БУДУЩЕЕ ФУНДАМЕНТАЛИЗМА
Книга Марка Юргенсмейера "Новая холодная война? Религиозный национализм
в столкновении со светским государством" прослеживает наблюдаемый в последнее
время во всем мире подъем фундаменталистских религиозных движений. Автор
утверждает, что религиозный национализм одержал решительную победу над
светским национализмом, проявив себя самой динамичной и мощной "идеологией
порядка" в ряду подобных идеологий на исходе холодной войны. В настоящее
время широкое распространение получила идея о том, что сам по себе секуляризм,
независимо от его демократической или коммунистически-социалистической
формы, оказался пустым и неудовлетворительным типом общественной организации.
В глазах новых религиозных националистов секуляристские националистические
государства, появившиеся непосредственно в результате процесса деколонизации,
представляют всего лишь более утонченную и скрытую форму культурного империализма
Запада. Автор утверждает: "Поразительно, с каким единодушием религиозные
политики - христиане в Восточной Европе или в бывшем Советском Союзе; мусульмане
или евреи на Ближнем Востоке и в Средней Азии; сикхи, индусы или буддисты
в Южной и Юго-Восточной Азии - отвергают секуляристские политические идеологии
в западном стиле, отчасти потому что они отвергают их притязания на универсальную
применимость" (с. 144). Предвосхищая тему, которую недавно развил Самуэль
Хантингтон (Samuel Huntington) в летнем номере "Foreign Affairs" за 1993
год, Юргенсмейер утверждает, что идеологические конфликты в период холодной
войны представляли междуусобные споры соперничающих культурных систем Запада,
а конфликты будущего станут межкультурными, сосредоточившись прежде всего
в сферах религиозного раскола.
Примеры религиозного национализма Юргенсмейер берет в основном из опыта
стран третьего мира. Он начинает с той довольно известной политической
проблемы, которую исламский фундаментализм ставит перед светскими режимами
в Иране, Пакистане, Египте, Палестине и Алжире. Он отмечает, что революция
Хомейни в Иране оказалась неожиданностью для американцев, ибо западные
общественные науки придерживаются главным образом постулата о постоянном
распространении секуляризации. Западные ученые все еще недооценивают стремления
незападных народов "вернуться" назад в прошлое и вновь обрести утраченную
опору в религии. Такое же явление наблюдается и в Южной Азии, где светское,
националистическое и социалистическое государство, основанное Джавахарлалом
Неру, сотрясается от ежедневных нападок со стороны воинствующих индуистских,
сикхских и мусульманских религиозных фанатиков, так и со светским государством
в Шри-Ланке, где воинствующий буддизм столкнулся как с тамильским национализмом.
Религиозный национализм, далеко не исчерпавший своих ресурсов к концу 80-х
годов, получил свежий импульс в связи с распадом коммунизма, вызвавшим
взрыв самых разнообразных прежде подавлявшихся религиозных движений, не
только исламских в Средней Азии и Закавказье, но и христианских движений
в России, Украине, Польше и в других частях Восточной Европы.
Как правило, Юргенсмейер вдумчиво и взвешенно анализирует эти религиозные
процессы и их мрачное значение в сегодняшней мировой политике. Например,
он отмечает большую несовместимость многих религиозных националистических
движений с либерализмом и защитой прав человека, чем с демократией. В самом
деле, в отрыве от либерализма демократия может оказаться удобным инструментом
для распространения нетерпимого фундаментализма. Тревожное заглавие данной
книги, напоминающее о замене холодной войны апокалипсическим столкновением
религиозных цивилизаций, - это вопрос, раздумье, но не однозначный прогноз.
Хотя Юргенсмейер вполне осознает реальность угрозы религиозного национализма
для либерализма и мирового порядка, он тем не менее лоялен по отношению
к самой религии. Учитывая критику западного либерального индивидуализма
Роберта Беллы (Robert Bellah) и Аласдэра Макинтайра (Alasdair MacIntire),
Юргенсмейер утверждает, что в религиозном возрождении есть и потенциально
здравое зерно.
Как и в случае гипотезы Хантингтона о "столкновении цивилизаций", анализ,
проводимый Юргенсмейером, точнее всего приложим к Ближнему Востоку и Южной
Азии, но абсолютно недостаточен для попытки общей характеристики мировой
политики. Например, за пределами Шри Ланки буддизм в последние годы не
приобрел ни воинственной, ни политизированной формы (с частичным исключением
секты Сокка Гоккай в Японии). Склонные к терпимости доктрины буддизма легко
сосуществуют с конфуцианством, даосизмом, христианством и синтоизмом, и
вполне вероятно, что они облегчили распространение капитализма и демократии
в некоторых частях Азии. Высокий уровень ассимиляции и большое число межэтнических
браков китайцев и тайцев в Таиланде объясняются терпимым типом буддизма,
исповедуемым в этой стране.
Еще более серьезная проблема возникает при уподоблении Юргенсмейером
христианства положению ислама или индуизма. Верно, что в большинстве стран
бывшего коммунистического мира наблюдается возрождение христианской религии,
отвергающей, как и исламский или индусский фундаментализм, светский универсализм
социализма. Однако в отличие от последних двух движений христианство в
большинстве случаев не враждебно капитализму, либеральной демократии, национализму
или современному светскому либеральному государству (в противоположность
советскому обществу). Юргенсмейер сам указывает, что католическая церковь
в Польше сыграла объединяющую роль в сбрасывании коммунизма. Как писал
Хантингтон в своей вышедшей в 1991 году книге "Третья волна" ("The Third
Wave"), громадное большинство новых демократий, возникших после 1974 года,
зародились в католических странах, и во многих из этих стран церковь превратилась
из противника в сторонника либеральных учреждений.
Вероятно, самым значительным недостатком рецензируемой книги является
отсутствие анализа протестантского фундаментализма, получившего невиданное
возрождение в Латинской Америке и в некоторых частях Азии. Одна пятая населения
Чили, почти треть населения Гватемалы и четверть населения Южной Кореи
являются в настоящее время протестантами. В Сеуле находится крупнейшая
в мире община пятидесятников с 500 000 прихожан. Немногие краткие упоминания
Юргенсмейером протестантских фундаменталистов носят негативную оценку:
склонность к насилию, содействие климату политической нетерпимости в развитых
странах.
Однако если взглянуть критически на данный вопрос, то окажется, что
протестантский фундаментализм разрушает в более крупных масштабах шаблонный
анализ, применяемый при рассмотрении движений религиозного возрождения.
К настоящему времени появилось уже большое количество эмпирических социологических
исследований тех последствий, к которым привело обращение в протестантизм,
в том числе вхождение в общину пятидесятников, населения Латинской Америки.
В основном эти исследования подтверждают гипотезу Макса Вебера (Max Weber)
о том, что протестантизм, особенно в своем пуританском (т.е. фундаменталистском)
варианте, склонен поддерживать капитализм и ценности, необходимые для его
экономической и политической модернизации. Фундаментализм протестантов
в отличие от собрата на Ближнем Востоке поощряет деполитизацию своих приверженцев,
направляя их к решению вопросов благодати и внутреннего спасения. Многие
левацкие (и некоторые католические) критики ошибочно принимают такой подход
за поддержку военно-авторитарного статус-кво. Однако медленный, но неуклонный
прогресс в области здравоохранения, образования, роста доходов и развития
внутренних связей в общине, сопровождающий обращение в протестантизм, приводит
к появлению сильного гражданского общества, а следовательно, к созданию
частного "политического пространства", необходимого для функционирования
стабильной демократии. Таким образом, в конечном итоге протестантский фундаментализм
в третьем мире не только не враждебен демократическим ценностям Запада,
но и активно способствует созданию среды, в которой они могли бы процветать.
Другая странная ошибка в концептуальном каркасе рецензируемой книги
- это применение автором термина "светский национализм" при описании основного
политического наследия, оставленного Западом прежним колониям. Цитируя
таких авторитетных авторов, как Ганс Кон (Hans Kohn) и Руперт Эмерсон (Rupert
Emerson), Юргенсмейер утверждает, что политики Запада в ранний послевоенный
период видели в светском национализме положительную и главную сущность
политической модернизации, спасительной для третьего мира. Однако, не различая
варианты светского "национализма", Юргенсмейер некоторым образом соглашается
с утверждением исламских фундаменталистов о полном совпадении демократии
и коммунизма.
На самом же деле критически мыслящие люди на Западе проводили различие
между демократической, социалистической и авторитарной версиями национализма.
Их отношение ко многим формам светского национализма было далеко не однозначным
после 1945 года: Европа в конце концов только что вышла из двух чудовищных
мировых войн, в которых светский национализм играл огромную роль. В то
время как США поддерживали национальные чаяния подданных колоний европейских
стран, рассматривая их национализм как потенциальный оплот в борьбе против
коммунизма, Вашингтон не спешил поддержать такой национализм сам по себе:
это видно хотя бы на примере бурных отношений США с президентом Египта
Гамаль Абдель Насером. Хотя люди демократического Запада единодушно поддерживали
религиозную терпимость, они не становились от этого воинствующими секуляристами
или антиклерикалами, и многие из них полагали, что как раз религиозная
свобода и есть один из основных моментов, доказывающих превосходство демократии
над коммунизмом. В самом деле, как показывает проведенный нами выше анализ
протестантизма в Латинской Америке, христианство и демократия были тесно
переплетены между собой в течение многих лет. Вот почему христианские активисты
в Восточной Европе, вопреки утверждениям Юргенсмейера, не приняли как коммунизм,
так и современную демократию и увидели в последней путь к восстановлению
нормальной религиозной жизни.
Одной из раздражающих опасностей нового мироустройства является потеря
силы обобщающих закономерностей за пределами специфического региона. Несомненно,
что в последние годы наблюдались возрождение фундаментализма в широких
масштабах, раскалывающего народы по религиозным и культурным границам,
а также воинственность и политизированность его форм. Но в то же время,
если религиозный фундаментализм на Ближнем Востоке и в Южной Азии вообще
враждебен либеральной демократии, то в Восточной Европе и Латинской Америке
он, напротив, поддерживает демократию, а в остальной Азии почти не наблюдается
вовсе. В целом все же это скорее тенденция, чем единое движение. Поэтому
отсутствие единства в религиозном фундаментализме превращает его в наименее
вероятного противника в любой "новой холодной войне".
Электронная публикация: