происходили обязательно в присутствии представителя от полиции и 3) чтобы касса взаимопомощи не выдавала пособий в случае стачек». Это и были главные изменения в уставе, о которых говорит Гапон. Почти все остальные изменения были чисто формальными. Устав «Собрания» был действительно утвержден 15 февраля 1904 г., и 11 апреля «Собрание» официально открыло свою деятельность.

Примечания А.С. Шилова.

Вернуться к оглавлению

Гапон Георгий. История моей жизни. «Книга», Москва, 1990.  


Здесь читайте:

Гапон Георгий Аполлонович (биографические материалы).

Революция в России 1905 - 1907 (хронологическая таблица).

Петиция рабочих и жителей Петербурга для подачи царю Николаю II, 9 января 1905 г.

Рутенберг П.М. Убийство Гапона. Ленинград. 1925.

Б.Савинков. Воспоминания террориста. Издательство "Пролетарий", Харьков. 1928 г. Часть II Глава I. Покушение на Дубасова и Дурново. XI. (О Гапоне).

Спиридович А. И. «Революционное движение в России». Выпуск 1-й, «Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия». С.-Петербург. 1914 г. Типография Штаба Отдельного Корпуса Жандармов. V. 1905 год. Гапоновское движение и его последствия. Третий партийный съезд. Конференция меньшевиков.

Маклаков В.А. Из воспоминаний. Издательство имени Чехова. Нью-Йорк 1954.  Глава двенадцатая.

Э. Хлысталов Правда о священнике Гапоне "Слово"№ 4' 2002

Ф. Лурье Гапон и Зубатов

Персоналии:

Кто делал две революции 1917 года (биографический указатель)

Царские жандармы (сотрудники III отделения и Департамента полиции)

Рутенберг Пинхас Моисеевич (1878-1942), революционер, сионистский деятель.

Зубатов Сергей Васильевич (1864 - 1917) жандармский полковник

 

 

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ



ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС