   |
| |
№ 3'03 |
Федор Тютчев |
 |
МЫСЛИ О РОССИИ |
XPOHOСНОВОСТИ ДОМЕНАГОСТЕВАЯ КНИГА
Русское поле:СЛОВОВЕСТНИК МСПСБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫМОЛОКО - русский литературный журналРУССКАЯ ЖИЗНЬ - литературный журналПОДЪЕМ - литературный журналОбщество друзей Гайто ГаздановаЭнциклопедия творчества А.ПлатоноваМемориальная страница Павла ФлоренскогоСтраница Вадима Кожинова |
Взгляд из прошлогоНа новый 1816 год
Конец 1815 — начало 1816 К оде Пушкина на вольность
1820 14-е декабря 1825
1826, не ранее августа
Е. Л. Тютчева, мать поэта * * *
Сентябрь 1831 И.С. Гагарину, Мюнхен. 2 мая/20 апреля 1836 г. …умственное движение, происходящее сейчас в России, напоминает в некоторых отношениях (принимая в расчет огромное различие во времени и ситуации) попытку в пользу католицизма, предпринятую иезуитами… Это то же стремление, та же попытка присвоить себе современную культуру, но без ее основы, без свободы мысли, и более чем вероятно, что результат будет таким же… Хотя бы по той простой причине, что в наш самодержавный строй входит протестантское начало… /…/. И.С. Гагарину, Мюнхен. 7/19 июля 1836 г. …Теперь в России каждое полугодие печатаются бесконечно лучшие произведения. Еще недавно я с истинным наслаждением прочитал три повести Павлова*, главным образом последнюю. Кроме художественного таланта, достигающего тут редкой зрелости, я был в особенности поражен возмужалостью, совершеннолетием русской мысли. И она сразу коснулась самой сердцевины общества. Свободная мысль сразилась с роковыми общественными вопросами, однако беспристрастность искусства при этом не пострадала. Картина верна, и в ней нет ни пошлости, ни карикатуры. Поэтическое чувство не исказилось напыщенностью выражений… Мне приятно воздать честь русскому уму, по самой сущности своей чуждающемуся риторики, которая составляет бедствие или скорее первородный грех французского ума. Вот отчего Пушкин так высоко стоит над всеми современными французскими поэтами… 29-е января 1837
Май—июль 1837 К Ганке
26 августа 1841 Знамя и Слово
25 июня 1842
И. Н. Тютчев, отец поэта Из «EPIKE A L’APOTKE»** От русского, по прочтении отрывков из лекций г-на Мискиевича
16 сентября 1842 И.Н. и Е.Л. Тютчевым, Петербург. Между 12 и 20 октября 1844 г. …Поистине Россия хорошая страна и хороший народ, но дабы говорить это с полным убеждением, следует знать заграницу так, как я ее знаю. Из статьи «Россия и Германия», 1844 г. …Истинный защитник России — это история (подчеркнуто автором. — В.Д.); ею в течение трех столетий неустанно разрешаются в пользу России все испытания, которым подвергает она свою таинственную судьбу… …О России много говорят; в наше время она служит предметом пламенного, тревожного любопытства; очевидно, что она сделалась одною из главнейших забот нашего века; но эта забота, ни в чем не схожая с остальным, что его волнует (нельзя не сознаться), скорее гнетет его, чем возбуждает./…/ …Что такое Россия? Каков смысл ее существования, ее исторический закон? Откуда явилась она? Куда стремится? Что выражает собою?.. Правда, что вселенная указала ей видное место; но философия истории еще не соблаговолила признать его за нею./…/ В течение весьма долгого времени понятия Запада о России напоминали в некотором смысле отношения современников к Колумбу. Это было то же забуждение, тот же оптический обман./…/ А.А. Тютчевой, Москва. Июнь—август 1845 г. …Ты найдешь в России больше любви, нежели где бы то ни было в другом месте. До сих пор ты знала страну, к которой принадлежишь, лишь по отзывам иностранцев. Впоследствии ты поймешь, почему эти отзывы, особливо в наши дни, заслуживают малого доверия. И когда потом ты сама будешь в состоянии постичь все величие этой страны и все доброе в ее народе, ты будешь горда и счастлива, что родилась русской. Из статьи «Россия и революция», 12 апреля 1848 г. …Давно уже в Европе существуют только две действительные силы — революция и Россия. Эти две силы теперь противопоставлены одна другой, и, быть может, завтра они вступят в борьбу. Между ними никакие переговоры, никакие трактаты невозможны; существование одной из них равносильно смерти другой! От исхода борьбы, возникшей между ними, величайшей борьбы, какой когда-либо мир был свидетелем, зависит на многие века политическая и религиозная будущность человечества. /…/ Россия прежде всего христианская империя; русский народ — христианин не только в силу православия своих убеждений, но еще благодаря чему-то более задушевному, чем убеждения. Он — христианин в силу той способности к самоотвержению и самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы. Революция — прежде всего враг христианства! Антихристианское настроение есть душа революции; это ее особенный, отличительный характер. Те видоизменения, которым она последовательно подвергалась, те лозунги, которые она попеременно усваивала, все, даже ее насилия и преступления были второстепенны и случайны; но одно, что в ней не таково, это именно антихристианское настроение, ее вдохновляющее, и оно-то (нельзя в том не сознаться) доставило ей это грозное господство над вселенною. Тот, кто этого не понимает, не более как слепец, присутствующий при зрелище, которое мир ему представляет. /…/ …Толкуют о том, чтобы восстановить старинные права на дунайские княжества и Сербию. Во всех этих странах начнут усиливать пропаганду с целью восстановить их против России, и когда всюду распространится неурядица, то рассчитывают в один прекрасный день появиться с вооруженною силою, чтобы, во имя нарушенных прав Запада, требовать возврата устьев Дуная и повелительным тоном объявить России: «Ты не пойдешь далее!» /…/ Тысячелетние предчувствия не могут обманывать. Россия, страна верующая, не ощутит недостатка веры в решительную минуту. Она не устрашится величия своего призвания и не отступит перед своим назначением. /…/ Запад исчезает, все рушится, все гибнет в этом общем воспламенении: Европа Карла Великого и Европа трактатов 1815 г., римское папство и все западные королевства, католицизм и протестантизм, вера уже давно утраченная и разум, доведенный до бессмыслия, порядок отныне немыслимый, свобода отныне невозможная, и над всеми этими развалинами, ею же созданными, цивилизация, убивающая себя собственными руками… И когда, над этим громадным крушением, мы видим всплывающею святым ковчегом эту империю еще более громадную, то кто дерзнет сомневаться в ее призвании, и нам ли, сынам ее, являть себя неверующими и малодушными? Русская география
1848 или 1849 Рассвет
Ноябрь 1849 Л.В. Тенгоборскому, Петербург. 3 декабря 1849 г. …Что было бы, если бы свершилось невозможное, если бы нам самим стал до такой степени безразличен принцип исторического развития России, если бы мы сами оказались до такой степени предателями своего собственного дела, что перестали бы понимать, перестали бы ощущать тесную, нерушимую солидарность, которая связывает эти народы с народами России, если бы мы дошли до того, что утратили бы понимание неотъемлемых прав, которые у них имеются по отношению к нам, а у нас по отношению к ним, и оказались бы до того слабыми, что были бы не в состоянии открыто и решительно отстаивать их, когда придет время? Знаете, милостивый государь, что бы из этого воспоследовало?.. То, что мы не только не сохранили бы эти народы для неясно какой Австрии, но собственными руками ввергли бы их в революцию. С этого момента началось бы наше самоубийство, и торжество врага, окончательное и бесповоротное, стало бы только вопросом времени.
Эрн. Ф. Дёрнберг (Тютчева), вторая жена поэта /К.В. Нессельроду/
Май 1850 Наш век
10 июня 1851 С.С. Уварову, С.-Петербург. 20 августа 1851 г. …Что до меня, я далеко не разделяю того блаженного доверия, которое питают в наши дни ко всем этим чисто материальным (подчеркнуто автором. — В.Д.) способам, чтобы добиться единства и осуществить согласие и единодушие в политических обществах. Все эти способы ничтожны там, где недостает духовного единства, и часто даже они действуют противно смыслу своего естественного назначения. Доказательством может служить то, что происходит сейчас на Западе. По мере того, как расстояния сокращаются, умы все более и более расходятся. И раз люди охвачены этим непримиримым духом раздора и борьбы — уничтожение пространства никоим образом не является услугой делу общего мира, ибо ставит их лицом к лицу друг с другом. Это все равно, что чесать раздраженное место для того, чтобы успокоить раздражение… Мне сдается, что мы вправе смиренно думать, что у нас в России будет не так, что всем нам, пока мы существуем, предстоит бороться с одним действительно реальным врагом — пространством (подчеркнуто автором. — В.Д.). Следовательно, мы можем льстить себя надеждой, что по милости этого духовного единства, в котором у нас поистине нет недостатка, все, что способствует нашему пространственному сближению, послужит лишь к укреплению подлинного единства и к усилению мощности целого. Достаточно говорили о Русском Колоссе. В конце концов признают, я надеюсь, что это — Великан, и Великан, хорошо сложенный… Э.Ф. Тютчевой, С.-Петербург. 24 февраля / 8 марта 1854 г. …Россия, по всей вероятности, вступит в схватку с целой Европой. Каким образом это случилось? Каким образом империя, которая в течение 40 лет только и делала, что отрекалась от собственных интересов и предавала их ради пользы и охраны интересов чужих, вдруг оказывается перед лицом огромнейшего заговора? И, однако ж, это было неизбежным. Вопреки всему — рассудку, нравственности, выгоде, вопреки даже инстинкту самосохранения, ужасное столкновение должно произойти. И вызвано это столкновение не одним скаредным эгоизмом Англии, не низкой гнусностью Франции, воплотившейся в авантюристе, и даже не немцами, а чем-то более общим и роковым. Это — вечный антагонизм между тем, что, за неимением других выражений, приходится называть: Запад и Восток (подчеркнуто автором. — В.Д.). Теперь, если бы Запад был единым (подчеркнуто автором. — В.Д.), мы, я полагаю, погибли бы. Но их два: Красный и тот, которого он должен поглотить. В течение 40 лет мы оспаривали его у Красного — и вот мы на краю пропасти. И теперь-то именно Красный и спасет нас в свою очередь. * * *
24 октября 1854 Э.Ф. Тютчевой, Москва. 30 ноября 1854 г. …И пройдет время, — пожалуй, много времени, — прежде чем несчастная Россия, — та Россия, какою ее сделали, — осмелится позволить себе более живое сознание своего я и своего Права, чем может иметь хорошо расположенный к ней иностранец. Что касается большинства публики, здесь происходит совершенно то же, что в Петербурге, что и во всей остальной стране; за исключением нескольких лиц, которые ясно видят, в чем дело, потому что всегда это ясно видели; так называемая публика, т. е. не подлинный народ, а подделка под него, испытывает здесь, как и в других местах, лишь глубокое смущение и разочарование, без малейшего понимания настоящего положения. Понимают, что сбились с пути, ибо завязли. Но где началось уклонение? с каких пор? как вернуться на правильный путь? и где он, каков он, этот правильный путь, — вот, конечно, чего эти люди не в силах угадать. Да иначе и не может быть. Тот род цивилизации, который привили этой несчастной стране, роковым образом привел к двум последствиям: извращению (подчеркнуто автором. — В.Д.) инстинктов и притуплению или уничтожению рассудка. Повторяю, это относится лишь к накипи русского общества, которая мнит себя цивилизованной, к публике, — ибо жизнь народная, жизнь историческая еще не проснулась в массах населения. Она ожидает своего часа, и, когда этот час пробьет, она откликнется на призыв и проявит себя вопреки всему и всем. Пока же для меня ясно, что мы еще на пороге разочарований и унижений всякого рода. * * *
13 августа 1855
1855
А. Ф. Тютчева (Аксакова), старшая дочь поэта М.П. Погодину, С.-Петербург. 11 октября 1855 г. …Теперь, как бы ни было грустно и больно, вот вам мое задушевное роковое убеждение о настоящем кризисе: дело идет не о России одной, но о целом племени. Удержит ли оно за собою историческую самостоятельность для будущего развития или окончательно погубит и утратит ее. Более тысячи лет готовилась нынешняя борьба двух великих Западных племен противу нашего. Но до сих пор все это только были авангардные дела, теперь наступил час последнего, решительного, генерального сражения… Все авангардные дела были нами проиграны, — от исхода предстоящей борьбы зависит решение вопроса: которая из двух самостоятельностей должна погибнуть: наша или Западная; но одна из них должна погибнуть непременно — быть иль не быть, мы или они… Теперь, если мы взглянем на себя, т. е. на Россию, что мы видим?.. Сознание своего единственного исторического значения ею совершенно утрачено, по крайней мере в так называемой образованной, правительственной России. Живет ли оно еще в народе, одному Богу известно. — В чем же это историческое значение? А именно в том, что России, как единственной самостоятельной представительнице всего племени, предназначено было воссоздать эту самостоятельность для всего племени. Этот исторический закон России был ее жизненным условием, вне коего нет и для нее самой исторической жизни. — Все это, сознаю, очевидно до пошлости, но вот что не пушло: для правительственной России сознание этого закона, несмотря на свою очевидность, — более не существует. Она уже не орган, а просто нарост. Теперь это омертвение распространится на всю массу или, неминуемо, должно вызвать из глубины ее последнюю, отчаянную реакцию народной и племенной жизни, не для России одной, но для всего племени; т. е. оживут ли кости сии?..
И. С. Аксаков * * *
1850-е годы А.Д. Блудовой, Петербург. 28 сентября 1857 г. …Если бы дух, которым проникнуты эти несколько листков, мог каким-либо чудом переселиться во всех нас, сделаться душой власти, администрации, высших классов, — одним словом, всей официальной России, — тогда, быть может, нам и удалось бы спастись, то есть Святая Русь смогла бы осуществить преобразования, ставшие неизбежными, не проходя через все испытания, столь ею заслуженные. В истории человеческих обществ существует роковой закон, который почти никогда не изменял себе. Великие кризисы, великие кары наступают обычно не тогда, когда беззаконие доведено до предела, когда оно царствует и управляет во всеоружии силы и бесстыдства. Нет, взрыв разражается по большей части при первой робкой попытке возврата к добру, при первом искреннем, быть может, но неуверенном и несмелом поползновении к необходимому исправлению. Тогда-то Людовики шестнадцатые и расплачиваются за Людовиков пятнадцатых и Людовиков четырнадцатых. По всей вероятности, то же самое постигнет и нас в том страшном кризисе, который — немного раньше или немного позже, но неминуемо — мы должны будем пережить. С моей точки зрения, все будущее задуманной реформы сводится к одному вопросу: стоит ли власть, призванная ее осуществить, — власть, которая вследствие этой реформы сделается как бы верховным посредником между двумя классами, взаимоотношение коих ей надлежит упорядочить, — стоит ли она выше двух классов в нравственном отношении? И здесь — поймите меня правильно — я говорю не о нравственности ее представителей, более или менее подначальных, и не о нравственности ее внешних органов, составляющих ее руки и ноги… Я говорю о самой власти во всей сокровенности ее убеждений, ее нравственного и религиозного credo, одним словом — во всей сокровенности ее совести. Отвечает ли власть в России всем этим требованиям? Какую веру она исповедует и какому правилу следует? Только намеренно закрывая глаза на очевидность, дорогая графиня, можно не замечать того, что власть в России — такая, какою ее образовало ее собственное прошедшее своим полным разрывом со страной и ее историческим прошлым, что эта власть не признает и не допускает иного права, кроме своего, что это право — не в обиду будь сказано официальной формуле — исходит не от Бога, а от материальной силы самой власти, и что эта сила узаконена в ее глазах уверенностью в превосходстве своей весьма спорной просвещенности. Переберите одного за другим всех наших государственных и правительственных деятелей, прислушайтесь к их словам, вникните в самую суть их убеждений, и вы найдете, за одним или двумя исключениями, что у всех, даже у лучших, по-видимому, нет иного credo, кроме того, о котором я только что сказал… Одним словом, власть в России на деле безбожна (подчеркнуто автором. — В.Д.), ибо неминуемо становишься безбожным, если не признаешь существования живого непреложного закона, стоящего выше нашего мнимого права, которое по большей части есть не что иное, как скрытый произвол. В особенности грустно и безнадежно в настоящем положении то, что у нас все общество — я говорю об обществе привилегированном и официальном — благодаря направлению, усвоенному им в течение нескольких поколений, не имеет и не может иметь другого катехизиса, кроме катехизиса самой власти. /…/ …Истинное значение задуманной реформы сведется к тому, что произвол в действительности более деспотический, ибо он будет облечен во внешние формы законности, заменит собою произвол отвратительный, конечно, но гораздо более простодушный и, в конце концов, быть может, менее растлевающий… Из статьи «О цензуре в России». Ноябрь 1857 г. …Судьба России уподобляется кораблю, севшему на мель, который никакими усилиями экипажа не может быть сдвинут с места, и лишь только одна приливающая волна народной жизни в состоянии поднять его и пустить в ход.
И.С. Аксакову, Москва. 8 августа 1863 г. …Иду сейчас в Кремль поклониться русскому народу, этому, как и следует в его минуты вдохновения, великому бессознательному поэту. * * *
12 ноября 1863 Примечания* Павлов Николай Филиппович (1805—1864), писатель. Тютчев имеет в виду повесть «Ятаган», отличающуюся остротой социального содержания. ** Послание к апостолу (фр.). — Ред. Здесь читайте:Федор Тютчев (Биографическая статья) Владимир Деханов. Великий поэт и великий патриот
|
 |
|
|
© ЖУРНАЛ "СЛОВО", 2003WEB-редактор Вячеслав Румянцев |
