> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ   > БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ

№ 2'05

Яныбай Хамматов

XPOHOC

 

Русское поле:

Бельские просторы
МОЛОКО
РУССКАЯ ЖИЗНЬ
ПОДЪЕМ
СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
ПОДВИГ
СИБИРСКИЕ ОГНИ
Общество друзей Гайто Газданова
Энциклопедия творчества А.Платонова
Мемориальная страница Павла Флоренского
Страница Вадима Кожинова

 

«Любо, братцы, жить...»

К 80-летию башкирского писателя Яныбая Хамматова

Был месяц март. Со дня победы прошло уже десять месяцев, а фронтовики продолжали возвращаться домой с мыслью, что теперь им предстоит поднимать разрушенную страну. Об этом думал и я, видя последствия войны сквозь прокоптившееся окошко одного из холодных вагонов поезда, который мчался на восток, приближая меня к родным местам.
До сих пор не верится, что все уже позади и что я возвращаюсь домой живым-невредимым. Это уже само по себе счастье, и нужно уметь его ценить, ведь далеко не каждому выпала такая доля.
Бессознательно напевая про себя полюбившуюся мне армейскую песню «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить...», я с горечью перебирал в памяти имена погибших или пропавших без вести односельчан, представляя себе каждого из них: Хупсултана Шахниязова, Давлеткильде Мухаметьярова, Кильмухамета Хитауллина, Мухаррама Ишдавлетова, Галимьяна Шайбакова, Ханафи Хайруллина, Фахретдина Кужакова, Ханафи Садыкова, Салимьяна и Карима Хафизовых... Тяжело было сознавать, что я уже никогда их не увижу. Но каково же было семьям!..
...Когда пригодных для военной службы из числа взрослых в нашем ауле уже не осталось, стали призывать совсем еще юных ребят. До таких, как я, семнадцатилетних, очередь пока не дошла. Однако Сагит-агай Мухаметшин, возглавлявший в то время сельсовет вместо ушедшего на фронт Мырдабая Баимова, приписал мне год, чтобы раньше срока отправить на фронт вместе с его восемнадцатилетним сыном Ахматуллой, так сказать, для компании.
Это было в августе 42-го. Едва ли не вся деревня собралась тогда возле дома Мухаметшиных, чтобы со всеми почестями проводить долговязого сына начальника. Окруженный родственниками и соседями, он смущенно выслушивал их горячие напутствия, наставления и советы на все случаи жизни.
Кроме самых близких и друга Файзуллы, за меня не переживал никто. Односельчанам, которые пришли проводить Ахматуллу, не было до меня никакого дела. С их равнодушием я давно уже свыкся, однако на один миг во мне все же проснулось чувство обиды, когда среди толпы, облепившей со всех сторон Ахматуллу, появилась Рахиля — девушка, с которой он дружил. Рахиля бросилась со слезами к опешившему парню на шею и стала прилюдно его целовать. Тот долго не решался поднять руки, чтобы обнять ее.
До чего же я жалел в те минуты, что нет у меня девушки, которая бы точно так же, никого не стыдясь, с рыданиями меня провожала.

___________________
* Фрагмент автобиографического произведения, перевод с башкирского Гузэль Хамматовой.

До Вольска мы с Ахматуллой и другими призывниками добрались в товарном вагоне. Линия фронта проходила недалеко, из-за чего городок жил в постоянном тревожном ожидании. О близости фронта можно было судить не только по глубоким траншеям и обилию артиллерийских и прочих боевых установок, но и по отзвукам канонады, разрывов снарядов и рокоту вражеских самолетов, сбрасывавших время от времени бомбы.
Нас разместили в казарме — в двухэтажном кирпичном здании, наполовину разрушенном одной из таких бомб. К удивлению своему, я обнаружил здесь немало земляков, прибывших к месту назначения в разное время. Среди них были Файзулла Бакыев из деревни Бакыево моего родного Белорецкого района, Михаил Борисов из Узяна, Сафуан Курбангалиев из Буганака и Рамазан Уметбаев из Абзелиловского района.
Я пришел в восторг, узнав, что буду служить с ними в одной роте и даже в одном взводе. Только вот Уметбаев задержался у нас ненадолго. Как-то на вечернем построении, перед отбоем, старшина роты Царегородцев, прочитав нам наставления, сказал:
— Назовитесь, у кого хороший почерк и кто по-русски умеет писать без ошибок! Есть такие?
— Есть, товарищ старшина! — откликнулся, вытянувшись в струнку, Уметбаев. — Я и русский хорошо знаю, и почерк у меня неплохой. До призыва я работал писарем на золотом прииске.
В строю раздался ропот недовольства. Бывший учитель Иванов и солдат по фамилии Безденежный переглянулись, переговариваясь между собой:
— Вот выскочка! Верно, думает, что он грамотнее всех!..
Старшина не стал задавать лишних вопросов.
— Вот и ладно, — сказал он и тут же назначил башкирского парня ротным писарем.
В общении с людьми Рамазан Уметбаев был приветлив, учтив и услужлив. Говорил толково и писать умел, как надо. В качестве ротного писаря он прослужил дней десять, после чего его перевели в батальон, а уже затем назначили писарем при штабе третьего стрелкового полка.
Тем временем мы, его земляки, вместе с другими нашими товарищами проходили военную подготовку, участвуя в боевых учениях. Условия войны и напряженное ожидание осложняли и без того нелегкое обучение. Да и с едой было неважно. На завтрак выдавали на шестерых по одному котелку пшенной каши, на обед — жидкий суп из той же пшенки, вечером снова ели пшенную кашу...
Пытаясь урвать побольше, каждый спешил. При этом частенько обжигались, но вынуждены были терпеть. Я тоже старался не отставать от других. Даже хлебом не закусывал, приноровившись доедать его напоследок. Какое-то время это сходило мне с рук. Но однажды меня все же засекли.
Едва солдатский котелок опустел, я привычно вытащил из-за пазухи припрятанный кусок хлеба и только успел было поднести его ко рту, как вдруг услыхал громкий окрик командира отделения.
— Отставить!.. Отдать хлеб дежурному! — потребовал он.
— Можно, я потом доем, товарищ сержант?
— Никаких «потом»! Выполнять приказ! — рявкнул тот.
Сафуан Курбангалиев попытался за меня вступиться, но стоявший рядом с командиром отделения взводный Русов пришел в ярость:
— Сержанта вздумал учить, солдат! Будешь у меня за это после отбоя полы в казарме драить!
Нетерпимый к несправедливости, вспыльчивый и горячий Сафуан нахмурился и процедил сквозь зубы:
— Полы в казарме мыть не буду. Гауптвахты я не боюсь! И учтите, товарищ лейтенант, как только попадем на фронт, за то, что вы солдат обижаете, я вас пристрелю!
Опешивший от такой неслыханной дерзости Русов, не зная, как поступить, несколько секунд в нерешительности топтался перед верзилой Курбангалиевым, глядя на него снизу вверх, потом вдруг, опомнившись, выхватил у меня кусок хлеба, отшвырнул его в кусты и помчался навстречу приближающемуся командиру роты Нагорному.
— Товарищ старший лейтенант! — начал рапортовать он с ходу и, доложив все по порядку, тут же скрылся за деревьями.
— Э-эх, Сафуан, — с упреком произнес Бакыев. — Никак свой характер унять не можешь. Теперь хорошего не жди.
В ответ на это Курбангалиев, беспечно махнув рукой, громко рассмеялся:
— Не бери в голову. У меня со взводным с самого начала отношения не заладились. Достал он меня своими придирками. Повторяю: если он солдат обижать не перестанет, я его сразу же пристрелю, как только на фронте окажемся!..
Тот случай не прошел для Курбангалиева даром. Из нашего полка его вскоре забрали и прямиком отправили на фронт. Нас же тем временем продолжали обучать непростому военному ремеслу. Однако даже в трудных условиях находился иной раз повод для веселья.
Как-то раз, после того как мы вернулись с учений, политрук Савельев собрал всех на политинформацию. Просвещали нас в основном относительно обстановки на фронте. На этот раз вышло так, что не успел Савельев и рот раскрыть, как раздался голос стоявшего у двери дневального Мухаметшина:
— Встать!.. Сми-ир-но!.. Еще смирнее!.. — выпалил он с перепугу, и все поняли, что на подходе кто-то из руководства.
Как оказалось, пришел начальник штаба полка Иткин. Дневальный до того опешил, что позабыл слова рапорта. К тому же выяснилось, что он не разбирается в знаках отличия старших офицерских чинов. Не зная, как обратиться к начальнику, он произнес:
— Товарищ два капитана оба вместе!..
На петлицах у Иткина было по две шпалы. По одной шпале носили капитаны, по две — майоры. Знавшие об этом солдаты загоготали. Ахматулла и сам понял, что сморозил что-то не то, и растерянно топтался на месте.
Начальник штаба пенять ему за такое обращение не стал. Не меняя серьезного выражения, он сказал что-то сопровождавшему его командиру Ветрову, затем, повернувшись к политруку, велел продолжать политзанятие.
О чем говорил Савельев, я уже не слушал, размышляя о том, в каком неловком положении оказался мой незадачливый земляк Ахматулла. Он и в школе иногда попадал впросак. Я уже наперед знал, что теперь за ним закрепится кличка «товарищ два капитана оба вместе»...
В конце того же 42-го наш стрелковый полк отправили на фронт, линия которого к тому времени удалилась от Вольска на достаточно большое расстояние. Однако не успели мы добраться до места, как попали под бомбежку.
От мощного взрыва почва всколыхнулась. В одно мгновенье все смешалось, и какая-то непонятная сила прибила меня к земле. Я хотел было подняться, но тело почему-то не подчинялось. В глазах все запестрело, в голове зашумело, вскоре я оглох и потерял сознание.
В таком состоянии меня и еще нескольких раненых подобрали и отвезли в госпиталь, находившийся в Вольске. Пока я там лежал, ко мне дважды наведывался Рамазан Уметбаев. В последний раз он оставил для меня гостинец — свой паек в 200 граммов хлеба — и коротенькую записку. Кроме той записки, никаких вестей о Рамазане за всю войну больше не было. Прервалась связь и с другими однополчанами.
Промучился я в госпитале целых полгода. Ноги у меня распухли и почернели. Поясница не сгибалась. Голова гудела. В ушах стоял шум, а из носа на протяжении долгого времени беспрестанно сочилась кровь. Однако я выжил и постепенно стал приходить в себя.
Единственное, что я мог себе позволить в то время, было чтение. Попадавшиеся мне книжки читал запоем. Особенно запала мне в душу книга Джеймса Гринвуда «Маленький оборвыш». Потрясенный сходством судьбы главного героя с моей, я перечитывал ее снова и снова, проливая при этом горькие слезы. Так и казалось, что в ней написано про меня, мое безотрадное детство.
Открыл я для себя и творчество Джека Лондона. А самым любимым из всех его романов стал «Мартин Иден».
Когда я, наконец, встал на ноги и начал понемногу ходить, опираясь на палочку, меня неожиданно вызвали к начальнику госпиталя. В его кабинете я заметил какого-то офицера в форме летчика. Справившись у врачей о моем состоянии, тот задал мне несколько вопросов, после чего коротко сказал:
— Он нам подходит.
Для какой цели я ему понадобился, военный летчик объяснять не стал. Отобрав таким образом целую группу из числа выздоравливавших молодых ребят вроде меня, он забрал всех с собой в Орск, где нас зачислили в 11-ю школу младших авиаспециалистов (ШМАС).
Вот ведь как все обернулось!
Для учебы и получения специальности курсантам авиационной школы были предоставлены все возможности. Благодаря хорошим условиям содержания и питанию я стал заметно поправляться.
В тот период я окреп не только физически. Впервые за всю свою жизнь я почувствовал себя полноценным человеком и осознал, что у меня достаточно способностей для получения образования на русском языке.
Учился я с большим удовольствием и рвением и авиационную школу окончил практически с отличием.

 

  

Написать отзыв в гостевую книгу

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

 


Rambler's Top100 Rambler's Top100

 

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев

Русское поле