> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ   > БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ

№ 04'04

Анатолий ЯКОВЛЕВ

XPOHOC

 

Русское поле:

Бельские просторы
МОЛОКО
РУССКАЯ ЖИЗНЬ
ПОДЪЕМ
СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
ПОДВИГ
СИБИРСКИЕ ОГНИ
Общество друзей Гайто Газданова
Энциклопедия творчества А.Платонова
Мемориальная страница Павла Флоренского
Страница Вадима Кожинова

 

Апология добра

Моей О. В.

* * *

Не умру я — сбегу на рыбалку, на Стикс,
на рассветную ли, на вечернюю зорьку.
Ты дождись меня только, за стол не садись! —
Одному за столом — горько…
На рыбалку сбегу со своих похорон —
то ли солнце в костер, то ли звезды раздую.
На крутом берегу мне расскажет Харон,
как плотву изловить золотую.
И когда панихиду завоют попы,
загуляют кадила, костры мои застя,
ты возьми две мои золотые плотвы —
загадай нам по счастью.
 
ВЕРА
 
Что ты глядишь, как любовной геенной
глупое сердце топлю?
Что ты следишь, как из глины подземной
грубого друга леплю?
Друг не оставит меня на привале,
хоть не догонит в пути.
Что ж ты глухие уста оживляешь?
Что ж ты стоишь позади?
С другом холодным спускаюсь в долину,
сны извергаю из уст.
Что ты мне дышишь в горбатую спину,
что я тебе, Иисус?
Звезды слепые в пожар раздуваю,
в схватке с Ваалом хриплю,
что ты мне раны мои омываешь,
кровь собираешь мою?
Небо не выбить стрелой из колодца,
как не сморгнуть воронье.
Что же ты застишь проклятое солнце,
что тебе зренье мое?
Что я тебе, босоногому Богу,
с плотницким сердцем в груди?..
Дай твою руку, раз знаешь дорогу.
В Лету меня проводи.
 
* * *
 
Кто я? Что я?
С. Есенин
 
Сжать журавля в кулаке — запоет, как синица.
Рубят траву полевую за спицею спица.
Рвется телега под гору, коня погоняет.
Кто я? Откуда? Не знаю откуда, не знаю…
Может, из леса античного я, необутый —
где причащают дриады росой незабудок.
Может, из снов, что под Млечным крадутся по-рысьи.
Может, из слов, что влюбленные мечут как бисер.
Был я в горах, слушал Бернса разбитое сердце.
Нес на руках его боль, как убитую серну.
Горные травы, как птицы, не ведали тайны.
Кто я? Откуда? Не знаю откуда, не знаю…
Может, я крик — и несу околесицу эха.
Может — из книг той египетской библиотеки:
строил песчаные замки и рухнул, завален.
Кто я? Откуда? Не знаю, не знаю, не знаю…
Скачет под гору телега — водой по каменьям.
Стала дорога рекою до моря забвенья.
Ширится русло — а я, как гадальное блюдце —
грежу чужим — только некуда мне обернуться.
 
НАШ ТИХИЙ, ТИХИЙ ОКЕАН
 
Если б Колумб не открыл Америки,
грот не прогрохал «Земля!» — и берега
не было — был океан, покладистей мерина,
тот, в котором была б Америка.
Было б — бизонов казенное стадо,
 
«Доброй охоты!» — в прериях Запада.
Был календарь — по-космически каменный.
Инки — и тайны их пирамидальные…
Было бы все: ведь история — лупа,
кроме Колумба, кроме Колумба.
Если бы мы не открыли друг друга —
острые строки не резали руки.
Но, распинаясь о жизни и смерти,
мы по привычке жили на свете.
Жили — редеющим стадом бизонов.
Жили — на мушке житейских законов.
Временем — с хваткою деловой:
чековый лист — календарь отрывной...
Но и Колумба пожрали бы мили —
если б друг друга мы не открыли.
 
* * *
 
Я зарыл золотые россыпи.
Я забыл дорогие лица.
Я теперь не могу без осени,
как без клетки не может птица.
Я готов снегопадам бронзовым
подставлять наготу, как связанный, —
только чтоб ледяные розы
в подреберье шипами вязли.
В окоеме февральском катятся
облака с фиолетовым привкусом, —
а мне хочется к волку ластиться
с человеческой, жаркой дикостью.
В полуглотку Луне повоем мы,
разбивая сугробы лапами, —
волки чуют весну по-своему,
волки тоже ловки на запахи.
Жаль, поэмы волкам до лампочки —
все равно, за чертой, за городом,
мы одной породы — пахнущей
одиночеством, страстью, голодом.
 
ЭЛЬДОРАДО
 
Боишься говорить: люблю?
И я боюсь. Но этим страхом
мы спугиваем с неба птаху,
которой петь, как соловью.
Боишься говорить: друзья?
И я боюсь. И в этом страхе,
как брошенный на плаху — в плахе,
не ты повинна, и не я.
До шлифа вымыли Клондайк —
и вот, застигнуты неладно,
бросаем за спину кайла…
у золотого Эльдорадо!
 
* * *
 
Женщина, влюбленная в меня, пианистка —
исполняет Шопена проворными пальцами.
Я же — публика соловьиного свиста.
Я — поэмы плету, как легенды — скитальцы.
Женщина, влюбленная в меня, — живет в доме,
нет, в специальном дворце музыкантов.
А я себе — перекати-поле.
Ищу-свищу по степи таланты.
Женщина, влюбленная в меня, — не без риска
в меня влюблена — ибо мир не прочен.
Но женщина, влюбленная в меня, пишет письма —
именно мне, а Шопену — ни строчки!..
 
ТАКАЯ ЛЮБОВЬ
 
Я люблю. Не коснувшись тебя никогда.
На руке не встопорщил волосики кожи.
И в ночные приливы внизу живота
не нырял, с обнаженным безумием, тоже.
Не читал иероглифы — линии ног.
Чумовые слова, что не стыдны для страсти,
не шептал — Пасифаю облапивший Бог.
И губами тигрино не ластился к пасти.
Я не брал твоей Трои… Такая любовь.
Девять лет загорают ахейские рати на щебне.
Но стучат топоры. И конь хитроумный готов
нутряное извергнуть — за верность и ревность Елены.
Я открою Америку белой груди,
как победным мечом обожгу ее бронзой.
Нашей ночью луна не посмеет взойти —
Нашей ночью мы сами достанем глазами до солнца.
 
МУДРОСТЬ?
 
Осточертели рифмы мудрых слов,
расклевывающие мозг, как грифы.
Давай — про эту самую любовь,
которая любому слову рифма.
Как небо зацветет над суетой! —
лишь гидроузел выруби на Каме.
Какая нежность прячется порой
в бумаге — как журавлик в оригами.
Мы закаляем в спорах кости лбов
и по живому режем наши жизни,
с аптекарским бесстрастием — любовь
развешивая мудрецам на смыслы.
 
ХЕЛЬГА — КОРОЛЕВА КЕЛЬТОВ
 
Хельга гадает по рунам:
счастье — за тайное знанье.
Хельга макает руки
в жаркие знаки-камни.
Крутится в небе время.
Снег прорастает, молод.
Что приумолкло, племя?
Будут война и голод?
Камни сжигают пальцы,
тает зола, взметаясь.
Долго еще казаться
миру — проклятой тайной?
Хельга дует на руки,
пьет золотистый вереск.
Хельга гадает по рунам —
Хельга в судьбу не верит.
Встал Стоунхендж, как стрелки.
В небе застыло время.
Хельга считает стрелы:
доброй охоты, племя!
 
ВТОРАЯ ЖИЗНЬ. ЗА ТРИДЦАТЬ
 
Мы перешли наш Рубикон.
Причем не вброд — но вплавь.
Теперь назад уже — в полон.
Так безоглядно правь!
Так говори: что в жизни той,
перевернувшей мир,
еще горит звездой двойной
наш горький Альтаир.
— За тридцать? Пожили свое! —
как говорят скопцы.
А мы плывем, а мы — плывем
и рубим все концы.
Так говори: не навреди,
судьба-злодейка, вновь —
по-ростовщически, в кредит,
нам оплати любовь.
Так говори: пусть не на сто
почти библейских лет —
часы-безделку брось на стол,
но чтобы стрелок — нет.
— За тридцать? Желтые листы —
им не подняться в рост.
А мы — доплыли? Жжем мосты.
Хоть вкривь и вкось — не врозь!..

 

Написать отзыв

 


Rambler's Top100 Rambler's Top100

 

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев

Русское поле