В.Г. РУСАКОВ

gaz_avtogr.gif (1617 bytes)

КОНЦЕПТ СЧАСТЬЯ

На первую страницу
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ
КАРТА САЙТА

Концепт счастья в романах "Машенька" В.Набокова и "Вечер у Клэр" Г.Газданова

Задача настоящей работы - выявить особенности смыслового наполнения концепта "счастье" в романах "Вечер у Клэр" Г.Газданова и "Машенька" В.Набокова. Возможность подобного сопоставления обусловливается рядом причин: перед нами произведения одного периода (1926 и 1929 г.г. соответственно), относящиеся к раннему творчеству авторов, находившихся в эмиграции; романы имеют схожую структуру, в которой присутствуют два временных плана (настоящее и прошлое - жизнь в России и жизнь в эмиграции); в названия романов вынесены женские имена, организующие их сюжеты; в качестве эпиграфов используются пушкинские строки.

Особо следует отметить, что анализ частотных характеристик текстов позволяет сказать о близких значениях частоты употребления слов с корнем -счаст- ("Вечер у Клэр" - 36 словоупотреблений на ~ 10700 слов - относительная частота ~ 0,003, "Машенька" - 21 словоупотребление на ~ 8900 слов - относительная частота ~ 0,002). При таком количественном соотношении важным представляется то, что Набоков в процессе работы над романом отказался от первоначального названия "Счастье" и сменил его на "Машенька". Возможные причины этого факта мы определим ниже.

Предваряя анализ, определим его методологические особенности и введем понятийный аппарат.

Смысл художественного текста может быть описан посредством выявления системы ключевых понятий-концептов произведения. В настоящее время наблюдается пристальное внимание представителей различных школ и направлений лингвистической науки к проблеме дефиниции понятия концепт, определения его объема и содержания. Для подтверждения этой мысли приведем несколько примеров. Так, Ю.С. Степанов, предлагая культурологическую интерпретацию термина концепт, определяет его как "сгусток культуры в сознании человека", как "пучок" представлений, понятий, знаний, ассоциаций, переживаний", сопровождающий его наименование. Е.С. Кубрякова отмечает способность концепта "хранить знания о мире, способствуя обработке субъективного опыта путем подведения информации под определенные выработанные обществом категории и классы". А. Вежбицкая, утверждая идею о видовом, категориальном характере имени существительного как класса (в отличие от прилагательного, означающего единичное свойство), говорит о "пучке свойств", выражаемых именем существительным. Таким образом, в работах первых двух исследователей определены экстралингвистические характеристики концепта, представляющие его культурологическую "семантику", Вежбицкая, в свою очередь, предлагает описание его "грамматики", отмечая, что "существительные (курсив наш - Р.В) представляют собой концепты, которые не могут быть сведены к какой бы то ни было комбинации признаков".

Таким образом, мы можем говорить о концепте как о явлении системного характера, обладающим внутренней структурой, выраженной совокупностью входящих в него элементов, которые могут быть как простейшими свойствами, так и другими концептами. Примечательна в классификации Ю.С. Степанова группа концептов, так называемых "рамочных понятий", которые могут "примериваться, накладываться на то или иное общественное явление" и становятся средством социальной оценки, нормализации общественных процессов. Представление концептов как явлений, имеющих, с одной стороны, некоторый общий признак или их совокупность, а с другой, возможность приобретать дополнительные свойства, функционируя в культуре, позволяет говорить о типологической общности концепта и фрейма - знаковой системы, используемой для представления знаний об объекте, имя которого совпадает с именем фрейма. Расширив таким образом содержание понятия концепт, мы можем говорить о следующих его особенностях:

1. Концепт функционирует как система, выражаясь в сложном взаимодействии с различными культурными контекстами, где каждый конкретный пример такого взаимодействия представляет собой ситуацию.

2. Потенциальные значения концепта реализуются в ситуациях.

3. Значением концепта в каком-либо контексте будет сумма фреймов ситуаций, связанных с участием данного концепта в контексте.

Системное взаимодействие элементов концептного пространства текста удобно представить как иерархическую структуру, где узлами станут собственно понятия, положения которых будут обусловлены степенью значимости их в тексте. Ситуацией, позволяющей формировать фрейм какого-либо концепта, будет наличие в исследуемом тексте контекстов, общих для слова, выражающего концепт, и других понятий. В связи с этим возникает необходимость уточнения следующих процедур:

1. Выявление границ контекста, описывающего ситуацию.

2. Определение степени значимости концепта в системе текста.

Границы контекста у нас будут совпадать с границами предложений (или сверхфразовых единств), содержащих определенный концепт. Таким образом, контекст будет иметь вид суждения или, если понятие объединяет группу предложений, мысли. В качестве решения вопроса о надежном, документированном, алгоритмически реализуемом методе выявления степени значимости понятия в системе текста исследователями предлагается метод частотного анализа текста. Указанный метод отвечает требованиям научного исследования: он универсален, т.к. приложим к любым текстам, процедура его проведения состоит из дискретных операций, результаты его представляются в числовой форме, в целом данный анализ формирует частотную модель текста, обладающую содержательной научной ценностью. Подобный анализ представляется нам исключительно как подготовительный, формирующий одну из систем нелинейного описания текста, т.к. дальнейшие шаги (исключение слов, играющих служебный характер; определение механизмов взаимодействия понятий; описание смысла текста) возможны лишь при исследовании контекстов употребления значимых слов, а единая парадигма такого анализа пока не сформирована.

Моделирование концептной системы произведения в общем виде будет содержать следующие этапы:

1. Формирование частотного словаря текста

2. Выявление слов, претендующих на высокую степень значимости в тексте

3. Исследование контекстов употребления слов в тексте

4. Уточнение степени значимости слов - сокращение списка, полученного на втором этапе

5. Определение окружения слов-понятий и выявление механизмов "развертывания" смысла понятия (структура концепта)

6. Определение особенностей взаимодействия концептов в тексте (выявление концептной системы произведения).

Из частотных словников, составленных по романам "Вечер у Клэр" и "Машенька", вычленяем лексемы с частотой не менее 10 словоупотреблений. В результате данной операции получаем следующие значения: "Вечер у Клэр" - 554 лексемы, "Машенька" - 367 лексем. Для дальнейшего сокращения списка нам необходимо выделить лексемы, претендующие на использование в качестве наименований концептов. Среди наиболее частотных, в силу своего лексико-семантического статуса (возможности категоризации), такими будут нарицательные имена существительные. Таким образом, получаем значительно сокращенные словники, где нижним пределом будут лексемы с частотой, равной 10 словоупотреблениям:

"Машенька":

рука 74, комната 62, глаз 59, лицо 54, дверь 53, стол 51, дом 49, день 47, год 44, голова 43, окно 38, письмо, жизнь 37, человек 34, нога 33, стена 32, тень 31, голос 30, время 29, ночь 28, конец, улица 26, свет, поезд, постель 25, час 23, друг, минута 22, коридор, господин, стекло, небо, губа 21, жена, танцор, старик 20, темнота, вечер, утро, грудь, дело 19, счастье, плечо 18, номер, женщина, мысль, сторона, парк 17, угол, любовь 16, суббота, город, площадка, часы 15, обед, вода, солнце, чемодан 14, пол, сердце, образ, зеркало, слово, блеск, неделя, запах, улыбка, сон 13, дорога, подруга, мир, место, карман, воздух 12, черта, звук, тьма, встреча, деньги, дым, воспоминание, ветер, велосипед, шоссе 11, пансион, бородка, лифт, стул, ящик, труд, мост, чувство, вагон, духи, лист, ладонь, облако 10.

"Вечер у Клэр":

человек 134, время 102, отец 82, год 80, глаз 74, дом 73, мать, жизнь 71, лицо, рука 56, день 51, голос 41, вечер, женщина, слово 39, солдат, город 38, офицер 37, голова, снег 36, воздух, вода 34, чувство 33, бронепоезд 32, книга, вагон 31, час 30, море, движение, сторона, товарищ 29, вещь, смысл, класс 28, минута, война 27, конец, нога, разговор, сила, ночь 26, земля 25, комната, тело, звук, страна, площадка 23, поезд, сон, место, жена 22, улица, мысль, окно, событие, пол 21, воспоминание, любовь, смерть, бог 19, состояние, поле, существование, семья, шум, корпус, история, дед, ветер, база 18, внимание, стена, память, гимназия, мальчик, язык, лес, армия 17, лошадь, слеза, воображение, детство, зима, сестра 16, образ, печаль, месяц, друг, вид, пространство, причина, двор, случай, няня, тишина, фигура, дерево, командир 15, свет, корабль, искусство, выражение, фронт, снаряд, свинья 14, неделя, музыка, мама, кадет, берег, река, орел, бой 13, утро, привычка, предмет, возможность, песок, пожар, дорога, отъезд, небо, закон 12, звон, спина, вопрос, улыбка, кровать, судьба, тень, сознание, дело, сад, картина, путешествие, брат, имя, форма, представление, палец, дым 11, сожаление, множество, значение, колено, взгляд, квартира, облако, ощущение, мир, стеклянный, часть, ребенок, солнце, знание, масса, чиновник, счастье, океан, парус, священник, страх, лето, воробей, диван, парк, тыл 10.

Прямое сравнение полученных словников позволяет говорить о разном количестве выделенных нами лексем-существительных с нижним порогом словоупотребления 10. Так, для романа "Машенька" это значение равно 97, а для "Вечер у Клэр" - 167. Эти цифры свидетельствуют о более высокой степени понятийного разнообразия у Газданова, о том, что в романе "Вечер у Клэр" больше различных понятий, определенных именами существительными, чем в "Машеньке" Набокова. Одну из особенностей художественных методов авторов в данном ракурсе можно охарактеризовать как интенсивная концептуализация В.Набокова и экстенсивная концептуализация Г.Газданова.

Определим особенности представления концепта "счастье" в романах. В тексте Г.Газданова слова с корнем -счаст- распределены следующим образом: счастье (10), счастливый (13), счастливо (3), несчастье (4), несчастный (6). В "Машеньке" - счастье (18), счастливый (3). Особое внимание следует обратить на отсутствие лексем, обозначающих несчастье, в романе Набокова.

Проанализируем контексты употребления указанных слов.

В романе "Машенька", в силу отмеченной выше концептной сконцентрированности, употребление слов, отражающих понятие счастья, достаточно регулярно и, учитывая рекурсивную структуру романа, становится возможным проследить динамику изменения смыслового наполнения концепта "счастье" в зависимости от уровня "вложенности" описываемой реальности. При самом общем рассмотрении структуры романа мы, вслед за Ю.И. Левиным, можем говорить о наличии двух временных планов - T0 и T1 (время воспоминания и романное время). И лишь при более детальном анализе реальности "Машеньки", учитывающем характер временной структуры произведения, многие особенности употребления лексемы "счастье" оказываются объяснимыми. Так, мы выделяем следующую систему уровней реальности:

1. Действительность, принадлежащая уровню Т0 (воспоминания)

Т0-1. Воспоминания о встречах Ганина с Машенькой. Слово "счастье" представлено в следующих контекстах этого уровня:

И вдруг, пока мчишься так по ночному городу, сквозь слезы глядя на огни и ловя в них дивное ослепительное воспоминанье счастья, - женское лицо, всплывшее опять после многих лет житейского забвенья.

В этой комнате, где в шестнадцать лет выздоравливал Ганин, и зародилось то счастье, тот женский образ, который, спустя месяц, он встретил наяву (57).

"И куда все это делось, - вздохнул Ганин. - Где теперь это счастье и солнце, эти рюхи, которые так славно звякали и скакали, мой велосипед с низким рулем и большой передачей (59).

"Машенька", - опять повторил Ганин, стараясь вложить в эти три слога все то, что пело в них раньше, - ветер, и гудение телеграфных столбов, и счастье, - и еще какой-то сокровенный звук, который был самой жизнью этого слова (69).

И этот случайный запах помог Ганину вспомнить еще живее тот русский, дождливый август, тот поток счастья, который тени его берлинской жизни все утро так назойливо прерывали (81).

В представленных контекстах лексема "счастье" входит в различные ряды однородных членов: женское лицо, женский образ, солнце, рюхи, велосипед, ветер, гудение телеграфных столбов, дождливый август. Перед нами процесс вспоминания, который сопровождается воссозданием утраченного эмоционального состояния. Мы наблюдаем, как герой переходит из уровня T1, посредством смежных образов, в пространство воспоминаний T0:

глядя на огни и ловя в них дивное ослепительное воспоминанье (54).

Предложения этой группы имеют сходную структуру: задается ключевое слово, обобщающее ряд однородных членов в который входит лексема "счастье". Завершается ряд предложением, раскрывающим какие-либо особенности последнего однородного члена и присоединенным к предыдущему тексту местоимением который.

Характерно употребление в предложенных контекстах местоимений тот и этот. В русском языке эти местоимения дифференцируют предметы с точки зрения их отдаленности от говорящего. В описании процесса вспоминания Ганина применение их сигнализирует о степени погруженности героя в восстанавливаемую реальность. Так, вначале, когда воспоминания еще не овладели сознанием Ганина, для указания на объекты воссоздаваемого прошлого используется местоимение тот: то счастье, тот женский образ (57).

Затем, по мере формирования картины былого появляется местоимение этот: И куда все это делось, … Где теперь это счастье и солнце, эти рюхи (59).

В последнем же контексте употребления слова "счастье", принадлежащем уровню Т0-1, вновь появляется местоимение тот: тот русский, дождливый август, тот поток счастья (81).

Восстановлением в памяти этого периода Ганин завершает "летние" воспоминания, образы начинают исчерпываться и смена местоимений говорит об изменении дистанции между героем и воскрешаемой им действительностью.

Следующий уровень, принадлежащий пласту воспоминаний - Т0-2. К нему мы относим воспоминания о письмах. Указанный уровень неоднороден. Так, в первом контексте идет речь о письмах в зимнем Петербурге, а в остальных представлена переписка после отъезда Ганина:

…они в пустые дни писали друг другу (он жил на Английской набережной, она на Караванной), оба вспоминали о тропинках парка, о запахе листопада, как о чем-то немыслимо дорогом и уже невозвратимом: быть может только бередили любовь свою, а может быть действительно понимали, что настоящее счастье минуло (84).

Ему переслали это первое письмо из Петербурга в Ялту; оно написано было спустя два года с лишком после той счастливейшей осени (95).

Целые дни после получения письма он полон был дрожащего счастья (96).

Твое письмо так обрадовало меня, что я до сих пор не могу прийти в себя от счастья... (98).

Как в "зимних", так и в "южных" письмах воспоминания об осенних встречах сочетаются с воспоминаниями об ощущении счастья. Но, если в первом случае для Ганина и Машеньки "настоящее счастье минуло", то в последующих Ганин, читая письма, вновь приходит в эмоциональное состояние, которое он определяет как счастливое. Однако природа счастья уровней Т0-1 и Т0-2 различна. В воспоминаниях о летних и осенних встречах персонажи счастливы от реальных событий, а в письмах - лишь от рефлексии об этих событиях. Таким образом, мы наблюдаем качественные изменения в наполнении концепта в зависимости от временного пласта, в котором он представлен.

2. Действительность, принадлежащая уровню T1 (Берлин)

На данном уровне мы можем выделить контексты, раскрывающие понятие о счастье представителей из берлинского окружения Ганина.

T1-1. Предложения сгруппированы по персонажам.

Людмила:

нечно, сумею теб юбовь. Я только про обы ты был сча (70).

Передай ему, Клара, что я ему желаю всякого счастья с его немочкой и знаю, что он не так скоро забудет меня (88).

Данные контексты весьма примечательны. В первом перед нами случайно оставшиеся обрывки письма Людмилы, разорванного Ганиным; во втором - слова Людмилы, адресованные Ганину. В обоих понятие счастья не обладает концептуальной глубиной и употребляется в самом общем - бытовом значении. Ситуация с письмом, равно как и связь с Людмилой в целом, корреспондируют с уровнем T0, история знакомства с Людмилой является рекурсивным отражением романа с Машенькой. Ганин встречается с Машенькой на дачном концерте - посещение кинематографа с Людмилой оказалось ключевым в изменении его мироощущения; нереализованная возможность близости с Машенькой приводит Ганина к мысли о том, что он разлюбил ее - близость же в таксомоторе положила начало его разрыву с Людмилой; находясь в разлуке Ганин и Машенька переписываются - от Людмилы он также получает упомянутое письмо:

Он вспомнил по быстрому сочетанью мыслей, вызванных этим пятном и отраженьем стола в зеркале, те другие, очень старые письма, что хранились у него в черном бумажнике, лежащем рядом с крымским браунингом, на дне чемодана (70).

Здесь мы наблюдаем еще один пример ассоциативной природы воспоминаний Ганина - от обрывков письма Людмилы мысль его воскрешает память о переписке с Машенькой.

Следующая группа предложений связана с образом Алферова:

У меня, знаете, большое счастье: жена из России приезжает (36).

Он был в сорочке и подштанниках, золотистая бородка слегка растрепалась, - оттого, верно, что он песенки выдувал, - и в бледно-голубых глазах так и металось счастье (51).

Особенностью данных примеров является то, что описание радостного состояния Алферова, вызванного ожиданием приезда жены, облекается в ироническую форму, оказываясь в одном контексте со словами сорочка, подштанники, бородка, песенки.

Контексты, представляющие счастье Колина и Горноцветова, также имеют иронические нотки:

Особый оттенок, таинственная жеманность несколько отделяла их от остальных пансионеров, но, говоря по совести, нельзя было порицать голубиное счастье этой безобидной четы (79).

Эффект легкомысленной несерьезности достигается употреблением соответствующей лексики: жеманность, голубиное счастье, безобидная чета.

В целом, примеры данной группы характеризуются поверхностно-бытовым представлением о счастье. Автор не доверяет перечисленным персонажам глубокой рефлексии об этом понятии.

Контексты, характеризующие отношение к счастью Ганина, образуют уровень T1-2. Причем первый пример выделяется из общей группы:

Знаете что, Антон Сергеевич? У меня начался чудеснейший роман. Я сейчас иду к ней. Я очень счастлив (65).

Это единственный случай, когда Ганин называет себя счастливым не ретроспективно и не перспективно. Отметим, что слова эти Ганин произносит в период воспоминаний о летних встречах, в момент наивысшей погруженности в ушедшую действительность. На фоне остальных обитателей пансиона Ганин выглядит самым счастливым человеком. Но, по сути своей, счастье его в прошлом, а в настоящем лишь тень, отражение утраченного.

Следующая совокупность словоупотреблений связана с ожиданием Ганина Машеньки. Мысль его, возвратившись из прошлого, обращается к будущему, к возможной реализации его воспоминаний:

Это был тот процент счастья, который покамест выдавала судьба. А завтра … (92).

Счастье, - повторил тихо Ганин, складывая все пять писем в ровную пачку. - Да, вот это - счастье. Через двенадцать часов мы встретимся (98).

Какое счастье. Это будет завтра, нет, сегодня, ведь уже заполночь (104).

Итак, ожидание возлюбленной становится и ожиданием счастья, а в настоящем возможен лишь его процент. Не будучи удовлетворенным настоящим, Ганин надеется на будущее, но наступает прозрение, когда

Жизнь на мгновенье представилась ему во всей волнующей красе ее отчаянья и счастья, - и все стало великим и очень таинственным, - прошлое его, лицо Подтягина, облитое бледным светом, нежное отраженье оконной рамы на синей стене, - и эти две женщины в темных платьях, неподвижно стоящие рядом (109).

Гармония начинает восстанавливаться - настоящее обретает связь с прошлым, герой осмысляет свое существование в связи с другими процессами, однако этого не достаточно для достижения целостности, ведь Ганин находится в плену иллюзий будущего, порожденного мыслями о прошлом - наступает финальная часть и происходит новый разрыв:

Почему-то он вспомнил вдруг, как пошел проститься с Людмилой, как выходил из ее комнаты…

Ганин глядел на легкое небо, на сквозную крышу - и уже чувствовал с беспощадной ясностью, что роман его с Машенькой кончился навсегда. Он длился всего четыре дня, - эти четыре дня были быть может счастливейшей порой его жизни. Но теперь он до конца исчерпал свое воспоминанье, до конца насытился им, и образ Машеньки остался вместе с умирающим старым поэтом там, в доме теней, который сам уже стал воспоминаньем (111-112).

В представленном тексте описывается выход героя из рекурсивной зависимости, разрывавшей его между прошлым настоящим и будущим. Предстоящая встреча с Машенькой вызывает в памяти прощание с Людмилой, от созерцания строящегося дома мысль возвращается к умирающему дому теней, действия рабочих напоминают процесс перелистывания книги - все это позволяет Ганину обрести власть над своими воспоминаниями и совершить внешне нелогичный, но, при глубоком прочтении, абсолютно необходимый шаг отказа от встречи с Машенькой.

В связи с особым характером финала (определение его как счастливого возможно лишь в результате глубокого "нелинейного" прочтения), изменение названия романа от "Счастья" к "Машеньке" можно объяснить стремлением автора отказаться от навязывания читателю собственного концептуального осмысления произведения. "Счастье" было бы слишком декларативным названием. Переход его в нейтральное "Машенька" скрыл авторскую оценку, создал загадку художественного произведения. Этой же установкой на создание "счастливого" текста, вероятно, можно истолковать и отсутствие в романе слов, начинающихся на несчаст-.

Перейдем к анализу романа "Вечер у Клэр". В этом произведении мы можем обнаружить, что слова с корнем -счаст- соседствуют здесь с рядом наиболее частотных имен существительных. См., например:

жизнь:

Вначале жизнь моей матери была счастливой; Но все же ранние годы моего учения были самыми прозрачными, самыми счастливыми годами моей жизни (70); Этот человек понимал гораздо больше, чем должен был понимать офицер в отставке, чтобы счастливо прожить свою жизнь (73);

время:

Тредьяковский был несчастный человек, жил в жестокое время (103); Я одинок. А время быстро мчится, Несутся дни, недели и года. А счастье мне во сне лишь только снится… (139);

человек:

Зато потом, сидя на его коленях и взглядывая по временам на спокойное лицо матери, находившейся обычно тут же, я испытывал настоящее счастье, такое, которое доступно только ребенку или человеку, награжденному необычайной душевной силой (57); Я жил счастливо - если счастливо может жить человек, за плечами которого стелется в воздухе неотступная тень (77).

Воспоминания Николая Соседова, занимающие большую часть романа, развиваются по линейной схеме: ранние годы детства, учеба, участие в гражданской войне. Завершаются воспоминания встречей с Клэр - событием, которое послужило причиной обращения Соседова к своему прошлому. Таким образом, линейные воспоминания оказываются частью более сложной кольцевой структуры произведения. Такая необычная форма была необходима Газданову для наполнения текста глубоким философским содержанием. Обратим внимание, что в число наиболее употребимых лексем (см. представленный выше список) вошли человек, время, отец, мать, жизнь - все это понятия, размышления над которыми являются неотъемлемой частью любой культуры на протяжении истории человеческого развития. Раздумывая над всплывающими картинами прошлого, Соседов занимается напряженным психологическим исследованием себя и окружающих - подробно передает чувства, переживания, эмоциональные состояния человека. В это число входит и рефлексия о понятии "счастье". Слова с корнем -счаст- достаточно регулярно встречаются на страницах романа. Наиболее глубоко, с декларативным пафосом, о счастье рассуждает Виталий - дядя Николая:

Но вот что я тебе советую: никогда не становись убежденным человеком, не делай выводов, не рассуждай и старайся быть как можно более простым. И помни, что самое большое счастье на земле - это думать, что ты хоть что-нибудь понял из окружающей тебя жизни. Ты не поймешь, тебе будет только казаться, что ты понимаешь: а когда вспомнишь об этом через несколько времени, то увидишь, что понимал неправильно. А еще через год или два убедишься, что и второй раз ошибался. И так без конца. И все-таки это самое главное и самое интересное в жизни (116).

В данном контексте перечислены те основные характеристики концепта счастье, которые в других словоупотреблениях лишь раскрываются, доказываются фактами, наблюдениями главного героя. Итак, счастье представляет собой эмоциональную реакцию на постоянную рефлексию об окружающем (думать, что ты хоть что-нибудь понял из окружающей тебя жизни), воспринимается с точки зрения идеи о всеобщей относительности (когда вспомнишь об этом через несколько времени, то увидишь, что понимал неправильно), связано с жизненно важными категориями существования и свободным выбором (…никогда не становись убежденным человеком, …и старайся быть как можно более простым; И все-таки это самое главное и самое интересное в жизни).

Рассмотрим реализацию этих идей в тексте романа. Разделим контексты на "несчастливые" и "счастливые".

1. Представление в романе "несчастливого" состояния:

Мне стало стыдно до слез, и всегда потом воспоминание о том, что мать знала мое кратковременное пристрастие к порнографическим и глупым романам, - было для меня самым унизительным воспоминанием: и если бы она могла сказать это моему отцу, мне кажется, я не пережил бы такого несчастья. (64)

Несчастье Николая (в данном случае возможное) является не реакцией на содеянное, а результатом рефлексивного воспоминания - последующего осмысления поступка.

Учились все довольно средне, за исключением первого в классе Успенского, самого усердного и несчастного кадета нашей роты. ...он учился на казенный счет и должен был непременно иметь хорошие отметки (68).

Усердие и несчастье входят в один ряд однородных членов. Несчастливое состояние связано с тем, что усердие оказывается вынужденным, несвободным. Подобная ситуация наблюдается и в следующем примере:

- Тредьяковский был несчастный человек, жил в жестокое время. Положение его было унизительное; представьте себе, при тогдашней грубости придворных нравов, эту роль - нечто среднее между шутом и поэтом. Державин был много счастливее его (103).

В данном контексте развернута идея о соотношении социально-исторического положения и индивидуально-творческого состояния личности.

В следующем размышлении Николая звучит мысль о необходимости постоянного сознательного осмысления происходящего, отсутствие которого порождает внутренний кризис:

Это отсутствие непосредственного, немедленного отзыва на все, что со мной случалось, эта невозможность сразу знать, что делать, послужили впоследствии причинами моего глубокого несчастья, душевной катастрофы, произошедшей вскоре после моей первой встречи с Клэр. (76)

2. В следующей группе контекстов представлены ситуации, связанные с употреблением слов с корнем -счаст-. Здесь мы можем выделить группу воспоминаний детства:

… я испытывал настоящее счастье, такое, которое доступно только ребенку или человеку, награжденному необычайной душевной силой (57).

Психология ребенка сравнивается с внутренним состоянием душевно сильного человека, связывает их отсутствие внутренних коллизий, вызванных постоянным самоанализом у ребенка и возможность их преодоления у психологически цельного взрослого. Мысль эта подтверждается и в следующем контексте:

Но все же ранние годы моего учения были самыми прозрачными, самыми счастливыми годами моей жизни (70).

В воспоминаниях юности Соседова появляются элементы самоанализа, и оценка душевного состояния перестает быть однозначной:

Я жил счастливо - если счастливо может жить человек, за плечами которого стелется в воздухе неотступная тень. Смерть никогда не была далека от меня, и пропасти, в которые повергало меня воображение, казались ее владениями (77).

Далее, в зависимости от природы состояния, контексты словоупотребления понятия "счастье" можно разбить на следующие группы:

1. Обретение счастья, через отрешение от проблем мира.

2. "Детское" счастье взрослых

3. "Бедное" счастье слабых.

К первой группе будут относиться следующие ситуации:

В ту минуту - как каждый раз, когда я бывал по-настоящему счастлив, - я исчез из моего сознания; так случалось в лесу, в поле, над рекой, на берегу моря, так случалось, когда я читал книгу, которая меня захватывала (92).

В этом и других случаях пребывание главного героя в счастливом состоянии будет связано с формированием идеальных образов, которые, реализовавшись, утрачивают свою притягательность, и Николай вынужден сознательно создавать новую мечту, стремление к которой равносильно для него стремлению к счастью. Ср. финальную часть романа:

Много позже мне пришлось слышать музыку этих островов, протяжную и вибрирующую, как звук задрожавшей пилы… и тогда в приливе внезапного счастья я ощутил бесконечно сложное и сладостное чувство, …и опять долгий звон дрожащей пилы, пролетев тысячи и тысячи верст, переносил меня в Петербург с замерзшей водой, которую божественная сила звука опять превращала в далекий ландшафт островов Индийского океана…

…и уже на пароходе я стал вести иное существование, в котором все мое внимание было направлено на заботы о моей будущей встрече с Клэр... (153).

Здесь описана реализация мечты героя об экзотических странствиях, вызывающая счастливые эмоции. Тут же следует формирование новой идеи, становящейся жизненной целью. Позже, реализовав мечту о встрече с Клэр, герой размышляет:

Но во всякой любви есть печаль, - вспоминал я, - печаль завершения и приближения смерти любви, если она бывает счастливой, и печаль невозможности и потери того, что нам никогда не принадлежало, - если любовь остается тщетной. (46)

Своеобразным предвестником такого исхода становится рекламная вывеска, замеченная Соседовым на парижской улице по пути к Клэр:

Счастливые обладатели настоящей "Саламандры",

Никогда не оставляемые фабрикой! (41).

Состояние счастья сводится здесь к результату овладения вещью, получает предельно бытовое осмысление.

Разрушение духовной целостности, предание себя ирреальному приводит Соседова к разрушительной идее о всеобщем торжестве смерти.

Сходные мотивы связи счастья и ухода от реальности наблюдаются и в мировидении других персонажей.

Так, в романсе Аркадия, собиравшем множество слушателей, счастье ассоциируется со сном:

Я одинок. А время быстро мчится, Несутся дни, недели и года. А счастье мне во сне лишь только снится, Но наяву не вижу никогда (139).

В характеристике учителя русского языка прямо указывается на невозможность реализации его идеалов:

Вообще слова, которые он употреблял чаще всего, были "счастливый" и "несчастный". Он принадлежал к числу тех непримиримых русских людей, которые видят смысл жизни в искании истины, даже если убеждаются, что истины в том смысле, в котором они ее понимают, нет и быть не может (106).

Здесь представлены две полярные позиции в представлении счастья. Если Аркадий отрицает всякую возможность существования счастья в действительности и видит его в снах - крайнем проявлении иллюзорного мира, то учитель сознательно ищет его в неправильно направлении. Учителя, следуя классификации Виталия, можно отнести к категории "убежденных" людей.

Вторую группу составляют контексты, в которых участвуют персонажи с "простым", детским мировоззрением:

Учитель русского языка о своей матери:

У нас с вами другие взгляды, а мать моя была проще и, наверное, психологии Анны Карениной и князя Андрея и уж особенно графини Безуховой, Элен, не поняла бы; мысли у нее были несложные, зато более сильные и искренние; а это, господа, большое счастье (103).

Митя-маркиз:

Джанкой взят, - сказал Митя-маркиз с радостью, которую всегда испытывал даже в тех случаях, когда сообщал самые печальные новости; но всякое крупное событие пробуждало в нем счастливое чувство того, что он, Митя-маркиз, опять остался невредим; и раз уж начали происходить такие важные вещи, то, значит, в дальнейшем предстоит что-то еще более интересное (151).

Образы матери учителя и Мити-маркиза характерны наличием житейской мудрости (в противоположность представителям первой группы - интеллигентов, обладающих ученостью), простотой выражения чувств; Митя-маркиз, кроме того, с детской наивностью верит в свое особое предназначение, ради которого он существует. Обратим внимание, что он ожидает чего-то более интересного от жизни, что позволяет охарактеризовать этот образ, как отвечающий требованиям Виталия.

В образе Воронина представлена одна из черт, которой не должен обладать счастливый человек - все те же "лишние знания":

Этот человек понимал гораздо больше, чем должен был понимать офицер в отставке, чтобы счастливо прожить свою жизнь (73).

И, наконец, к третьей группе относятся примеры словоупотреблений, где представлены персонажи, не умеющие рефлексировать об окружающем.

В первом представлены слова самого Виталия, адресованные приятелю, задавшемуся вопросом о смысле жизни:

Я говорил ему тогда, что есть возможность существования вне таких вопросов: живи, ешь бифштексы, целуй любовниц, грусти об изменах женщин и будь счастлив. И пусть Бог хранит тебя от мысли о том, зачем ты все это делаешь (117).

Такими чертами в описании Соседова обладали обитательницы Джанкоя:

Мы долго стояли в Джанкое с темными домами, где ютились какие-то офицерские мессалины … и сожаление их вдруг окрашивало в небывалые, праздничные цвета глухую жизнь в провинции, замужем за пехотным капитаном, пьяницей и игроком; им казалось, что они не понимали тогда своего бедного счастья и что их жизнь была хорошей и приятной; они не владели, однако, искусством воспоминания и все всегда рассказывали в одних и тех же словах, как в ночь под Пасху они ходили с зажженными свечами и как звонили колокола (142).

Не владение "искусством воспоминания" неумение критически оценивать и переоценивать свое положение в мире порождает "бедное счастье". Переход из состояния беспамятства к осознанию собственной значительности наблюдается в описании беженцев в Севастополе:

Эти люди точно участвовали в безмолвной минорной симфонии театрального зала; они впервые увидели, что и у них есть биография, и история их жизни, и потерянное счастье, о котором раньше они только читали в книгах (146).

Итак, мы проследили особенности представления концепта "счастье" в романе "Вечер у Клэр". В схематическом представлении эта система выглядит следующим образом:

 

Сравнивая "Вечер у Клэр" и "Машеньку", можно определить сходные и различные точки зрения на счастье в этих романах. Данное понятие обладает высокой степенью значимости для обоих произведений. В романе Набокова это связано с концептуальной направленностью текста - "Машенька" предполагался как роман о счастье, в "Вечер у Клэр" это происходит в силу присущего роману глубокому философскому осмыслению человеческого существования. В этом отношении, вернувшись к сопоставлению текстов основанном на "экстенсивно-интенсивном" членении, можно сказать и о глубине детализации авторского анализа концептов, придающей роману "Вечер у Клэр" достаточную степень интенсивной концептуализации, что его высокохудожественным произведением.

Отношение к счастью определяет особенности мировидения главных персонажей романов. Так, для Ганина и Соседова счастьем становится обладание идеальным, которое, однако, реализовавшись, оказывается и причиной разрушения этого эмоционального состояния. Для Ганина идеальным становится образ Машеньки, герой представлен как божественный творец счастливого мира, однако воссозданная реальность подчиняет его себе:

Он был богом, воссоздающим погибший мир. Он постепенно воскрешал этот мир, в угоду женщине, которую он еще не смел в него поместить, пока весь он не будет закончен. Но ее образ, ее присутствие, тень ее воспоминанья требовали того, чтобы наконец он и ее бы воскресил,- и он нарочно отодвигал ее образ, так как желал к нему подойти постепенно, шаг за шагом, точно так же как тогда, девять лет тому назад (58).

Осознание деструктивности материализации этой идеи вынуждают его отказаться от встречи с Машенькой в финале.

Соседов изначально понимает конечность существования своих идеальных образов, он вполне сознательно формирует новые:

…я уже не могу больше мечтать о Клэр, как я мечтал всегда; и что пройдет еще много времени, пока я создам себе иной ее образ и он опять станет в ином смысле столь же недостижимым для меня (46).

Процесс формирования нового идеала длителен, так как требует ретроспективного переосмысления прошлого существования, осознания глубинной взаимосвязи событий былого и настоящего, "искусства воспоминания".

Таким образом, мы описали особенности концепта счастья в романах. Для дальнейшего исследования концептной структуры текстов необходимо подобное описание других значимых понятий, выявление характеров их взаимосвязи, моделирование более крупных систем концептного анализа. Все это позволит достичь нового качества в осмыслении художественного произведения.


1) Исследования частотных характеристик текстов проводились с использованием оригинальных компьютерных программ, разработанных автором. В настоящее время в нашем распоряжении имеются полные частотные словари, "Машеньки" Набокова и "Вечер у Клэр" Газданова. Словари представлены в электронной форме. С вопросами к автору обращаться по e-mail: V_V_V@hotmail.ru.

2) Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997. С. 40.

3) Краткий словарь когнитивных терминов / Под ред. Е.С. Кубряковой. М., 1996. С. 90.

4) Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999. С. 102.

5) Там же. С. 101.

6) Степанов Ю.С. Указ соч. С. 70

7) См.: Микешина Л.А., Опенков М.Ю. Новые образы познания и реальности. М., 1997. С. 120.

8) В современных концептологических исследованиях наблюдается некоторое смешение терминов "концептуальный", и "концептный". Мы будем придерживаться следующего употребления: в значении "обладающий концепцией" - концептуальный -текст-, "с точки зрения концепции " - концептный -анализ-.

9) См.: Шайкевич А.Я. Пушкин и Мицкевич (опыт лексического сравнения) // Изв. РАН. Серия литературы и языка. 1999. Т. 58. № 3. С. 60.

10) Левин Ю.И. Заметки о “Машеньке” В.В.Набокова / / Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М., 1998. С. 281.

11) Набоков В.В. Собрание сочинений: В 4-х т. Т. 1. М., 1990. С. 54. В дальнейшем цитаты из романа “Машенька” приводятся по этому изданию с указанием страниц в тексте статьи. Курсив в цитатах везде наш - В.Р.

12) Об образе дома-книги в "Машеньке" см.: Дмитровская М.А. От первой метафоры к последней: смысл финала романа В.Набокова "Машенька" (в печати).

13) Газданов Г. Собрание сочинений в 3-х т. Т.1. М., 1996. С. 65. В дальнейшем цитаты из романа “Вечер у Клэр” приводятся по этому изданию с указанием страниц в тексте статьи. Курсив в цитатах везде наш - В.Р.

14) Слова с этим корнем распределены следующим образом (указаны номера страниц): 41, 42, 43, 46, 53, 56, 57, 64, 65, 68, 70, 73, 76, 77, 86, 87, 92, 100, 103, 106, 110, 116, 117, 139, 142, 144, 146, 151, 153. При этом число контекстов, обладающих, по нашему мнению, концептуальным значением, превышает 20.

ВСЕ ПРОЕКТЫ:

Русская жизнь

МОЛОКО
БЕЛЬСК
XPOHOC
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
РОССИЯ
МГУ
СЛОВО
ГЕОСИНХРОНИЯ
ПАМПАСЫ
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ

 

СТАТЬИ


Rambler's Top100 Rambler's Top100

Председатель Общества друзей Гайто Газданова -

Юрий Дмитриевич Нечипоренко

редактор Вячеслав Румянцев 01.07.2002