|
|
Закончил Литинститут им. Горького.
Работал ответственным секретарем в
Правлении СП РСФСР. Совместно с коллегой
по работе Александром Брагиным
создавали Фонд славянской письменности
и культуры, под эгидой которого провели
первый праздник Славянской
письменности и культуры в Великом
Новгороде в год тысячелетия крещения
Руси.
Член Союза писателей России.
Из поэтической тетради
* * *
- В саду цветы погасли,
- в залпах
- лучей закатных
- день затих.
- Еще витает в доме запах
- твоих волос,
- духов твоих.
- Еще невольно помнят руки
- и трепет первый твой…
- И лед…
- Но все: и этот праздник муки,
- и боль пройдет,
- и жизнь пройдет.
-
- А там, за гробовой чертою,
- подсудной страстью становясь, опять
настигнет
- нас с тобою
- земная чувственная связь.
- В ней смертный грех —
- на радость бесам,
- терзавшим блудом нашу плоть,
- поскольку нас Венцом Небесным
- к любви
- не освящал Господь.
-
- И если ты на грудь кому-то
- склоняешь голову опять,
- твой дух
- спалит однажды смута —
- страшней, чем черная печать.
- От смуты той родится ересь
- в твоей затравленной крови,
- когда, в любовниках изверясь,
- ты вдруг решишь,
- что нет любви.
-
- Так было, милая:
- я тоже,
- скитаясь по чужим ветрам,
- любовь искал на грешном ложе,
- пока не заглянул во храм.
- И словно бы прозрел опять я,
- когда в сверкнувшей темноте
- у предалтарного распятья
- Христа увидел на Кресте.
-
- Тот миг прозрения доныне —
- мой хлеб,
- мой свет среди страстей:
- любовь есть вечная твердыня,
- где боль и кровь —
- из-под гвоздей.
- Ей нет иного назначенья
- на небесах
- и на земле —
- лишь подвиг самоотреченья
- с венцом терновым на челе.
-
- Лишь в ней, в любви, спасенье наше:
- ведь, покаяньем обращен,
- Христом злодей-разбойник даже
- для вечной жизни был прощен.
- Пусть мир твой нынче полон скверной:
- гордыней, гневом иль вином —
- прости меня за все
- и веруй,
- и помни только об одном:
-
- Себя отдавший на закланье,
- чтоб мы любовь могли спасти,
- Христос
- оставил покаянье
- для нас —
- пока мы во плоти.
Путь
- Когда Телец сдавался Близнецам,
- два крика громких небо огласили:
- сначала — мать,
- потом кричал я сам,
- явившись в мир
- согласно Высшей силе.
- Потом я встал…
- Потом был первый шаг…
- И первый класс…
- И так — за вехой веха…
- И, наконец, повел меня большак
- походом в жизнь,
- на поиски успеха.
- И я о Высшей Силе позабыл.
- Во имя благ мирских и славы ради
- издалека родню свою любил,
- спеша блистать
- как маршал на параде.
- Мелькали двадцать… Тридцать… Сорок
лет.
- Судьба меня крутила,
- но не смяла:
- я сыт и пьян,
- от кутюрье одет.
- И повидал, и поимел не мало.
- Встречался с тигром —
- шкура на стене.
- Медведя видел —
- шкура под ногами.
- Кому был должен —
- задолжали мне.
- Друзей менял, не цацкался с врагами.
- Без меры поистоптано дорог.
- Без счету поизношено ботинок…
- Пришел домой.
- Переступил порог,
- а за порогом — юбилей?!
- Полтинник!
- Гостей созвал —
- не мной заведено.
- Народ потел, и соловели рожи:
- за тостом тост —
- рекой лилось вино,
- и, что ни тост, — я самый распригожий.
- В желудках исчезали балыки,
- икра и дичь,
- и горы прочей снеди…
- Под утро распрощались кунаки,
- и нужные людишки,
- и соседи.
-
- …Я в зеркале себя не узнавал:
- ни трезв — ни пьян,
- ни сытый — ни голодный.
- Снаружи — гоголь,
- а внутри… подвал, —
- сырой, пустой,
- до жуткости холодный.
- Зверино выли сердце и душа.
- А может, это зеркало кривое?
- Все может быть…
- Собрался не спеша
- и двинул в путь —
- на зов тоски и воя.
- Я шел и шел,
- как загнанный лошак.
- В глазах — круги,
- по жилам кровь бренчала.
- И, наконец, привел меня большак
- назад, к истоку,
- в самое начало…
- Как тать
- подкрался к отчему крыльцу.
- Дверь подтолкнул —
- раздался скрип противный…
- Переступил порог — и по лицу
- сквозняк стегнул мне
- мертвой паутиной.
- Я страх отер
- и в горницу вошел.
- И мысли все, и чувства онемели:
- Торчал в углу полубезногий стол,
- в глаза впивались
- узким светом щели…
- Вдруг в памяти он явственно возник:
- за печкою,
- в простенке, под тряпицей
- схоронный был у матушки тайник,
- что отпирался
- проволочной спицей.
- В нем дорогое мама берегла:
- отцовский орден,
- бусы да сережки,
- венчальный венчик,
- ладан — против зла,
- и расписные праздничные ложки.
- Зажег фонарь.
- В заветный уголок
- протиснулся.
- Достал свой ножик тонкий,
- открыл тайник…
- На полке — узелок
- с подвязанной бумажною картонкой.
- Я взял его и выбрался на свет.
- Картонку снял…
- И стало сердцу жутко.
- На ней — рукою маминой — привет,
- всего два слова:
- «Сыночке. Мишутке».
- От горечи,
- а может, от стыда
- май потемнел,
- и белый свет качнулся…
- Не помню, как добрался я сюда,
- но только на погосте я очнулся.
- Знать, за полвека слез поднакопил, —
- ручьем текли…
- И сердцу полегчало…
- Не странно ли, что около могил
- понятней жизнь?
- Уметь бы жить с начала!
- Но и могли б — в чем истина?
- Где цель?
- Куда идти?
- Что брать нам в путь последний?
- Меж холмиков могильных я присел,
- раскрыл неспешно узелок наследный.
- Бывают же на свете чудеса!
- Узнал я их, —
- с поклонами до пола
- молилась мать на эти образа:
- Спаситель.
- Богородица.
- Никола.
- А в рушнике, узорчатом с концов,
- завернуты,
- дошедшие от деда,
- три книжицы:
- Псалтырь.
- Молитвослов.
- И ветхий томик Нового Завета.
- В руках моих, как будто сам собой
- раскрылся он…
- А в нем лежит закладкой,
- на шелковой гитанке голубой,
- нательный крестик —
- в точности как мой,
- что перед школой я снимал украдкой.
- Я руку протянул к нему едва —
- ударил гром…
- И капля дождевая
- упала на страницу…
- И слова
- под влагой проступили, оживая.
- Я крест надел,
- и будто сам Христос
- в душе словами этими пророс
- и обнажил спасительную суть
- тех слов:
- «Я — жизнь,
- Я — истина.
- Я — путь».
- Огруз на продавленных крышах
- подтаявшей тяжестью снег.
- Деревья притихли, заслышав
- прощального времени бег.
- Под коркой соленой хворобы —
- от грязи из-под колес —
- смердят ядовито сугробы,
- глаза выедая до слез.
- Чуть брезжит фонарное солнце
- сквозь мутное марево дня.
- Увы, не стучит, а трясется
- сердчишко в груди у меня.
- Насупился — будто простужен —
- весь мир, и похоже на то,
- что в нем никому я не нужен,
- и мне непотребен никто.
- Так, может, был прав Нострадамус, —
- и весь этот мир без следа,
- когда я в нем всласть настрадаюсь,
- исчезнет в ничто, в никуда?
- Но лишь в переулок окольный
- свернул я,
- как в этот же миг
- взывающий звон колокольный
- в меня благодатью проник.
- Глаза поднимаю, и прямо —
- как чудо,
- как Господа перст —
- над куполом ветхого храма
- вдруг вижу сияющий крест.
- И шапку — долой!
- И, смиренно
- себя осеняя крестом,
- шагнул я из мрака и тлена
- В Господний отеческий дом.
- А там, словно в самом начале
- пути — от купели святой —
- лампады и свечи звучали
- прощением и чистотой.
- И ладаном пахло, и воском,
- пел голос небесный, и с ним
- как будто бы ангельским войском
- я был окружен и храним.
- Все сделалось цельно и слитно.
- Рассыпался дьявольский круг.
- И душу мне грела молитва,
- воскресшая в памяти вдруг.
- На купольном своде высоком
- синели легко небеса,
- откуда всевидящим оком
- Всевышний отверз мне глаза.
- И видел я сердцем прозревшим,
- как, милостью Божьей согрет,
- оттуда на головы грешным
- струится невидимый свет.
- И в том же потоке, что лился
- на чистый Престол алтаря,
- воскресший Христос возносился,
- любви своей вечность даря.
|
