№ 2'03

РЕЖИССЕР В РОЛИ МЕМУАРИСТА

ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТРАНИЦЫ

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

XPOHOС

Русское поле:

ВЕСТНИК МСПС

СЛОВО

БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ

МОЛОКО - русский литературный журнал

РУССКАЯ ЖИЗНЬ - литературный журнал

ПОДЪЕМ - литературный журнал

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

РЕЖИССЕР В РОЛИ МЕМУАРИСТА

Журнал «Дружба народов» в номерах 11—12 за 2002 год и в номере 1 за 2003 год опубликовал короткометражные истории из жизни кинорежиссера Георгия Данелии «Безбилетный пассажир», мгновенно завоевавшие читательские симпатии: об этих мемуарах много говорят, передают друг другу номера журнала, высказываясь лестно о создателе воспоминаний, поздравляют автора с успехом. Такое единодушие — явление в наши дни нечастое. Наш корреспондент Марина Переяслова дозвонилась до Георгия Николаевича и обратилась к режиссеру с просьбой о публикации в «Вестнике МСПС» нескольких глав из «Безбилетного пассажира». Как мы и думали, мэтр российского и мирового кинематографа был очень занят, в авральном порядке работал над сценарием. Но на пару вопросов Георгий Николаевич великодушно согласился дать короткие ответы.

— Георгий Николаевич, ваши фильмы, а теперь и мемуары заряжают людей мудрым оптимизмом. Как вам удалось через жизненные испытания пронести светлый взгляд на мир?

— Я снял пятнадцать полнометражных фильмов, к которым сам или с коллегами написал сценарии. Мое кредо в искусстве: «не портить людям настроение», а вообще, я с детства люблю сказки.

— Ваше сердце принадлежит России и Грузии, получается, что у вас две родины…

— Моей родиной был весь СССР, а сейчас мое сердце и в России и в Грузии. Мои родители грузины, а жены у меня — русские...

Заканчивая разговор, Георгий Николаевич заметил, что на любой вопрос можно найти ответ в его мемуарах.

Предлагаем вниманию читателей «Вестника МСПС» несколько короткометражных историй Г. Данелии.

БРЫЗГИ ШАМПАНСКОГО

Когда мы сняли «Сережу», нам с Таланкиным стали предлагать все сценарии с участием детей. А сейчас, когда я вернулся из Гагр, мне в объединении вручили сценарии о моряках — штук семнадцать, еле донес. Сижу, читаю с утра до ночи.

Тогда я был еще неопытный, читал сценарии от начала до конца. Позже, когда стал художественным руководителем комедийного объединения и мне стали присылать комедийные сценарии со всего Советского Союза (почему-то советские граждане очень любили писать кинокомедии), я научился читать быстро, по диагонали. Но и это не спасало: авторы звонили и спрашивали о впечатлениях. Я говорил, что не подходит. Спрашивали — почему. Я объяснял. Они просили о личной встрече. Я увиливал. Тогда они вылавливали меня у «Мосфильма» и у моего дома. Я опять объяснял, почему сценарий не подходит. Тогда авторы писали на меня жалобы — в дирекцию «Мосфильма», в Госкино, в ЦК, в ООН, а один даже в КГБ написал. И оттуда позвонили директору «Мосфильма» и попросили внимательно разобраться. Название того сценария я не помню, но одну страничку (начало) я сохранил. Перепечатываю дословно.

«Светит солнце, в небе поют жаворонки, тяжелыми спелыми колосьями колосится золотая рожь. Неровный звук шагов. Поскрипывают ботинки не нашего пошива. По дороге идет шпион. Издалека доносится песня и шум мотора. Шпион прислушивается. Из-за поворота выезжает грузовик. В кузове стоят колхозники. Поют: «Догоним Айову, перегоним Айову и по мясу, и по молоку». Грузовик с румяными и счастливыми советскими колхозниками проезжает мимо предателя Родины и скрывается за поворотом. Шпион замер. Звучит внутренне тревожная музыка. И вдруг раскаяние молнией пронзило его. «Господи! — восклицает шпион, — прости меня, грешного!» Падает на колени, плачет и целует родную землю».

Пришел Гена Шпаликов, принес бутылку шампанского в авоське и сказал, что придумал для меня классный сценарий. И рассказал:

— Дождь, посреди улицы идет девушка босиком, туфли в руках. Появляется парень на велосипеде, медленно едет за девушкой. Парень держит над девушкой зонтик, она уворачивается, а он все едет за ней и улыбается... Нравится?

— И что дальше?

— А дальше придумаем.

Гена поставил на стол бутылку шампанского, достал из серванта бокалы. Шампанское было теплым, и, когда Гена открывал, полбутылки вылилось на свежевыкрашенную клеевой краской стену.

— Хорошая примета! — обрадовался Гена.

Но мама, когда увидела пятно на стене, не очень обрадовалась. Два дня назад у нас закончился ремонт, который длился три месяца.

А через полтора года, после премьеры фильма в Доме кино, мама сказала, что не против, чтобы Гена забрызгал шампанским и другую стену, — если будет такой же результат.

В прошлом году меня познакомили с французским продюсером. Он поинтересовался, какие фильмы я снимал. Переводчик перечислил. Среди прочих назвал и «Я шагаю по Москве».

— Это не тот фильм, где идет девушка под дождем, а за ней едет велосипедист?

Сорок лет прошло с тех пор, как фильм показывали во Франции, а он запомнил именно то, с чего все началось...

Между прочим. В этой сцене снимались три девушки. Две блондинки, а третья — журналистка. В субботу снимали общий план — идет светловолосая девушка, за ней едет велосипедист с зонтиком. В понедельник светловолосая стройная девушка на съемку не явилась. Ассистенты ринулись во ВГИК и привезли другую, тоже светловолосую и стройную. Сняли крупный план. Но оказалось, что у нее экзамен и ей надо уходить. И пришлось снимать босые ноги корреспондентки «Известий», которая терпеливо ждала, пока мы освободимся, чтобы взять интервью.

КАННЫ

Фильм «Я шагаю по Москве» был отобран для показа в Каннах. В Канны посылали четверых: Баскакова, Галю Польских, Михаила Шкаликова из иностранного отдела Госкино и меня.

Перед поездкой меня вызвал в Госкино недавно назначенный зам. начальника иностранного отдела.

— Георгий Николаевич, вы бывали за границей. Какие там задают провокационные вопросы?

— Да вроде никаких. Ну, спрашивают, почему в наших картинах нет секса.

— А вы что?

— А я говорю, потому, что нет такой необходимости: в нашей стране с рождаемостью все в порядке.

На том разговор и кончился.

Мы с Мишей Шкаликовым прилетели на два дня раньше Баскакова и Гали (сейчас уже не помню почему). Когда мы встретили Баскакова и Галю в аэропорту в Каннах, первые слова Гали были:

— Георгий Николаевич, что они тут про секс спрашивают?!

(Галя прошла инструктаж в Госкино.)

На следующий день после показа нашего фильма была пресс-конференция. Прямая трансляция по радио, множество корреспондентов, доброжелательные вопросы. Поднялся американский журналист:

— У меня нескромный вопрос к Галине Польских, если она разрешит, я его задам.

И вся Франция по радио услышала испуганный Галин возглас:

— Ой, Георгий Николаевич, это он про секс!

— Мадам Польских разрешает задать вопрос, — перевел Шкаликов.

Американец что-то спросил, и Галя, не дожидаясь перевода, твердо заявила:

— Не волнуйтесь, мистер! С рождаемостью в СССР все в порядке!

— Галина Александровна, — прошипел Шкаликов, — он спрашивает, сколько тебе лет.

На вид Гале тогда было шестнадцать-семнадцать.

Главная достопримечательность Каннского фестиваля — знаменитая ковровая дорожка на лестнице в фестивальный кинотеатр. По ней поднимаются «звезды». И перед этой лестницей все время в любую погоду с утра до ночи стоит тысячная толпа. Прежде чем попасть на лестницу, надо пройти сквозь кордон полицейских. Пускают только по аккредитации и только в «бабочках».

У меня болезнь — если фильм мне не нравится, дольше десяти минут я его смотреть не могу, ухожу. В первый же раз, когда я сбежал из зала и вышел на лестницу, раздались приветственные выкрики и аплодисменты. Оглянулся — кроме меня, на лестнице никого нет. Меня приветствовали! Раз я стою на ковровой дорожке с аккредитацией на груди и в «бабочке», значит, я не хрен собачий, а кто-то... Я помахал рукой, сбежал по лестнице, дал несколько автографов и пошел купаться.

Все-таки приятно, что фанаты кино на Каннском фестивале еще глупее, чем наши.

И так повторялось почти каждый день. В Каннах я потом бывал несколько раз и должен сказать, что неинтересных и занудных фильмов на этом фестивале ничуть не меньше, чем на любом другом.

В тот раз на Каннском фестивале до конца я досмотрел только три фильма — японский «Женщина в песках», французский «Шербургские зонтики» и «Я шагаю по Москве» (два раза, на утреннем и вечернем просмотре). Как оказалось, вкус жюри совпал с моим — главный приз получил фильм «Шербургские зонтики», специальный приз — «Женщина в песках», а «Я шагаю по Москве» отметили за оригинальную режиссуру.

ПАМЯТНИК

«Тридцать три» мы снимали в Ростове Ярославском. Погода стояла хорошая, снимали быстро и споро. Когда все ладится, то и вспоминать вроде бы потом нечего. Запомнился, пожалуй что, только эпизод «памятник». Его снимали последним.

По сюжету фильма Травкина как выдающегося человека отправляют на Марс завязать контакт с марсианами, а в родном городке, на площади, ему ставят памятник. Мы сделали из папье-маше бюст Леонова, смотрящего в небо, на постаменте написали «Травкин Иван Сергеевич, образцовый семьянин» и поставили памятник на привокзальной площади. Рядом построили временную трибуну, положили красную ковровую дорожку, вокруг памятника поставили пионеров в красных галстуках, на трибуну поднялись Мордюкова, Авдюшко, Соколова, Парфенов, Ялович, Чурикова и другие актеры, — и мы стали ждать поезда. Когда подошел поезд и на площадь вышли пассажиры, мы включили камеру, а Мордюкова стала толкать речь о том, каким образцовым семьянином и выдающимся рыболовом-спортсменом был Иван Сергеевич. Пассажиры подошли к трибуне, остановились и стали слушать, — это нам и надо было. Собрать массовку в Ростове Ярославском трудно, — не Москва, бездельников очень мало.

Когда приехали в Москву и отсмотрели материал, два кадра оказались негодными — брак пленки. Вернулись в Ростов Ярославский, чтобы переснять. Сошли с электрички, выходим на площадь — ба! Стоит наш памятник, а вокруг уже разбит газон, и пожилой рабочий красит ограду.

— Кому памятник, дед? — спросил я.

— Травкину Ивану Сергеевичу.

— А кто это? За что ему такая честь?

— А за то, что не блядун.

Местное начальство решило: раз москвичи поставили памятник, торжественно открыли его и речь говорить приехала сама Нонна Мордюкова, значит, — так надо. И выделили из бюджета средства на его благоустройство.

Так Леонов-Травкин и стоял на привокзальной площади, пока папье-маше не развалилось под дождем.

НАКАРКАЛИ

Фильм, как и сценарий, к нашему великому удивлению, тоже приняли без замечаний. Только попросили написать, что это «ненаучная фантастика».

— Пронесло, — сказал оператор Сергей Вронский.

Он с самого начала удивлялся тому, что сценарий приняли, что фильм запустили. И все время торопил меня снимать быстрее, пока не очухались и фильм не закрыли, — «потому что это критика советской власти». Я говорил, что мы снимаем фильм об идиотизме, который существует в любом обществе, а на советский строй и не замахиваемся, а Вронский говорил, что любое упоминание об идиотизме — это и есть критика советской власти. Но работал с полной отдачей: «Фильм на экраны, конечно, не выпустят, но хоть бы самим посмотреть».

Картину приняли, и мы успели показать ее в Тбилиси в Доме кино и в Ленинграде в Доме кино. И в Москве — в Доме кино, в Доме литераторов, в Доме композиторов, в Доме журналистов, в Доме художников, в Доме архитекторов... И на каждом обсуждении после просмотра выступали усатые старушки в очках, называли нас Гоголями и Щедриными и очень удивлялись, что фильм не положили на полку.

— Накаркают, девицы, — каждый раз вздыхал Вронский.

И накаркали. Перед просмотром в Доме ученых мне позвонили из группы и сказали, что копию на студии не дают: «родимые очухались» и фильм закрыли.

И закрыли так крепко, что я не смог ее на «Мосфильме» показать даже Расулу Гамзатову, — директор не разрешил. Я пытался объяснить директору, что смотреть мы собираемся вдвоем, я картину уже видел, значит, по существу, смотреть будет только Гамзатов. А он — член Президиума Верховного Совета СССР, член ЦК партии, секретарь Союза писателей, народный поэт... Директор развел руками:

— Я очень уважаю Расула Гамзатовича, но — нельзя.

Я извинился перед Расулом и повез его в гостиницу «Москва», где он остановился. Когда проехали мимо сада «Эрмитаж», Расул спросил:

— Как фильм называется? «Тридцать три»? Там афиша висит.

Развернулись, подъехали к «Эрмитажу», — действительно, висит большая афиша: «Тридцать три. В главной роли Евгений Леонов. Режиссер Георгий Данелия». Точно, моя картина! Неужели идет?

Пошли в кассу, спросили — действительно, идет «Тридцать три». Но билетов нет. Пошли к директору, — директор извинился, билеты проданы на две недели вперед, но для нас он может поставить в зале два стула в проходе.

Я поинтересовался, каким образом в его кинотеатре оказался этот фильм? Директор рассказал, что взял копию на складе в Госкино. Для выполнения плана в конце года все директора кинотеатров приезжают в Госкино и выбирают на складе себе новую картину — киностудии были обязаны сдавать в Госкино семь копий. Директору досталась «Тридцать три», и он очень доволен. Дипломатический корпус билеты бронирует, Академия наук, космонавты... А что фильм вроде бы запретили — он слышал, но официально ему никто об этом не сообщал.

И, очевидно, не только директор «Эрмитажа» забрал копию «Тридцать три». Двадцать пять лет картина была запрещена, и все двадцать пять лет она время от времени появлялась на экранах — в клубах, в воинских частях и даже в кинотеатрах на окраинах Москвы... А я в семидесятых годах смотрел ее заезженную копию на военной базе на Кубе.

Между прочим. После перестройки, когда все стали хвастаться своими «закрытыми» фильмами, я решил примкнуть к хору и тоже стал рассказывать, что мой фильм «Тридцать три» пролежал на полке двадцать пять лет. Но номер не прошел: в застойные семидесятые почти все умудрились посмотреть мой сверхзакрытый фильм на экране.

Так получилось, что через два дня после того, как мы с Расулом посмотрели в «Эрмитаже» «Тридцать три», вызвал меня министр и велел вырезать эпизод «проезд «Чайки» с мотоциклистами»: это издевательство над космонавтами. «Чайка» с эскортом мотоциклистов положена только президентам крупных стран. Советское правительство, в виде исключения, разрешило так встречать наших космонавтов. А у нас в машине сидит какой-то идиот.

Я сказал, что если бы эпизод с «Чайкой» вызывал хоть какие-то ассоциации с космонавтами, в этом месте зрители не аплодировали бы, космонавтов у нас любят.

— Ну, это ваша домкиношная публика аплодирует. Нормальный советский зритель в этом месте возмутится.

— Именно нормальные советские зрители в этом месте аплодируют.

— Нормальные зрители фильма не видели. И с этим эпизодом не увидят!

— Уже увидели. Фильм идет в «Эрмитаже».

— Это исключено.

— Давайте так, — предложил я. — Если фильм в «Эрмитаже» не идет, я вырежу этот эпизод и все, что вы скажете. А если идет — вы выпустите его на экраны так, как есть.

— Договорились, — министр нажал кнопку на селекторе, — скажите, фильм «Тридцать три» идет в каком-нибудь кинотеатре?

— В «Эрмитаже», Алексей Владимирович.

— Как?!! Кто разрешил?!! — Министр сразу как-то обмяк и загрустил.

— Ну что, выпускаем фильм как есть? — спросил я. — Под мою ответственность.

— Да вы-то здесь при чем! — И министр горько вздохнул.

© ВЕСТНИК МСПС, 2003

МЕЖДУНАРОДНОГО СООБЩЕСТВА

ПИСАТЕЛЬСКИХ СОЮЗОВ

№ 2 (62) март 2003

WEB-редактор Вячеслав Румянцев