|
О.А. Поздеев
Из Вологды, 21 сентября 1812 года
А.К.Разумовский
Благодарю покорнейше за письмо Ваше, полученное мною с г.
Курбатовым, коему я, приехав ненадолго в Москву, при спросе его: куда ему
ехать, если случится опасность, советовал ехать далее, если уж нельзя будет
в Москве оставаться; то думаю, они и поехали. Я, подождав в подмосковной до
4 сентября, и поехал по Углицкой дороге в Вологду и за Вологду на завод
свой.
Дожидался я до 2 сентября и, слыша, что Москва взята, что уже нечего было
больше ожидать, оставил три дома в Москве и все, что есть в домах, ибо
некогда было вывезти ничего, в Москву вошли неприятели (слышу от проходящих)
2 сентября в 4 или 5 часов пополудни, и (она) зажжена ночью с Рогожской; и
как полиции никакой уже нет, ибо вся полиция выехала, то все и горело; и по
сю пору сгорела Покровка, все ряды, Воспитательный дом и 7 частей Москвы (Арбатская,
Пятницкая, Якиманская, Городская, Пречистенская, Тверская, Мясницкая), и
догорело и Воронцово поле и до Вашего дома, загорелись службы.
Тогда и пошел человек из Москвы, бывши употреблен французами из поляков для
выноски разных вещей на заставу, а тут отпущен и пришел в Вологду и сам всем
пересказывал, будучи спрашиваем. И мои люди вышли из дому и пришли в
подмосковную, а оттуда сюда третьего дня. Вот до чего довело преобразование,
назвавшееся философией. И Москва теперь подлинно преобразована: все выехали,
и она горит, пока Господь не положит конца. В Вологду теперь множество
наехало, и из Ярославля, Москвы, Рыбной, Углича, и всякий день множество
едут. Вот сделались вещи небывалые. Так Богом определено за грехи наши. И
сюда привезена ризница из Троице-Сергиева монастыря, и везется ризница из
Москвы, везутся воспитанники и все...
Пока о том же скажу: так государства преобразуются, и Москва, бывшая столько
лет сердцем России, сделалась пустырем. Что-то будет с Петербургом?
Граф
Ростопчин,
думаю, сам недоволен, что выпросился в командиры московские и начал свое
правление тем, что, приехав к Ключареву (почт-директору в Москве) и объявив
императорский гнев, не сказав причины, арестовал его и сослал в Воронеж.
По-видимому, Ключареву было тогда великое несчастье, а теперь он должен
считать за милость, ибо не видал несчастия и конца Москвы. Мы так близко
предвидим несчастье наше, что за два дня до взятия Москвы был театр, хотя,
слышу, в нем было токмо 8 человек.
Все эти происшествия учат нас, чтобы мы к месту не привязывались, как
Священное Писание говорит и учит, что не имамы пребывающаго града, но
грядущаго взыскуем. Жизнь наша и по летам уже недолга, и вот дожили до каких
перемен. Вот строенья наши. Вот украшения наши. Не знаю, что с нашими
мирскими будет, где они будут. Где Бог велит оканчивать и Вам дни свои. Ибо
где теперь безопасность?.. Потому ли и мужики наши, по вкорененному
Пугачевым и другими молодыми головами желанию, ожидают какой-то вольности;
хотя и видят разорение совершенное, но очаровательное слово вольности кружит
их, ибо мало смыслящих, а прочее все число — так, как и во всех состояниях,
— глупые и невежды.
Религия, искаженная наружностью, пьянством и прочими пороками, до того
испортилась в нашем духовенстве, что за день до входа неприятелей в Москву и
накануне не слышно было в воскресный день колокола ни заутреннего, ни
обеденного, а попы толпами бежали из Москвы от своих церквей. Кто поверит,
что в короткое время все произошло. Афишками г-на Ростопчина и князя
Кутузова обманывали весьма часто, на день раза по два: что никакой опасности
нет, что наши все разбивают французов; сами все назад пятились и Москву
оставили французам и огню. Афишками уверяли, что 26 августа разбили
французов тем, что наши не ступили ни шагу назад, и князь Кутузов все
пятился назад.
А прежде того, как были в Смоленске, то этот Барклай и Багратион (который,
слышу, от ран умер) уверяли жизнью, что французы в Смоленске не будут. И при
всей глупости и незнании своего дела и силы нашего оружия, имея Наполеона со
ста тысячами в пятнадцати верстах от Смоленска и торжествуя пустяшную победу
Тормасовым над семью тысячами саксонцев, при Кобрине, стреляют из ста одной
пушки, а к Наполеону, в пятнадцати верстах стоящему, посылают сказать, чтобы
он не беспокоился, что у них не сражение происходит, а они торжествуют
победу под Кобриным. Это мне рассказывал бывший на торжестве сам
вице-губернатор Смоленский, Аркадий Иванович Алымов, ехавший через мою
подмосковную с казной из сожженного Смоленска, которого овраги, слышу, так
наполнены убитыми людьми, что ходили по ним, яко по мосту, и после за 17
верст нельзя было подойти к Смоленску от вони убитых тел.
А после 26 августа, при Можайске, после сражения князь Кутузов ездил по полю
и видел, по его замечанию, 50 тысяч тел, лежащих на поле. А в Москву ввезено
после тяжело и легко раненных девятнадцать тысяч, и на моем дворе стояло 70
человек. Вот несчастье государства. Сами Вы слышали, что войска наши сильны
артиллерией и штыками. А, видно, стояли и мушкетною пальбою отстреливались,
яко артиллерии не броситься на штыки, чем всегда брали, а особливо Суворовым
— недавний пример. А князь Кутузов, слышу, всегда против этого и не любит
сражаться на штыках; а наши войска тем и были непобедимы. А стрелять наши не
умеют и егеря.
Рекрутами крайне мужики отягощены, а нынешний год третий раз рекрутство. А
церковников шесть комплектов; а князь Голицын не удерживает, что с них
рекрутства совсем нет. Один Вологодский архиерей давал добровольно тысячу
церковников, но взято только четверо по охоте. А это самые большие тунеядцы,
только, слышу, от праздности шалят и воруют, то бы излишних церковников
могло набраться тысяч пятьдесят и несравненно больше. Пришло на Россию
смирение, чтобы завоеваний своих не простирала далеко и о Грузии и других
местах не помышляла бы.
Некоторые петербургские враждовали на Москву. Вот теперь ее и нет. Но как-то
хлебом пробавится Петербург? Ибо француз хитер, перережет коммуникацию. Из
Рыбинска все выехали, а француз до нее добирается. Только нельзя надивиться
нынешним действиям. Москва взята и горит, жители в близлежащих городах
укладываются и бегут; в Угличе, в Ростове и других суды закрыты. И принц
отправил своих детей в Данилов город, а, слышу, берет под караул тех, кои в
Ярославле говорят, что Москва взята французами. Видно, напало ныне то на
нас, что копилось давно. Мы должны терпеть, предаваться Богу и уповать на
Него, ибо в Нем только надежда. А человеки губят себя до тех пор, пока общим
пожаром все загорится. Бог наша надежда.
Сделайте милость, уведомляйте меня о Вашем здоровье; сюда почта прямо ходит
из Петербурга.
Братец Ваш, Лев Кириллович, поехал на Коломну и Рязань; а французы туда,
слышу, пошли, ибо там депо комиссариатское. Его я видел малыми днями прежде
взятия Москвы. Сын мой, вручитель письма сего, во все это время был,
выздоравливая от жестокой своей болезни, со мной и видел братца, который
все, что в Москве было и в Петровском, бросил и принужден ехать, можно
сказать, куда глаза глядят; а деревни его около Можайска и все разорено и
сожжено.
Теперь спешат рекрутов набирать: велено в две недели кончить и везти на
почтовых из Вологды в Выборг; видно, опасность есть от шведа. Письмо опубликовано в кн.: Пожар Москвы. По воспоминаниям и переписке
современников. Издание Товарищества "Образование". М., 1911; Современное
правописание выверено по кн.: Наполеон в России глазами русских. М.,
Захаров, 2004.
Здесь читайте:
Разумовский, граф
Алексей Кириллович (1748-1822) - государственный
деятель
Отечественная война 1812 года
(хронологическая таблица).
Литература по наполеоновским войнам (список
литературы)
|