Автор

Ольга ОРЛОВА

gaz_avtogr.gif (1617 bytes)

ЧУЖОЙ ПИСАТЕЛЬ

На первую страницу
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ
КАРТА САЙТА

(Статья принята к публикации в сборнике конференции "Газданов и мировая культура" Калининград 2000 год)

Критиковать Газданова не так уж трудно, было бы желание! Можно сосредоточить свое внимание на речевых ошибках, стилистических длиннотах и повторах. Они более или менее очевидны и интересны редакторам и пародистам. А можно избрать своим объектом художественное однообразие автора и тем самым получить богатейший материал для критики. Если прочитать все собрание сочинений Газданова с начала и до конца, то получается довольно грустная картина: на заре своей литературной жизни автор пишет роман, который включает основные мотивы и образы как немногочисленных предыдущих рассказов, так и большинства последующих произведений. Замкнутые в изящной кольцевой композиции "Вечера у Клэр", объединенной лирическим началом героя повествователя, те же самые мотивы и образы продолжат свое самостоятельное существование в других книгах, чтобы тихо замереть в последнем романе "Эвелина и ее друзья". Вот и получается "чудесно написанный рассказ о том, чего не стоило рассказывать"(Ходасевич о рассказе "Бомбей")(1). Это замечание Владислава Ходасевича звучит практически как оговорка, которая выдает подлинный смысл происходящего. Ведь рассказ написан "чудесно", и непризнание его скорее носит мировоззренческий, чем художественный характер. Тогда как ,читая немногочисленные литературные обзоры, посвященные младшим эмигрантам, кажется, что Газданова негласно бойкотировали именно как художника. По поводу того же "Бомбея" Адамович заметил,"... что у автора нет темы, что он с одинаковым искусством описывает все, попадающееся ему под руку, что он обречен остаться наблюдателем происходящего на поверхности, не имея доступа в глубь жизни."(2) Но завершая свою рецензию, он отдает должное увлекательности чтения Газданова и называет это "странным случаем". Вопрос тематики - это вопрос приоритетов, то есть опять-таки вопрос мировоззренческий. И в этом единодушии и единомнении столь разных критиков, каковыми являлись Ходасевич и Адамович, кроется большее непонимание, чем упреки в литературной несостоятельности. Современному читателю уже проще усомниться в утверждении того, что историю путешествия в Бомбей, равно как и предысторию путешествия в Австралию("Возвращение Будды"), не стоило рассказывать.

Утверждение стало сомнительным с тех пор, как автор этой истории умер, то есть двадцать девять лет назад. На протяжении многих лет человек наблюдал, думал, описывал чужую смерть и свою собственную и в конце концов умер. Кто же из нас решится утверждать, что это тема недостойная литературы и что все было не так, как автор себе представлял? Тем более, что представлять эту историю он начал довольно давно...

В 1928 году Газданов написал рассказ о превращении живого человека в мертвеца и поставил эпиграфом к рассказу строчки Бодлера:

"Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило!

Нам скучен этот край! О, смерть, скорее в путь!"

   ("Плаванье")(3)

Старик - предвестник плаванья, он же - предвестник смерти. Рассказчик узнает в старике своего давнего знакомого и тонет во сне.

В следующем 1929 году Газданов напишет рассказ "Водяная тюрьма", в котором "музыкальные волны далекого моря" со всей очевидностью символизируют дорогу к смерти. Морские видения рассказчика закончатся появлением директора водяной тюрьмы и гигантской зеленой ящерицы.

"А музыка все продолжалась - и я почувствовал, что не уйду из водяной тюрьмы и вечно буду здесь, - как мой пленник, - в иллюминаторе, за решеткой умывальника. Вода стала заливать мне горло; рояль звучал все глуше, все тусклее становились пузырьки - я впал в глубокий обморок; и тогда начал дуть легкий ветер над полем ржи, доносившийся неизвестно откуда; я постепенно понимал, что со мной происходит, услышал звук медленно летящего дождя - и вспомнил, что оставил окно открытым еще вчера вечером, после моего возвращения домой из Passu, где я был в гостях у m-lle Tito."(4)

В дальнейших произведениях Газданова метафорическая картина смерти будет распадаться на отдельные символы и можно будет проследить историю существования каждого из них. "Звук медленно летящего дождя" будет разделен на две стихии - музыки и воды, каждая из которых связана со смертью. А появление мужчины который сподвигнет рассказчика на путешествия, так или иначе связанные со смертью, станет одним из традиционных сюжетных элементов писателя. Интересно, что все эти отдельные "смертельные" составляющие родом своим из детских воспоминаний газдановского героя-повествователя. "Вечер у Клэр" в этом смысле дает читателю уникальную возможность наблюдать зарождение в маленьком Коле Соседове будущего рассказчика "Гавайских гитар", "Бомбея" и "Призрака Александра Вольфа".

"Помню, что я остался один в гостиной и кормил соего игрушечного зайца морковью, которую попросил у кухарки. Вдруг странные звуки, доносившиеся со двора привлекли мое внимание. Они были похожи на тихое урчание, прерывавшееся изредка протяжным металлическим звоном. очень тонким и чистым. я подошел к окну, но как я не пытался подняться на цыпочках и что-нибудь увидеть, ничего не удавалось. Тогда я подкатил к окну большое кресло. взобрался на него и оттуда влез на подоконник. Как сейчас вижу пустынный двор внизу и двух пильщиков; они поочередно двигались взад и вперед, как плохо сделанные механические игрушки с механизмом. Иногда они останавливались, отдыхая; и тогда разадавaлся звон внезапно задержанной и задрожавшей пилы. Я смотрел на них как зачарованный и бессознательно сползал с окна. Вся верхняя часть моего тела свешивалась во двор. Пильщики увидели меня; они остановились, подняв головы и глядя вверх, но не произнося ни слова. Был конец сентября; помню, что я вдруг почувствовал холодный воздух и у меня начали зябнуть кисти рук, не закрытые оттянувшимися назад рукавами. в это время в комнату вошла моя мать. Она тихонько приблизилась к окну, сняла меня, закрыла раму - и упала в обморок."(5)

Когда Коля Соседов подрастет, металлические звуки не раз будут связаны в его воображении со смертью. Точнее с теми моментами, когда смерть физическая пытается совпасть по времени с метафизической смертельной атмосферой. Как это происходило, например, в "Гавайских гитарах". Рассказчик просыпается утром от того, что щелкает диванная пружина и комната наполняется протяжными вибрирующими звуками, происхождение, которых на время осталось неизвестным герою и читателю. В тот же день умирает сестра героя. Вечер после похорон сестры герой-рассказчик проводит в доме, где стоят на полке книги Бодлера, Гюисманса, Эдгара По, Гофмана и Гоголя. Известно, что почти все авторы неоднократно упоминаются Газдановым в связи со своим особым отношением к смерти, особым приближением к ней. Сразу после описания книжного шкафа следует описание японских статуэток. Глядя на одну из них, рассказчик представляет, что эта женщина, лежащая на спине, спит и плывет одновременно. Плаванье во сне - устойчивый знак в газдановском тексте, сигнализирующий о смерти, и тут же звуковое выражение этого состояния - "плачущее волнение металлического трепета в воздухе". Рассказчик узнает в этих звуках, разбудившую его недавно мелодию, которую рождали записанные на граммофон гавайские гитары. Они предвещали герою встречу со смертью.

Практически в это же самое время Газданов пишет роман "Алексей Шувалов". Повествование в нем ведется от лица уже знакомого нам Николая Соседова. Один из главных героев романа Борис Константинович Круговский проектирует кафе, в котором происходят важные сюжетные события. В кафе царила отчетливо ощутимая смертельно-искусственная атмосфера, словно предвещавщая убийство, точно так же искуссно спроектированное Круговским. Важнейшей часть обстановки этого кафе являлось его звуковое оформление.(6) Некоторые из описаний этого кафе Газданов оставил в рассказе "Великий музыкант", написанном по мотивам "Алексея Шувалова".

"Я не сразу отдал себе отчет в том, как устроено это кафе, так как долгое время главное мое внимание было поглощено железной музыкой невидимого звукового аппарата, ни на минуту не прекращавшейся. Он играл самые разные вещи. и переходы от одних к другим походили то на тяжелые воздушные перебои, то на неопределенную, лишенную резко мелодического характера музыку. которую я слышал всякий раз, когда силился вспомнить мотив, которого я не знал наизусть, но который был мне все-таки знаком. Звуки этого апаарата, не казавшиеся мне в начале замечательными, создавали, тем не менее, совершенно особую атмосферу кафе, в которой лица начинали казаться матовыми, движения - плавными и самые невероятные вещи - естественными; и иногда все погружалось в гулкое оцепенение - и только время от времени разрезалось извне точно освещавшими все на секунду, вспыхивающими, как свет прожектора издалека, резкими гудками автомобилей, доносившимися с улицы." (7)

Легко заметить, как привлекательны для рассказчика с самого детсва эти "колебания воздуха", зазывающие смерть. Так же , как привлекательны ящерицы, за которыми бегал маленький Коля, и которые появятся в смертельных видениях уже взрослого рассказчика "Водяной тюрьмы" (8) и "Возвращения Будды"(9). Это земноводное существо символизирует способность перемещения от земли к воде, (для Газданова - от жизни к смерти, от реальности к нереальности)и обратно. Такие цикличные перемещения совершает и сам рассказчик, отправляясь в плаванья, инициированные стариком-капитаном. А все началось с детских мечтаний, так трагически оборвавшихся.

"За время моего детства я совершил несколько кругосветных путешествий, потом открыл новый остров, стал его правителем, построил через море железную дорогу и привез на свой остров маму прямо в вагоне - потому, что мам очень боится моря и даже не стыдится этого. Сказку о путешествии на корабле я привык слушать каждый вечер и сжился с ней так, что когда изредка прекращалась - если, например, отец бывал в отъезде, - огорчался почти до слез. Зато потом. сидя на его коленях и взглядывая по временам на спокойное лицо матери, находившейся обычно тут же, я испытывал настоящее счастье, которое доступно только ребенку или человеку, награжденному необычайной душевной силой. А потом сказка прекратилась навсегда: мой отец заболел и умер. ... с ним погиб я, и мой чудесный корабль, и остров в белыми зданиями, который я открыл в Индийском океане. " (10)

Дальше в тексте романа следует описание видения, лежащего в бреду Коли. В них-то и появляется корабль в Индийском океане и отец, которого потом везут на кладбище. Так отец сподвигнул мальчика начать путешествие и указал его маршрут. Так становится понятным, что заставляет рассказчика "Бомбея" согласиться на предложение мистера Питерсона, а рассказчика "Вечернего спутника" - на предложение умирающего министра. Но что заставляет героя каждый раз возвращаться в Париж? Что вынуждает его думать о новом возвращении к Клэр? Это тяжесть прошлого, которая материализуется в виде преследователя, начиная с раненного волка, явившегося во сне маленькому Коле; волка, который превратится в Александра Вольфа в жизни взрослого Николая Соседова (11). Это то же самое кармическое наследие неразрешенных задач, что заставляет вернуться статуэтку Будды.

История душевных путешествий лирического героя с "Вечера у Клэр" до "Призрака Александра Вольфа" откровенно напоминала бы "сизифов труд", если бы читатель не знал, что сначала произойдет избавление от Призрака, потом умрет инициатор Путешествия, и волей Случая герой-рассказчик достигнет душевной гармонии и единения с самим собой. Прощаясь с ним в финале "Возвращения Будды", читатель уже не предвидет предстоящего возвращения. Да и состоялось ли оно? После "Возвращения Будды" герой рассказчик появляется лишь в нескольких рассказах и в последнем законченном романе "Эвелина и ее друзья". Но с ним произошли очевидные метаморфозы. Состоялось избавление от "литературности" прошлой жизни. Мы понимаем это с первых страниц.

"... наконец, после многих месяцев напряженной работы я могу забыть о призраках, которые столько времени и так упорно занимали мое воображение.... Теперь все это было кончено, и одновременно с чувством избавления я ощущал ту счастливую пустоту, о которой я забыл за это время и в которую сейчас вливались эти мелодии, возникавшие под пальцами пожилого человека в смокинге, сидевшего за роялем. (12)

Этого героя-рассказчика довольно трудно прямо отождествить с Николаем Соседовым, так как ощущения пустоты и недвижения благоприятны для него. Он и сам замечает это, слушая со своим другом Мервилем игру пианиста: "В противоположность тебе, однако, я склонен считать, что ощущение пустоты - это скорее приятная вещь." (13)

Позже с тем же Мервилем у них происходит практически дзэн-буддистский диалог.

"- ...Удивительно, как ты можешь жить в этой неподвижности?

- У тебя в парижском доме тоже обстановка не меняется.

- Нет, я говорю - психологически, ты понимаешь?

- Обстановка психологически меняться не может, это то, что в физике называется твердыми телами.

- Нет, я хочу сказать, фон, на котором ты возникаешь. Да, я знаю, это неподвижность, так сказать, бытовая и даже не географическая, потому что ты все-таки не всегда живешь в Париже. Но каждый раз, когда я возвращаюсь в эту квартиру и сажусь против тебя, мне кажется, что мы только вчера расстались и что все может продолжаться по-прежнему. Ничего не может быть обманчивее этого впечатления, но оно именно такое. И я невольно задаю себе вопрос: где подлинная реальность? Или в том, что ему предшествовало?

- Вероятно, и там, и здесь, -сказал я, - но только это реальность разная." (14)

Новый рассказчик стал намного мудрее - Верлен, напоминающий звуки дребезжащего механического пианино, потерял для него свою былую привлекательность, а с ним исчезло и очарование "металлического трепета в воздухе".(15)Многократные возвращения и превращения затмили и победили былую значительность единственной, в европейском (как христианском, так и атеистическом) понимании, смерти.

Пройдя вместе с рассказчиком Газданова путь от "Превращения" до "Эвелины ..." мы имели возможность наблюдать чудесную дзэн-буддистскую концепцию существования души, с ее великолепной возможностью внезапного, непредсказуемого просветления. Бессмертная душа, многократно возвращаясь на землю, притянутая грузом неразрешенных проблем, в своем челночном существовании готовится к обновлению и совершает его.(16) Такое прочтение придает торжественную значительность газдановским повторам, самоцитированиям; в них открывается очевидный смысл, затмевающий внешнюю невыразительность и неопределенность последнего романа, придающий особое звучание строчкам, написанным в конце жизни:

"...самое важное сейчас было все-таки это - звуковое путешествие над этим южным морем, в летнюю ночь вслед за пианистом в смокинге, и что все остальное - Париж и то тягостное, что было с ним связано, сейчас непостижимо растворялось - улицы, крыши, дома, - в этом небольшом пространстве, над которым возвышался стеклянный потолок."(17)

У читателя есть возможность следить за маршрутом этого путешествия, было бы желание! Его очевидно не хватило газдановским литературным современникам. И тогда становятся понятными причины внутреннего, порой невольного, мировоззренческого непонимания, маскирующегося под художественное неприятие, у критиков Газданова. Действительно, в этом смысле, Газданов - почти чужой как в русской эмигрантской литературе, так и в русской литературе вообще. Вроде и пишет на знакомом языке, про знакомых людей, и тема не столь нова, а все равно чужой...


Все ссылки на тексты Газданова даны по собранию сочинений в трех томах "Согласие" 1996 год

1 - Собрание сочинений, том 3 комментарии стр.820

2 - Там же, стр. 821

3 - Там же, стр. стр. 82

4 - Там же, стр. 172

5 - Там же, том 1, стр.49

6 - Cм. ст. авт. "От "Алексея Шувалова" к "Призраку Александра Вольфа" Возвращение Гайто Газданова (конференция, посвященная 95-летию со дня рождения писателя) Материалы и исследования, М.,"Русский путь" 1999

7 - С.соч., том 3, с. 198

8 - Там же, том 3, с. 172

9 - Там же, том 2, с. 127

10 - Там же, том 1, с. 58

11 - См. ст. авт. "Литературный призрак Гайто Газданова: история создания образа" Реферативный журнал Социальные и гуманитарные науки, серия 7 Литературоведение 1999 № 3 ИНИОН

12 - С. соч., том 2, с. 556

13 - Там же, том 2, с. 559

14 - Там же, том 2, с. 658

15 - Там же, том 2, с. 747

16 - См. ст. авт. "Гражданин мира" литература, М., 1996 № 29

17 - С. соч., том 2, с. 556

ВСЕ ПРОЕКТЫ:

Русская жизнь

XPOHOC
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
РОССИЯ
МГУ
СЛОВО
ГЕОСИНХРОНИЯ
ПАМПАСЫ
МОЛОКО
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ

 

СТАТЬИ


Rambler's Top100 Rambler's Top100

Председатель Общества друзей Гайто Газданова -

Юрий Дмитриевич Нечипоренко

редактор Вячеслав Румянцев 01.07.2002