|
3 августа 1917 г.
В.Л.Бурцев
1917 года, августа 3 дня командированный в Чрезвычайную следственную
комиссию для производства следственных действий К.И. Бувайлов допрашивал, с
соблюдением ст. 443 Уст. угол. суд., нижепоименованного свидетеля, который
показал: Владимир Львович Бурцев, 54 лет, журналист, живу по Литейному пр.,
д. № 25, кв. 6, тел. 65–65, православный.
С 1908 года по 1914 год я проживал в Париже, где издавал «Былое» и «Будущее»
и в то же самое время специально занимался разоблачением агентов русской
политической полиции. Хорошо зная революционную среду и пользуясь доверием
всех партий, я разоблачал самих охранников. Ко мне обращались с имеющимися у
них сведениями об охранниках представители всех революционных партий. В
начале 1911 года ко мне обратились представители анархистов с просьбой
разобраться в обвинениях в провокации одного из выдающихся их товарищей по
делу Богрова. Я обратил серьезное внимание на это дело, но так как мне не
было предоставлено никаких серьезных данных и никто из заявителей не решался
выступить обвинителем, то и я не решился в то время предъявить Богрову
обвинение в провокации. Богров знал, что ко мне поступило заявление и что я
это заявление не считал достаточным для начатия его обвинения, но, конечно,
он был убежден в том, что в конце концов я открою истину. Сначала он ушел от
революционного движения, а потом решил загладить свое прошлое
террористическим актом. 26 августа 1911 года он решил привести в исполнение
свой план и стрелять в начальника Киевского охранного отделения Кулябку. Мне
известно, что он надеялся скрыться после этого покушения и приготовил для
этого велосипед, а на случай ареста изготовил три объяснительных письма –
товарищам и в редакцию, которые на следующий день сам уничтожил. Кулябко его
встретил с необыкновенным доверием, в значительной степени этим его
обезоружил и то же время пригласил его быть там, где должны были
присутствовать царь и Столыпин. Это обстоятельство дало Богрову надежду, что
он может совершить террористический акт не над Кулябкой, а над царем или
Столыпиным. 30 или 31 августа Богров видел и царя, и Столыпина, но стрелять
почему-то не решился. 1-го сентября он, наконец, решился стрелять в
Столыпина. Последним мотивом для этого решения было то обстоятельство, что
Богров считал, что в этот день его сношения с охранным отделением вполне
установлены товарищами, так как его разговор с Кулябкой был подслушан одним
из товарищей. Что Богров был активнейшим анархистом, я знаю из заявления,
которое я получил, например, в 1912 году из каторжной тюрьмы от его
товарища, ныне сотрудника «Русских ведомостей» , выпущенного из каторжных
работ по полной амнистии, Сандомирского. Письмо Сандомирского я напечатал в
том же 1912 году в «Будущем» , где Сандомирский отрицает возможность службы
Богрова в охранном отделении, говорит о нем как о самом деятельном киевском
анархисте. В «Будущем» (№ 3) я с автографа Богрова напечатал его отчет о
возложенных на него поручениях партией. О том, что Богров служил в охранном
отделении, получал деньги и давал сведения, помимо официальных документов, я
знаю из частных моих бесед с лицами, служившими в политической полиции,
например, – Доброскок , Спиридович и др. Мне часто приходилось слышать
мнения о том, что у Богрова в деле убийства Столыпина был какой-то контакт с
Кулябкой, Курловым и Спиридовичем. По этому поводу я печатал даже письмо и
статьи в «Будущем» , в 1911 и 1912 гг., но всегда в таких случаях заявлял,
что такое обвинение считаю абсурдным и никогда ни на одну минуту не допускал
возможность такого контакта. Теперь уже в 1917 году после целого ряда встреч
как с представителями левых партий, так и с представителями администрации, в
том числе и со Спиридовичем, Герасимовым, Доброскоком и др., я снова
категорически заявляю, что для меня и мысли не может существовать о таком
контакте. Сведения о последних днях Богрова я имел, между прочим от близкого
для него человека, г-жи Поплавской , с которой я встречался в Париже в 1911
и 1912 гг. Она была чужда всем революционным партиям, не была посвящена в
его планы, но как свидетельница его последних дней на воле, она дала мне
много ценных о нем сведений. Я считаю ее очень точной и добросовестной
свидетельницей. Моя статья по делу Богрова в «Будущем» была основана в
значительной степени на ее рассказах. По моим сведениям, в 1911 году Богров
приезжал в Париж и в Ниццу, вращался среди анархистов, наводил справки обо
мне, но ко мне не заходил. Об участии в этом деле одного их трех
Виноградовых я наводил справки, но никакого отношения их к делу Богрова не
нашел, несмотря на благоприятные условия расследования. История о «Николае
Яковлевиче» и «Нине Александровне» считаю сплошной выдумкой Богрова для
обмана охранного отделения.
Более ничего существенного показать не могу.
Прочитал Владимир Львович Бурцев.
Командированный в Чрезвычайную следственную комиссию для производства
следственных действий К. Бувайлов.
ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 502. Л. 61–63. Подлинник.
Электронную версию документа предоставил Фонд изучения
наследия П.А.Столыпина
www.stolypin.ru/
Здесь читайте:
Бурцев Владимир Львович
(1862-1942) участник рев. движения, публицист, издатель
Столыпин Петр
Аркадьевич (биографические материалы)
Тайна убийства Столыпина
(сборник документов)
Богров Дмитрий Григорьевич
(1887-1911). Из еврейской семьи, убийца Столыпина
Вадим Кожинов в кн. Россия век XX глава 3
Платонов О.А. История русского народа в XX веке.
Том 1 глава 27
и глава 28
Анна Герт Столыпинская
утопия в контексте истории
|