   |
| |
В.А. БОЯРСКИЙ |
|
|
"БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ" И "ВОЗВРАЩЕНИЕ БУДДЫ" |
XPOHOCСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИКАРТА САЙТА |
«Братья Карамазовы» Ф. М. Достоевского и «Возвращение Будды» Г. Газданова: некоторые мотивные аналогииВопрос об отношении Г. Газданова к творческому наследию Ф. М. Достоевского мало исследован. Отдельные замечания в работе Л. Диенеша (4), несколько замечаний комментаторов в собрании сочинений Г. Газданова (5) и наша статья ««Ночные дороги» Г. Газданова и «Записки из Мёртвого дома» Ф. М. Достоевского: опыт сопоставительного анализа» (1) - вот почти всё, что написано по этой теме. Актуальность же самой темы - сопоставление и анализ творчества двух крупнейших русских писателей ХIX и ХХ вв. - очевидна. Одним из наиболее активных интертекстов романа «Возвращение Будды» (далее - ВБ) является роман «Братья Карамазовы» (далее - БК). Упоминание этого романа один раз появляется в размышлениях нарратора ВБ («Я думал ещё о Великом Инквизиторе, и о трагической судьбе его автора…» (2, 138)). Больше «открыто» в романе ни Достоевский, ни его произведения не упоминаются, однако интертекстуальная активность его текстов чрезвычайно высока. Прежде всего, укажем на наиболее очевидные аналогии. Во-первых, это сама фабульная основа ВБ: преступление, которое совершается из-за наследства, но не только. Ту же коллизию мы встречаем и в БК. Однако мотив убийства из-за наследства связан в БК с мотивом ревности: Дмитрий, страстно влюблённый в Грушеньку, готов убить своего отца, если тому «выпадет счастье» стать избранником капризной Грушеньки. Тот же мотив ревности мы в имплицитном виде обнаруживаем в ВБ: Амар убивает Щербакова не только из-за денег. Животная натура этого героя, думается, не чужда ревности по отношению к человеку, которому его возлюбленная вынуждена продавать своё тело. Такая трактовка делает более ясным побуждения Амара, когда он, ничего не сказав Лиде, тайно уезжает из дансинга и лишь после совершения убийства с гордостью сообщает о нём Лиде. Причина такой скрытности - личный счёт Амара к Щербакову, именно поэтому он хочет совершить убийство сам, без всякого участия Лиды: он не столько реализует выгодный и рассчитанный план, сколько мстит человеку, уязвившему его гордость. Совпадает здесь также и мотив проституции: и Грушенька, и Лиза «любят» за деньги. Во многом совпадают и образы этих героинь: Грушенька была совращена, она ума, хитра, она хищница, которая добивается своих целей любыми средствами. Лиза - в видении нарратора - признаётся ему: «…потеряла невинность, когда мне было четырнадцать лет» (2, 179) (человеком, соблазнившим её, стал любовник её матери). Её решительность (доказательство тому - готовность пойти на убийство ради достижения своей цели), ум («Она взглянула на меня глазами, в которых было выражение скуки и упрёка, и тогда я впервые подумал, что она, может быть, по-своему умна» (2, 187)), хитрость (её второй визит к нарратору основывается на точном расчёте сделать его своим любовником или каким-то другим способом добиться его материальной поддержки), её непреодолимая притягательность для мужчин - все эти качества составляют образ опасной женщины, легко сопоставимый с образом «злодейки» Грушеньки. Однако в Лиде присутствует и другое важное качество - самоотверженность в любви. И хотя эта самоотверженность имеет свой предел (на допросах Лида без всякого сожаления «топит» своего возлюбленного), сам мотив даёт основание для сопоставления ещё с одним образом БК - с Катериной Ивановной. Эта страстная героиня готова всю свою жизнь принести в жертву Мите Карамазову за его благородный поступок. Она уверяет себя и других, что любит своего жениха, однако в конце концов понимает всю надуманность этого чувства. Лида также уверяет нарратора, что главное в её жизни - Амар: «Она сказала, что любит этого человека больше всего на свете и готова отдать за него жизнь» (2, 189). Она оплачивала лечение любовника, он жил и живёт за её счёт; однако такое настойчивое повторение слов о своей любви в соединении в поразительно скорым отказом от такой «незыблемой» страсти в финале романа наводит на мысль о возможном «книжном» характере Лидиной страсти. В пользу этой трактовки говорит само место и время возникновения этого чувства: «В Тунисе в течение некоторого времени она служила горничной у старого доктора, в квартире которого была библиотека, по вечерам она читала книги, которые брала оттуда, и чем больше она читала, сказала она, тем безотраднее ей казалась её собственная жизнь. Тогда же она встретила Амара, который был болен и несчастен, как она» (2, 189). Показательно, что она «встречает свою любовь» именно после знакомства с книгами. Она начинает видеть мир сквозь ту призму, которую ей дают книги, и сразу понимает безрадостность своего положения; встретив такого же «униженного и оскорблённого», больного такой характерной для романов ХIХ в. болезнью, как чахотка, Лида незамедлительно влюбляется в него. Надуманность этого чувства у Лиды и аналогия между ней и Екатериной Ивановной, таким образом, представляется весьма вероятной. Образ Лиды сопоставим ещё с одним образом БК - с Лизаветой Смердящей. Здесь, помимо чисто звукового сходства имён (тоже, впрочем, немаловажного), совпадает мотив «смердения»; нарратор пишет о Лиде: «…она провела свою жизнь в каком-то смрадном аду» (2, 189). Этот же мотив имплицитно присутствует в последнем разговоре нарратора с Лидой, когда он говорит о любви Лиды к Амару и о смысле его существования в целом: «Вы видели, вероятно, - недаром же вы были в Африке, - выгребные ямы при ярком солнечном свете. Вы видели, что там внизу, в нечистотах, медленно ползают беловатые короткие черви…. И я всякий раз, удерживая судорогу отвращения, вспоминаю это, когда думаю об Амаре» (2, 233). Страстное влечение нарратора к Лиде сменяется в конце романа отвращением («И одна только мысль о вашем прикосновении вызывает у меня отвращение» (2, 233)), в котором также можно увидеть отражение мотива «смердения». Добавим, что лейтмотив «узости» в описании тела Лиды может быть сопоставлен со «знаменитым» «узким следком» - пределом эротических мечтаний для одного из героев Достоевского. Следующая аналогия - соответствие пар Иван Карамазов - Павел Смердяков и нарратор - Амар. Герои Достоевского оказываются связаны общим преступным замыслом, при этом Иван, несмотря на достаточно откровенные намёки Смердякова, будто бы даже не подозревает об этом замысле. Во многом схожую ситуацию мы видим и в ВБ: нарратор вполне справедливо обвиняется защитником в суде: «…роль этого студента тоже менее ясна, чем кажется на первый взгляд. Он имел отчётливое представление о нравственном облике Лиды и её матери, и он знал о существовании Амара. Почему, будучи лучшим другом покойного, он не предупредил его об опасности подобной связи?» (2, 245).
Совпадает и оппозиция «теоретическая допустимость убийства - реальное воплощение замысла». Иван Карамазов, которому выгодно убийство его отца, живёт напряжённой духовной жизнью, он самый «рассудочный» из всех братьев («Значит, правду говорят люди, что с умным человеком и поговорить любопытно» (3, 254)). Его позиция «над схваткой» оказывается поколеблена, когда он понимает справедливость обвинений Смердякова. Нарратор также при допросе ведёт себя очень странно, говоря после сообщения ему следователем факта убийства Щербакова: «Это было чисто теоретическое положение. Это даже не было желание, это было произвольное логическое построение» (2, 208). Совпадение достаточно откровенных «логических построений» с фактом убийства Щербакова может показаться случайным, если не принять во внимание то, о чём говорит на суде защитник Амара: нарратор знал об опасности, но не захотел предупредить Щербакова. Сопоставление Смердякова и Амара также даёт целый ряд интересных соответствий. Во-первых, и тот, и другой страдают от неизлечимой болезни: Смердяков - эпилепсией, Амар - чахоткой. Во-вторых, оба пользуются немалым успехом у «дам». В-третьих, мечта Смердякова - после дельца открыть ресторан в Москве и зажить припеваючи; Амар тоже заранее знает, что он будет делать с деньгами, которые, в сущности, ему не принадлежат: он купит автомобиль (он даже заранее начал брать уроки вождения). И, наконец, в-четвёртых, самое важное соответствие: Смердяков считает себя простым фактотумом Ивана (хотя это вовсе не так), «палкой» в его руках; тот же мотив «орудия», которым управляют, в силу его тупости, другие, более умные сообщники, присутствует и в ВБ: «Был ли Амар действительно убийцей или был просто выполнителем преступного проекта, который созрел в мозгу других людей, - проекта, которого у него, Амара, никогда не было?» (2, 244). Аргументация защитника Амара на суде опирается на оппозицию «развращённые сообщники - бедный и необразованный Амар»; в этой оппозиции виден мотив контраста бедности - богатства, соединённый с мотивом несправедливости: «Кто мог ему внушить стремление к другой жизни, кто знал дорогие рестораны, кабаре, авеню Елисейских полей, ночной Париж, разврат и расточительность, переходы от богатства к бедности и от нищеты к богатству?» (2, 244-245). Тот же мотивный комплекс мы встречаем и в БК: явная несправедливость в распределении жизненных благ между Смердяковым и другими братьями, которым он должен прислуживать и угождать, очевидна; очевиден и мотив «обучения / развращения» простого героя. Если сравнить Ивана Карамазова и нарратора из ВБ, то становится очевидным совпадение мотива душевной болезни. Рассудочность и тонкость душевной организации Ивана Карамазова в какой-то степени «предопределяют» наступление его душевной болезни, являющейся результатом его комплекса вины по отношению к покойному отцу. Мотив «горя от ума», ведущего к душевной болезни, присутствует и в образе нарратора: «Это всё оттого, что вы много читаете, недостаточно едите и мало думаете о самом главном в вашем возрасте, о любви» (2, 253) - такова причина его болезни с точки зрения рационально мыслящей тётки Катрин. Оба героя своего рода «визионеры». Беседа Ивана с чёртом не единственное подтверждение этого тезиса: другим «видением» Ивана можно считать его поэму о Великом Инквизиторе. Основание такой трактовки - яркость и образность поэмы, которые в сопоставлении с последующим сумасшествием Ивана дают основание увидеть в поэме продукт видения «больного» - с медицинской, «бернаровской» точки зрения - сознания. Показательным является упоминание Великого Инквизитора в одном из размышлений / медитаций нарратора: фактически, перед нами в quasi-видении одного героя возникает аллюзия на quasi-видение другого. Мотив свободы - один из ядерных мотивов романтического комплекса - является центральным как в поэме Ивана, так и в видениях нарратора. Видения настолько мучительны для нарратора, что его мечтой является освобождение от них, которого он надеется добиться усилием воли; кратковременные периоды «выздоровления / освобождения» оцениваются им в категориях свобода / несвобода: Другим отражением этого мотива является свобода материальная, которую также обретает нарратор после смерти Щербакова. Но сумасшествие героев влечёт за собой и одинаковые последствия: Катерина Ивановна, влюблённая в Ивана, не может стать его невестой, т. к. он нездоров. Та же ситуация наблюдается и в случае нарратора и его возлюбленной Катрин. В аллегорическом плане именно «ум» (доведённый крайним напряжением до истощения и болезни) мешает жизни «сердца». Отметим, что мотив сумасшествия одного из влюблённых / супругов является у Достоевского константным: назовём такие пары как Ставрогин - Хромоножка, Мышкин - Аглая Епанчина (сюда же, в сущности, можно отнести и пару Раскольников - Соня, если вспомнить сон Раскольникова в эпилоге романа, где подобные ему искатели истины объявлены попросту больными и «бесноватыми»). В БК есть, однако, ещё одна пара, в которой мотив сумасшествия также имплицитно присутствует: это Митя - Грушенька. Хотя Митю и нельзя назвать сумасшедшим с такой же уверенностью, как его брата Ивана, он всё же демонстрирует чрезвычайно странное и, с медицинской точки зрения, выходящее за рамки нормы поведение (фактически, он постоянно находится в состоянии, близком к неврозу). Именно эта неадекватность его поведения и способствует трагедии. Мотив «проклятых вопросов» также «объединяет» образы Ивана Карамазова и нарратора. Для нарратора характерно неослабевающее желание постичь собственную природу и природу тех видений, которые его преследуют. В конце романа он, в отличие от Ивана Карамазова, такое «основание» находит: этим «иллюзорным» основанием становится любовь (отметим здесь, что Любовь, веру в которую обретает нарратор, является, с точки зрения христианской теологии, одним из атрибутов Бога, того Бога, в которого не может поверить Иван Карамазов). Для обоих героев характерен не только ум; они также и самые «культурные», самые образованные среди окружающих их персонажей. Иван блестяще закончил университет, ему пророчат большую карьеру; нарратор неоднократно говорит о своей учёбе и о культурных барьерах между людьми дна и людьми культуры. Мотив эпилепсии, очевидный в БК, имплицитно присутствует и в ВБ: такие симптомы недуга нарратора, как ощущение приближающегося припадка, выражающееся, прежде всего, в неясном томлении и беспричинном беспокойстве («Уже за день до этого мной овладело смутное беспокойство, беспричинное, как всегда, и потому особенно тягостное» (2, 139)). После «припадка» нарратор совершенно не помнит, что с ним происходило в действительности («Я не мог вспомнить, куда я направлялся, когда я вышел из дому, и что побудило меня предпринять это путешествие. Во всяком случае, я шёл, не видя ни домов, ни улиц, потому что в это же время я находился в тюрьме Центрального государства…» (2, 155)). Если вспомнить симптомы эпилепсии у Смердякова, то сходство покажется разительным. Укажем также на то, что для эпилептиков характерны яркие видения, протекающие за ограниченный момент времени (видение пророка Магомета о его путешествии на небо за время, пока падает кувшин). В контексте же всей русской культуры эпилепсия, несомненно, является «атрибутом» Достоевского и его героев. Таким образом, нарратор сопоставляется не столько со Смердяковым, сколько с самим Достоевским, а также с самым «известным» эпилептиком русской литературы -с князем Мышкиным. Другой важной аналогией является подробный показ механизмов действия следствия и судебной системы. Достоевский впервые в русской литературе совершенно точно демонстрирует процедуру допроса и суда, дав в подробностях пересказ как речи прокурора, так и защитника. Точно так же поступает и Газданов: подробные описания допросов сменяются отчётом о происшедшем и речами прокурора и защитника. Газданов педантично прослеживает путь Амара до самого конца: действия судебной и пеницитарной системы становятся основаниями для определённых обобщений о гуманности государственной системы в целом. Даже ключевая для БК фраза «Если Бога нет, то всё позволено», являющаяся «виновницей» случившегося, «трихином», которым заражены многие герои БК, находит свой отголосок в структуре ВБ. Нарратор арестован после того, как совершено убийство Щербакова, сопровождавшееся кражей статуэтки Будды. Его обвиняют в убийстве, которого он не совершал, и практически ничто не может его спасти, так как все улики против него. Должен свершиться суд неправедный, а убийца останется на свободе. Таким образом, происходящее можно прочитать как «исчезновение Бога, следствием которого становится несправедливость», - т. е. как своеобразную иллюстрацию к тезису Достоевского. В ВБ «Бог» всё же появляется и спасает нарратора, при этом его материальному появлению в виде случайно найденной золотой статуэтки предшествует духовное прозрение нарратора в тюрьме, во время которого он находит основу своего существования, давно им утраченную, - Любовь (т. е., того же Бога). В сущности, сам сюжет «пребывание в тюрьме - просветление» отсылает нас как к судьбе Мити, невиновного в убийстве, но захотевшего пострадать за свои грехи, так и к основному «жизненному мифу» самого Достоевского. Нарратор, лишь в тюрьме в условиях максимального ограничения свободы познавший самого себя, воплощает этот сюжет с максимальной точностью. Боярский В. А. ««Ночные дороги» Г. Газданова и «Записки из Мёртвого дома» Ф. М. Достоевского: опыт сопоставительного анализа // Электронный журнал «Исследовано в России», 26, стр. 273-281, 2001 г. http://zhurnal.are.relarn.ru/articles/2001/0026.pdf Газданов Г. Собр. соч.: В 3 т. М., 1996. Т. 2. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1972-1990. Т. 14. Диенеш Л. Гайто Газданов. Жизнь и творчество. Владикавказ, 1995. Сыроватко Л., Никоненко Ст., Диенеш Л. Комментарии // Газданов Г. Собр. соч.: В 3 т. М., 1996. |
ВСЕ ПРОЕКТЫ:Русская жизньXPOHOCФЛОРЕНСКИЙНАУКАРОССИЯМГУСЛОВОГЕОСИНХРОНИЯПАМПАСЫМОЛОКОГАЗДАНОВПЛАТОНОВ |
|
|
СТАТЬИ |
|
редактор Вячеслав Румянцев 01.07.2002 |
