> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ   > МОЛОКО
 

Екатерина Репьева

МОЛОКО

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ 

О проекте
Проза
Поэзия
Очерк
Эссе
Беседы
Критика
Литературоведение
Naif
Редакция
Авторы
Галерея
Архив 2006 г.

 

 

XPOHOC

Русское поле

МОЛОКО

РуЖи

БЕЛЬСК
ПОДЪЕМ
ЖУРНАЛ СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
"ПОДВИГ"
СИБИРСКИЕ ОГНИ
РОМАН-ГАЗЕТА
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
РОССИЯ
МГУ
СЛОВО
ГЕОСИНХРОНИЯ

Екатерина Репьева *

Литература как оружие глобализма

О романе Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик»

Очередной роман писательницы Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик» уже назван в прессе «литературой самого высокого полета» и «колоссальным проектом». Сегодня получить такой эпитет можно с легкостью: например, если начать проявлять недовольство традиционной религией или затронуть животрепещущую тему толерантности. Именно за апологию «терпимости», причем терпимости непременно к меньшинству, а не к большинству, дают сегодня почетную премию Букера. В 2001 году Улицкая получила 12,5 тысяч долларов как лауреат премии Smirnoff-Букер благодаря книге «Казус Кукоцкого». Направление для получения еще одной премии взято верное.
В новом романе она рисует образ «праведника»-экумениста, еврея Даниэля Штайна, и выступает от его лица за слияние христианских церквей и иудаизма в одну церковь. В этом сказывается сегодняшняя мировая тенденция: так, роман англичанки Моники Али «Брик-лейн» вошел в прошлогодний шорт–лист букеровской премии потому, что в нем описывается трудная судьба «безмолвной мусульманки», «которая даже в Лондоне умудряется жить по законам, усвоенным со времен детства в глухой деревушке». С одной стороны – разрушение религиозных традиций у Улицкой, а с другой – создание гетто со своими традициями посреди большого города. У другого претендента на Букер, индийца Рохинтона Мистри, книги посвящены борьбе за жизнь религиозной общины парсов-огнепоклонников, которые стремятся сохранить свою веру путем запрета на браки с иноверцами. Если книга соответствует духу глобализма, то критика не обратит внимание на слабость художественной стороны, неумелое построение и неблагозвучие фраз, а отсутствие четкого сюжета будет расценено как модное фотографическое изображение жизни.
Роман Улицкой посвящен реально жившему и скончавшемуся в 1998 году монаху-кармелиту, брату Даниэлю Освальду Руфайзену. Будучи евреем, умудрившимся обмануть гестапо, он принял католицизм и знаком миру по «делу Руфайзена». Израиль, как известно, отказывает в репатриации тем иудеям, кто принял иную веру, но брат Даниэль из принципиальных соображений судился с родным государством за право в паспорте именоваться евреем. Ему и гражданство готовы были предоставить – через натурализацию, но предприимчивый монах непременно хотел формального признания себя евреем в документах через закон о возвращении, как рожденный от еврейской матери, и не иначе.
Эта книга, изданная в России и написанная российской писательницей, к русским людям и нашей литературной традиции отношения не имеет. В романе огромное количество персонажей, но почти все они – евреи: Эва Манукян, Авигдор и Даниэль Штайн, Эстер и Исаак Гантман, Рита Ковач и Павел Кочинский… Основное место действия – Израиль. Людмила Улицкая воссоздает национальный еврейский характер, любуясь его природным скептицизмом и стремлением внедрять «толерантность» в умы, и поэтому придавать её роману особую для России значимость мы не имеем права.
Язык романа, русский язык, далек от совершенства. Прабабушка Улицкой была еврейкой и писала стихи на идише, но одно характерное стихотворение все же было написано по-русски:

Я убираю комнату
И отдыхаю
Поэтому это,
Что мой сын – поэта

Неблагозвучие фраз, как будто бы с трудом составленных по-русски, свойственны и Улицкой: « - Хильда, а ты своим языком не особенно размахивай про то, как я хасида вёз», - говорит брат Даниэль. Можно ли «размахивать языком»? Или « - Что ты хочешь подарить Богу? Свои любовные страдания? Это ты хочешь принести ему в дар?» Возможно ли было Ивану Бунину или Александру Пушкину допустить на своих страницах тарахтящее сочетание «э-то-ты»? Многого стоит фраза «…Может, ты хочешь, чтобы у тебя над головой засверкало это самоварное золото, которое рисуют на восточных иконах?» Пардон, что за «самоварное золото»? Нимб? Но кому придет в голову сравнить нимб с самоваром? Почему оно сверкает над головой, а не вокруг головы, если речь идет о православной иконографии? Но и католические эллипсовидные нимбы «над головой» в свою очередь по форме никак самовар не напоминают. «Руки мои онемели и замерзли – как два куска льда…» Сравнивать нечто замерзшее со льдом еще не значит являть свой изысканный литературный вкус! Неужели мы слишком придираемся к мелочам? Но в таком случае критика страдает обратным – не замечает мелочей вовсе и торопится с раздачей премий!
Брат Даниэль основал в Хайфе религиозную общину ивритоговорящих католиков, куда могли примкнуть христиане самого разного пошиба: католики-поляки, протестанты, некие православные, униаты. Для них брат Даниэль служил мессу на иврите и призывал творить добрые дела. Причем о нем известно, что вместо ортодоксии, то есть правильной веры и мнения, православия, для этого человека была важна ортопраксия, то есть правильные поступки. Следовательно, не важно, во что ты веришь, а важно как ты живешь. Таким образом, экуменизм брата Даниэля являет достаточно потребительское отношение к любой вере с её догматами, рассматривая религию как нескончаемый источник вражды между верующими. Для автора книги все религии равны. И здесь находим непростительную неточность в аргументации. Брат Даниэль возмущен: «Почему его (Христа) надо искать в церковных учениях, которые появились через тысячу лет после Его смерти»? Людмила Улицкая утверждает, что штудировала Библию, но этого явно было недостаточно для внесения ясности в представление о раннехристианской церковной истории. «Церковное учение» как таковое, то есть православный Символ веры и четкое определение, во что мы веруем, оформилось на первых семи Вселенских соборах. Первый их них был созван в 325 г. в городе Никея, а седьмой и последний в 787 г. в Константинополе. Но вот говоря о традиции иудейской, Улицкая заявляет, что Пятикнижие Моисеево, Тору, еврейские дети упорно изучают на протяжении двух тысяч лет. Действительно, все христианские религии покажутся на одно лицо, если не углубиться в предмет исследования!
Ещё в начале века высказывания типа «для Бога все конфессии равны» подверглись критике протоиерея Философа Орнатского: «Равны ли христианские исповедания перед Богом, это и решать Богу. Что это за литературный папизм - говорить от имени Бога! У нас, у христиан вообще, есть критерий для оценки христианских исповеданий: это - верность их Священному Писанию с церковным Преданием и голосу Вселенской Церкви, раздававшемуся на Вселенских Соборах». При всей привлекательности экуменического упрощения, здесь не далеко до впадения в соблазн. Разумеется, апостол Иаков говорил: «Вера без дел мертва», но отсутствие четкой догматики (что является логичным следствием смешения всех конфессий) для каждого человека будет способствовать установлению индивидуальной системы ценностей, хаосу в головах. Профессор московской духовной академии А.И. Осипов пишет: «Очень важно отметить, что Православие не рассматривает религиозность, молитвенность, вдохновение и аскетизм, как ipso facto явления положительные в духовном отношении, как уже бесспорно ведущие христианина или христиан к Богу и к единству друг с другом. Напротив, и в этом специфика Православия по сравнению с инославием, оно, в лице единодушного голоса своих аскетических писателей, предупреждает о вполне реальной в духовной жизни опасности уклонения от истины и впадения в так называемую прелесть, то есть высокое мнение о себе, о своих христианских достоинствах и искание духовных наслаждений».
Даниэль Штайн не так уж далек от самолюбования, он неоднократно назван «праведником». И это при том, что он в безмерной толерантности своей готов оправдать связь девушки и женатого мужчины, отца троих детей. «Ты для того и создана, чтобы тебя любили, - утешает он грешницу. – Грех на другом человеке. Он брал на себя обет. Но и его я могу понять, Хильда. Женщины в любви почти всегда жертвы». Представим, если бы Татьяна Ларина, выйдя замуж, оказалась менее целомудренной и кинулась в объятия Онегина, как опьяненная страстью «жертва любви», – неужели сей женский образ показался бы нам столь целостным и возвышенным? Да и Александр Пушкин не опускался до создания собственного понятия о нравственности.
Родной брат говорит о Штайне: «Всё, что он делал, он делал по-честному, очень хорошо». А племянница удостаивает его и вовсе «высшей» похвалы: «Дядька наш – настоящий менеджер. Он всё может организовать. Он организовал и школу для приезжих детей, и приют, и богадельню». Как тут не вспомнить современный и такой нерусский образ «эффективного менеджера на троне». Лавровый венок с радостью надевает на Даниэля молодая немка Хильда, еще один эпатажный персонаж романа. Немецкая девушка выросла с чувством вины перед евреями, вины за геноцид во время Второй мировой. Страстное желание искупить вину перед еврейским народом приводит её в Хайфу. В реалистичность подобного характера верится с трудом, чувствуется неестественность, надуманность: «…Я поняла, что хочу посвятить свою жизнь помощи евреям. Конечно, историческая вина немцев огромна, я как немка разделяю её. Я хочу работать теперь на государство Израиль», - заявляет Хильда.
Известное стремление взращивать комплекс вины в немецкой нации дает отличный повод для возмущения и процветания неонацизма, так что Улицкая как будто специально льет воду на мельницу тех своих потенциальных читателей, кто увлекается фашистской идеологией. Как тут не вспомнить исследование современного американского профессора Д.-И. Гольдхагена, в котором он не стесняясь называет немцев «прирожденными убийцами». Не новый и такой выгодный мотив о неоплатном долгу одной нации перед другой…
И снова встречаем неточность, которая как искра может разжечь межнациональную неприязнь. Улицкая говорит об антисемитизме, как характерной для Церкви политике. «Никуда нельзя уйти от факта, что двухтысячелетнее официальное христианство хотя и руководствовалось заветами христианской любви, но несло в себе неистребимую ненависть к евреям». На это остается заметить лишь, что если среди христиан находятся антисемиты, то среди евреев ничуть не меньше людей, ненавидящих христиан, и были такие евреи со времен Нового завета. Философ Василий Розанов в начале XX века отмечал великую терпимость православных: «Не видал я человека, да, вероятно, и никто не видал, который сказал бы: «не могу без отвращения видеть протестанта», «видеть без гнусности протестантскую кирку, католический храм» или сказал бы: «мутит сердце, когда слушаю мессу»… Людмиле Улицкой было бы не выгодно отказываться от древнего образа «гонимого народа», иначе премию не дадут, так что в своем восхищении евреями она порой доходит до абсурда: «Знаешь, я вдруг поняла, почему у евреев нет икон – и быть не могло: у них у самих такие лица, что никакие иконы уже не нужны».
Не понятно, какую собственно религию исповедовал «католик»-кармелит Даниэль, ибо над могилой его были прочитаны христианские заупокойные молитвы, псалмы и еврейская молитва-кадиш. А у могилы стояли «объединенные общим горем евреи и арабы, иудеи и христиане, израильтяне и приезжие, монахи различных орденов и миряне». Вот такое столпотворение. Недаром о своей общине он говорил: «Здесь мы находимся у истоков христианства, здесь нет места разделениям». Но, как обычно бывает с призывающими к толерантности меньшинствами, именно они и вносят смуту в общество с традиционным укладом. Ивритоговорящие католики не были слишком смиренны и потребовали себе собственного епископа, отдельной юрисдикции, вокруг чего разгорелись немалые споры. Очевидец тех событий, иезуит Дрю Кристиансен писал в 2003 году: «Самая большая группа евреев-католиков состоит приблизительно из 80 польскоязычных иммигрантов в Тель-Авиве. Другая, численностью 50-70 членов находится в Иерусалиме, большинство из них франкоязычные репатрианты. Община в Беер Шкеве насчитывает 30-40 прихожан, включая несколько индийских и российских семей. Лишь часть из членов евреев-католиков бегло говорит на иврите, она невелика и насчитывает в своих рядах около 250 человек». Так чего ради и шум поднимать?
Ивритоговорящие экуменисты мечтают вернуться в лоно Древней церкви, создать так называемый христианский союз всех номинаций для совместной молитвы, но только понимание этой Церкви у них отсутствует. Зато иврит между членами общины распространяется быстро. Профессор Осипов объясняет: «… Экуменизм может достичь своей цели только в том случае, если существующие христианские церкви беспристрастно оценят свое настоящее кредо через призму учения и практики Древней Церкви, как наиболее полной и чистой выразительницы апостольской проповеди и духа Христова, и, найдя у себя что-либо измененным по существу, возвратятся к первозданной целостности». Вряд ли прихожане брата Даниэля обратятся к Православию, ведь для них все церкви равны между собой.
Согласно брату Даниэлю, католицизм сегодня обречен на деградацию из-за отрыва от «иудейской традиции». Снова непростительная неточность! При чем тут иудейство, если католицизм в 1054 году отошел конкретно от православия, внеся изменения в ряд догматов?
Описывая церкви в Израиле, брат Даниэль брюзжит: «Не говорю уж о разнообразных православных, между которыми тоже нет никакого согласия – церковь Московской патриархии находится в глубоком конфликте с зарубежниками и так далее до бесконечности…» Сколько же разочарования противникам православия принесет грядущее в 2007 году соединение Русской православной и зарубежной церквей! Такие люди и в отношениях между старообрядами и РПЦ склонны видеть глубокий конфликт, что, разумеется, лишено малейшего основания. Удивляет Даниэля и высокий забор между католическим и православным храмами на горе Табор. Если бы «праведник» Даниэль действительно был католиком, то присоединился бы вероятно к службе в католическом храме. Но экуменизм его в том и заключается, что вместо возможного присоединения он предпочел служить литургию на свежем воздухе, за пределами какого-либо из храмов. То есть гордо отъединился.
Поверхностный взгляд на веру, представленный в книге, поражает. Кем был Христос по национальности? Для брата Даниэля, уже известного нам своей принципиальностью, это почему-то важно, в то время как для истинного христианина Христос прежде всего Сын Божий. Впадая здесь в мелочную конкретику, брат Даниэль обобщает и упрощает. Вопрос Пилата «Что есть истина?» для Даниэля всего лишь риторический вопрос, то есть не предполагающий ответа. Христианам известно: перед Пилатом стояла воплощенная Истина, неузнанная им. Точно так же «праведник» Даниэль не видит Христа, но занимается копанием в Его генеалогическом древе.
Посмотрим, что говорил о религиозных упрощениях святейший Патриарх Сергий: «В культурном христианском обществе не принято ставить вопрос об истинной Церкви ребром. Там чаще слышится так называемый широкий взгляд, по которому наши «земные перегородки до неба не достигают»… Церковные разделения - плод властолюбия духовенства и несговорчивости богословов. Пусть человек будет православным, католиком или протестантом, лишь бы он был по жизни христианином, - и он может быть спокоен... Но такая широта, столь удобная в жизни и успокоительная, не удовлетворяет людей подлинно церковных, привыкших давать себе ясный отчет в своей вере и убеждениях. Под этой широтой им чуется просто скептицизм, холодность к вере, равнодушие к спасению души». Таким образом, широкие взгляды Даниэля являются лишь результатом его мелочности и поверхностности. Да и так ли горяч в своей вере монах Даниэль, если само монашество для него – тяжкое бремя, вынужденная мера. «Всю жизнь я тоскую – без детей, без семьи, без женщины…», - сетует он. «Я думаю, что мои обеты спасли мир от большого ловеласа, потому что мне очень нравятся женщины, и это большое счастье, что я не женат, потому что я причинял бы много беспокойства жене, заглядываясь на женщин». Малопривлекательная личность по большому счету этот брат Даниэль… О какой уж литературе «высокого полета» можно говорить, если книга не только лишена художественных достоинств, но и занимается подменой понятий.

 

* Екатерина Репьева, аспирант Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета

 

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

 

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

МОЛОКО

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ 

 


Rambler's Top100 Rambler's Top100
 

 

МОЛОКО

Гл. редактор журнала "МОЛОКО"

Лидия Сычева

Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев