|
|
Все уходит
Сумеречный рассказ
Владимир был мал, но дорожил собой. Он говорил себе: я мнительный. Он
произносил иногда вслух: как все закручено. Проходя по улице, он смотрел на
девичьи ножки. Плевать мне на них, думал он, а сам смотрел. Его назвали в
честь Владимира Ильича Ленина, и сейчас, когда у власти был Владимир
Владимирович Путин, он чего-то пугался. А я такой маленький, думал он, и
ничем не владею. Даже собой иногда не владею.
Посмотрев направо и налево и пропуская машины, он пошел дальше. Он вспоминал
по пути о минувшем. Когда-то он любил учиться. Так любил учиться, что учился
хорошо. Ему нравились физика и химия, а в университете специальные предметы.
Он, бывало, открывал книгу и был в восхищении от специальных формул. Но
как-то раз он влюбился в Наташу, и формулы уже не задерживались в его
голове. И жизнь стала как вечный бой.
— Наташ, а Наташ, — говорил он, — а чего тебе сегодня во мне не нравится?
— Ты лопоух.
— У меня всегда такие уши.
— Ну ладно, косоглаз.
Они не поженились. Она укатила на юга, а Владимир, весь в падении душевном,
запил, закурил как пароход, в водке мог бы утонуть. Но приплыло спасение в
лице толстушки Ирмы. Толстушка Ирма была прибалтийка. У нее было очень
красивое лицо.
— Владимир, что сегодня? Что сегодня во мне тебе не нравится?
«Толстовата», — думал Владимир. — «А лицо-то какое у нее красивое!»
— Женюсь я на тебе, вот что мне в тебе не нравится, — сказал Владимир.
Но не женился Владимир на Ирме, а, вдруг испугавшись чего-то, порвал с ней
отношения. Он презирал себя за это, но все же понимал, что иначе нельзя.
«Идол я сам себе, — думал в испуге Владимир. — Идолу служу».
Вдруг он ударился в православную веру, прочитал все про патриотистику и
схоластику, даже углубился в католицизм и протестантство. Но чаще ходил в
храмы православные. Он смотрел на людей, собирающихся там, и ему было больно
от одиночества. Какая-то черная помощь преследовала его, как будто тени
стояли за ним и иногда указывали на него пальцем: проклят.
Он знал много женщин. Так ему надо было. Впрочем, все больше он ловил женщин
таких, которые ему не нравились. Однажды подловил гонорею, и гонора у него
поубавилось. Помучившись, решил жениться. Но все видели непостоянство в его
взгляде. И еще одно видели: проклят.
Отвлекался Владимир от всего, уже бросив религию и изучая политику, но там
он видел фиглярство сплошное, и ему было смешно. Там этак пощекотывали
политики по телевидению, а он смеялся: вот дурики, говорил, а этот вот
поумнее. И голосовал за тех, кто казался умнее. Но однажды увидел, что
политики сменяли один другого, и он понял, что все уходит.
И еще он понял, что все уходит, когда вспомнил всех женщин, которых знал.
Они, конечно, были при своих достоинствах, но любви к ним у Владимира уже не
было.
Он сжался от этого всего. Неистово стал посещать библиотеку и много читать.
А потом вспомнил о своей специальности — теории автоматов. Начал заниматься
автоматами, ушел с посредственной работы на работу по специальности, благо
однокашник попался, который помог устроиться.
— Пожалуй, мы все автоматизированы, — говорил Владимир однокашнику.
— С тобой каши не сваришь, коли так. Тебе должно что-то застилать глаза,
чтобы ты жил.
Работал Владимир покладисто и укладисто — старался все делать приемлемым для
всех и себя. Автоматы развивались в его воображении.
…Как он любил их! Ведь и мы тоже всего лишь автоматы, думал Владимир. Вот я
указываю пальцем на человека, а он не подозревает, что на него указывает
пальцем автомат.
Тогда Владимир выстроил свою иерархию. Автоматы у него делились на машины,
собственно автоматы и на киберы. Наиболее сложный — это кибер. Он терялся в
рассуждениях, кто он сам — автомат или кибер. А в минуты тоски или счастья —
считал себя машиной. Но опять же не всегда и не равнозначно. Кибер — это
самое сложное, но в то же время это очень больно — быть кибером. Надо искать
что-то, чтобы быть кибером. В отличие от кибера просто автомат уже стремился
к цели, но не искал ее, автомат не мог искать цель. И хотелось Владимиру
быть или кибером или автоматом, а иногда и машиной.
Также он вырабатывал автоматическую теорию счастья. Счастье, думал он, столь
же автоматично, как и несчастье. Но его коллега Ганнушкин поспорил с ним.
Нет и нет, сказал он, несчастье более автоматично. Тогда включился в спор
доктор технических наук Вахмуряев, сказал, что счастье более автоматично,
чем несчастье.
— Чем докажете? — спросил Ганнушкин.
— Тем, что можно увидеть красивое и быть уже счастливым, — сказал Вахмуряев.
— Чем же несчастье менее автоматично? — спросил Ганнушкин.
— Болью не физической, а духовной, — ответил Вахмуряев и приуныл.
Бросив идею, Владимир ушел от ученых коллег домой, где его ждал пес Серафим.
Серафим подлизывался.
— Одни мы с тобой, Серафим, — сказал Владимир и попытался пошевелить ушами.
В последнее время он вспомнил детскую забаву, шевеление ушами, чтобы
поднимать себе настроение.
— Эх я, ни счастья мне, ничего, — обронил в сердцах Владимир и стал метаться
по квартире. — Определенно, сегодня надо подцепить какую-то бабу.
Подумав так, Владимир пошел на улицу и стал искать бабу. Искал там и сям,
везде искал, видел много женщин, но не нашел никого и пригорюнился. Я,
наверное, где-то не прав. Надо менять жизнь! Но как?
Поехал Владимир как-то один на своей новой машине на природу. От женщин он
уже устал. Жениться не мог из-за прежнего их обилия. На природе, которую он
увидел особо прекрасной в одном из мест за городом, он зашел в лес у речки и
отдыхал, вдыхая свежий воздух. Он забыл про автоматы. Он забыл на время о
многом. Он наблюдал за шевелением листвы и слушал волнения деревьев.
Отчего-то захватывало дух. Он прикладывался то к одному стволу дерева, то к
другому. Так он бродил и бродил по лесу. К чему это? Да ни к чему.
Выйдя из леса на дорогу, он встал посреди нее, раскинув руки, и заставил
остановиться проезжавший мимо грузовик, а вышедшему из грузовика человеку
крикнул:
— Ну нельзя так делать, конечно, нельзя. А все же я устал.
— Устал не устал, проваливай с дороги. А то я тебя ударю, у меня специальная
оборонительная дубина припасена.
От такой обороны ушел в лес Владимир и вдруг увидел бегущего бурундучка.
Раз, два — и тот уже скрылся. Побыть бы бурундучком, не разумным, подумалось
Владимиру, навроде бурундучка из мультика.
В городе он смотрел в окно и вдруг захотел выскочить на улицу, перебежать ее
и, заскочив в забегаловку, выпить сто грамм. При перебегании дороги его
сбила машина, и он попал в больницу с переломами ребер и ключицы.
— Повезло тебе, — сказал хирург.
— Повезло? — и Владимир улыбнулся широко-широко. — Как же я рад, что жив,
что живу, но что такое жизнь, я так и не знаю.
— Эй, тут есть лишнее место? — спросила медсестра. — Привезли человека с
переломами, но ему тоже повезло.
— Как нам все повезло! — воскликнул Владимир.
Широкая улыбка. Его часто видели с широкой улыбкой. Он был теперь таким
улыбчивым.
Все уходит. А зачем и что уходит, трудно выяснить до конца.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
