|
|
Красные
сапожки*
Рассказ
Сегодня Искандер проснулся особенно тяжело: голова разламывалась, сердце
то бешено колотилось, то замирало, а веки словно были налиты свинцом. «Эх,
выпить бы сейчас чего-нибудь, — подумал он, — например, холодного пивка, а
лучше всего рюмочку беленькой…» Искандер, подняв голову, бросил взгляд на
рядом стоящий стол, но кроме пустых бутылок и грязной посуды ничего не
увидел. На засаленной клеенке были разбросаны куски хлеба, остатки еды. При
виде этого бардака ему стало тошно.
А день был прекрасен. Не скажешь, что середина сентября. В избе играли
веселые солнечные лучи, словно стараясь скрасить убогость голых стен. На
стуле возле кровати, зажмурив глаза от удовольствия и мурлыча, лежала кошка.
Посмотрите-ка, как балдеет. Искандеру так тяжко, а она наслаждается. Как
будто нарочно. Какое она имеет право мурлыкать и нежиться от удовольствия,
когда так муторно хозяину?
— Брысь!
Но та продолжала лежать, только слегка прижала уши и перестала мурлыкать.
Искандер вдруг озверел.
— Ах, падла! — Он схватил кошку за шкирку и шмякнул о бревна стены, где так
весело играли солнечные лучи. Не ожидавшая от хозяина такой подлости, она
взъерошила шерсть на спине, зашипела и юркнула под нары.
На нарах возле столика играла со своими куклами пятилетняя Айсулпан.
— Ой, папа, что ты сделал с кошкой? Бабушка говорит, что их нельзя обижать,
что у них проклятие нехорошим бывает.
Девочка опустилась на пол и стала звать ласковым голосом:
— Кис, кис, кис!.. Иди сюда, иди!..
— Ха, бабушка! — сказал Искандер, все еще на кого-то или на что-то злясь. —
Дура она. Если бы умная была, давно бы пришла узнать, не болит ли у сына
голова…
Айсулпан, не обращая внимания на отца, звала кошку.
— Эй, ты! — сказал Искандер, тыкая коленом в бок жены, которая спала рядом.
Вставать Василя, судя по всему, не собиралась, она лишь испустила стон и
перевернулась на другой бок.
— Эй! — повторил Искандер. На этот раз его голос прозвучал громче и колено
ударилось об мягкое место Васили тверже.
— Ты что с раннего утра человека будишь? — спросонья выразила свое
недовольство супруга.
— Какое утро, черт возьми! Скоро уж полдень, вставай!
— И что ты собираешься делать, разбудив меня?
— С тобой, что ли? Сказал бы, да здесь ребенок.
___________
* Перевод с башкирского Зубаржат Галишиной.
— Ребенок? С каких это пор ты о ребенке думаешь? Если бы думал, хоть
обновку купил бы дочери. — С трудом открыв опухшие глаза, Василя поднялась.
— Вон, посмотри, как она одета!.. Пьяница!
— Ты на себя посмотри.
— Сам научил меня пить!
— Ладно, ладно, — примирительно сказал Искандер, — сил нет, чтобы ругаться с
тобой. Лучше посмотри, не осталось ли там чего-нибудь.
— Ну да, осталось! Ты ведь не успокоишься, пока все не выпьешь.
Василя с оханьем встала, собрала растрепанные волосы. Айсулпан, потеряв
надежду, что кошка выйдет из-под нар, подошла к отцу:
— Папа, хочешь попить молочка? Если хочешь, я тебе налью.
— Нет. Молоко пьют только такие маленькие девочки, как ты.
— Корову сегодня опять бабушка доила и потом погнала на пастбище. Она так
переживала из-за вас с мамой. А сама сказала, что у нее несобранное сено
осталось, взяла грабли и пошла на покос…
От лепета соскучившейся по разговорам Айсулпан на душе у Искандера стало
тепло. Дочку он любил. Сколько раз он клялся бросить ради нее пить! Клялся,
но, получив деньги, всякий раз забывал. Правду говорит Василя, одежда у
Айсулпан износилась: появились дырки на локтях и коленках. Но девочке не до
этого — вот уже третий день она радуется своим сапожкам. До того радуется,
что не снимает их даже ночью.
А сапоги на самом деле красивые: кожа ярко-красная, а внутри отделаны
белоснежным искусственным мехом. Просто загляденье! Искандер купил их два
дня назад в местном магазине. Он хотел хоть что-нибудь купить, пока еще все
деньги не пропил. Продавщица — Фархана-апа, увидев, что он на время
засомневался, уговаривала его: «Бери, бери, одна пара только и осталась. Они
как будто на Айсулпан сшиты».
— Ох, мое сердце! — Искандер сделал кислое лицо. — Василя, сбегай в магазин,
болею ведь.
— А что я могу сделать? Думаешь, мне хорошо?
— Ну, найди что-нибудь.
— Деньги дай — найду.
— Бутылки отнеси.
— Сегодня бутылки не принимают.
— Попробуй взаймы попросить.
— Нет. Я и так достаточно унижалась.
— Ну, Василя, найди какой-нибудь способ, не убивай меня.
— Сам найди. Мужчина ты или нет?
Василя вышла на улицу, захлопнув за собой дверь.
«Наверное, правду говорят, что наши предки не пили, — промелькнула мысль в
голове Искандера, — ведь в башкирском языке нет слова «похмелье»».
Внезапно его взгляд остановился на сапогах Айсулпан. «Вот деньги на
бутылку», — подумал Искандер, но сначала пытался гнать эту мысль из головы.
Однако навязчивую мысль поддержал сатана по имени «желание», и,
объединившись, они подчинили себе отравленную и расшатанную водкой волю
Искандера. Он с решительным видом поднялся:
— Доченька, поди-ка сюда. — Со всех сторон ощупав сапожки послушно
подошедшей Айсулпан, спросил: — Они тебе впору? Не жмут?
— Как раз впору! — сказала с радостным видом ничего не подозревавшая
девочка. — Бабушка тоже так говорит.
— Ну-ка, ну-ка! Погоди, кажется, у большого пальца жмут? Да, жмут. Ах,
доченька, надо было вместе пойти, чтобы померить! Сапоги-то тебе малы
оказались. А ты же еще расти будешь.
Искандер так убедительно говорил, что на его лице появились признаки
настоящего волнения. Его словам не то что ребенок, но и он сам начал верить.
— Давай я отнесу их обратно в магазин и поменяю на больший размер, —
продолжил он, — раз они тебе жмут, долго не проносишь, порвутся еще.
Эх, младенческая душа! Даже самую ужасную ложь она принимает за чистую
монету.
Айсулпан уже успела привыкнуть к сапогам и расставаться с ними не хотела, но
раз отец так беспокоится, невозможно не послушаться: ведь он говорит, что
поменяет их. Она сняла свои ненаглядные сапожки и отдала в дрожащие руки
отца.
…Когда Искандер зашел в магазин, Фархана была одна и усердно записывала
что-то в старенькую тетрадь.
— Чего надо? — спросила она, не отрываясь от тетради.
— Фархана-апа… те сапоги, которые я купил … оказались малы Айсулпан: они ей
жмут, и еще узковаты…
— Ну и что? — Продавщица нацелила на него пытливый взгляд.
— Ну и я хотел их обратно вернуть.
— Эх, Искандер, Искандер, — сказала Фархана-апа с горечью, — ты,
оказывается, совсем стыд потерял. Ты думаешь, я тебя не знаю и не знаю
размер Айсулпан? Кого ты хочешь обмануть?
— Ну ладно, Фархана-апа… — пробурчал Искандер, не зная, куда деть сапоги.
— Вижу. Так охаешь, будто от работы заболел. Василя твоя тоже хороша! Мать
все еще на покос ходит, несмотря на возраст, а вы тут пьянствуете. —
Фархана-апа еще больше разгорячилась: — А твоя дочь: ей уже пять лет, а
какую радость она видела? Другие дети прекрасно одеты, а ваша?..
— Ну ладно, ладно! — Искандеру ничего не оставалось, кроме как согласиться с
продавщицей. — Ты, Фархана-апа, вечно ругаешься.
— Да как тут не ругаться!
— Я на все согласен, только не дай умереть, — Искандер бросил жадный взгляд
на полку с желанными бутылками.
— Ну ладно. — Продавщица немного смягчилась. — Тебя самого не жаль, а жаль
Айсулпан. Одну бутылку я дам тебе в долг, но только ради того, чтобы у
Айсулпан был отец. На, бери. Хоть какой, но все-таки отец. А впрочем, лучше
бы не было таких отцов…
Ошарашенный неожиданной удачей, Искандер даже не услышал последних слов. Он
то совал бутылку в карман фуфайки, то вынимал оттуда, в конце концов сунул
туда красные сапожки и обеими руками обнял бутылку. Даже забыв
поблагодарить, он поспешил домой…
Когда Искандер и Василя, опохмелившись, а на самом деле снова опьянев,
уснули, кошка вышла из-под нар. Она сначала приласкалась к Айсулпан, а
потом, мяукая, подошла к порогу и принялась царапать дверь.
— Хочешь выйти, да? Сейчас, сейчас, подожди немножко, — Айсулпан слезла с
нар. Стоило ей открыть дверь, как кошка пулей вылетела на улицу. Девочка —
за ней.
Сначала они долго играли во дворе. Кошка позволила делать с собой все, что
только девочке вздумается. Она резвилась как котенок, делала вид, будто
кусает ручки маленькой хозяйки. Но когда Айсулпан повязала ей на шею розовый
бантик от куклы, резко вскочила и выбежала со двора.
Почему-то маленькие деревеньки расположены в особенно красивых уголках. Вот
и деревня Колошай со всех сторон окружена горами, а лес словно падает на
нее. Так как дом Искандера находится на самом краю, то кажется, что он стоит
посреди природного парка: вышел со двора, сделал несколько шагов — считай,
что ты уже в лесу.
Кошка сначала спряталась за большую березу. Когда Айсулпан нашла ее, она
забежала за другую. Потом за третью, четвертую. Веселая игра в прятки
длилась еще долго: лес звенел от звонкого смеха девочки. Вот кошка желтым
клубком закатилась за большую ветвистую сосну и пропала. Айсулпан же эта
игра начала надоедать, но она все же побежала к этому дереву. А кошка словно
сквозь землю провалилась.
— Кис-кис! — позвала девочка, но ей ответил лишь темнеющий лес:
— …ис!
— Кис, кис, кис! — чуть не плача от обиды, позвала девочка. Но лес только
посмеялся:
— …ис, ис!
— Ах, вот ты где! — приняв издалека что-то желтое за кошку, бросилась туда,
но оказалось, что это большой желтый лист.
— Если так, то я пошла. А ты оставайся! — обиделась девочка.
— …ты оставайся! — передразнил ее лес.
Маленькое сердечко Айсулпан сжалось от страха. Она резко повернулась и
побежала назад. Вот та ветвистая сосна, вот, вот… А дальше куда? Где их
деревня, где их дом? Начало темнеть. Наверху тревожно шумели верхушки
деревьев, сгустились тучи, а девочка, желая быстрее добраться домой, все
бежала и бежала.
— Мама, ма-моч-ка! — плакала Айсулпан от ужаса, но, сколько бы она ни
бежала, деревни не было.
— …эй! — простонали березы и ветвистые сосны, пожалев заблудившуюся девочку.
Собрав все свои силенки, Айсулпан без остановки бежала и бежала в
загустевшую темноту. У нее не было сил, голос начал пропадать от долгого
плача, но все же она нашла в себе силы повторять самое дорогое, самое
светлое слово во всем мире:
— Ма-моч-ка, ма-моч-ка! — захлебывалась она.
— …э-эй!.. — с горечью прошумели очередные деревья оттого, что не могли
показать девочке дорогу.
* * *
Когда Василя проснулась, осенняя ранняя темень уже подступила ко двору.
— Айсулпан, — позвала она, не сдвинувшись с места, — корова еще не пришла,
дочка?
Никто не ответил, и ей пришлось встать. Искандер все еще спал. На улице
опускались сумерки. В душе Василя чувствовала пустоту, как будто оттуда
убрали самую нужную, самую дорогую вещь.
— Совсем дома не сидит, — сказала Василя, обижаясь на дочку. Она вышла на
улицу, глянула туда, глянула сюда, но Айсулпан нигде не было.
— Айсулпан! — позвала она, почувствовав наконец тревогу. Ответом ей был
тревожный шум леса. Забыв про корову, Василя схватилась за сердце и побежала
к свекрови, спрашивая у каждого встречного: «Не видели Айсулпан?». А люди,
словно сговорившись, отвечали одно и то же: «Нет, не видели».
Шамсия-апа доила в летнем загоне корову. Взбудораженная вестью снохи, она
хотела встать и нечаянно пролила сдоенное молоко.
— Бисмилла, бисмилла, — повторяла она начало молитвы и от волнения не могла
поднять опрокинутое ведро. С трудом собравшись, она твердым голосом
спросила:
— Ты у людей спрашивала, может, кто видел?
— Спрашивала, никто не видел!
— Ах, деточка моя! Зачем только я сегодня не взяла ее с собой на покос! Сама
ведь не захотела, боялась испортить сапожки. А где Искандер?
— Спит…
— Как это спит? Иди, разбуди, не голоси тут! Пусть ищет! Сообщите людям…
Василя побежала обратно. Вслед ей прозвучали жестокие, но справедливые слова
свекрови:
— Разве я не говорила, что вы когда-нибудь доиграетесь!..
По деревне уже разнеслась новость о пропаже Айсулпан. В Колошае поднялась
суматоха, и стар и млад, одевшись и взяв фонари, пошли на поиски девочки.
Несколько мужчин, в том числе и Искандер, были на лошадях. Но потерялся один
человек, а сторон четыре — где искать? В таких случаях советчиков бывает
много, но вместо того чтобы помочь, они только мешают делу. Кто-то, решив
прекратить шум, прокричал:
— Односельчане, мы будем искать в районе горы Мышагыр. Шамсия-апа говорит,
что заблудившийся человек обычно уходит на север.
Искандер гнул свою линию:
— Не слушайте вы эту сумасшедшую бабку! Какой еще север! Лучше посмотрим в
районе ее покоса, она все лето водила ее туда!..
Люди склонились к мнению Искандера. Разделившись на группы и крича, они
начали искать в западной части леса. В это время как назло крупными хлопьями
начал падать снег, резко похолодало. Снег шел так стремительно и обильно,
что за несколько минут в лесу образовались сугробы. Но люди, несмотря на
неожиданный «подарок» природы, не прекращали поиски. Все жалели маленькую
Айсулпан, ее имя звучало в лесу до глубокой ночи.
На склоне горы Мышагыр расположились откормочные загоны колхозного скота.
В одном из них устроились на отдых двое пастухов из соседней деревни Акбулат.
Абдрафику уже за пятьдесят, Самату — лет тридцать. Это он, когда еще тучи
начали сгущаться и только пошел снег, уже пригнал молодняк.
— Абдрафик-агай, мне как-то не по себе…
— Вроде ничего не случилось.
— Слышишь? Как будто ребенок где-то плачет…
— Ты же вчера в деревню ездил. Может, у тебя, как врачи говорят, белая
горячка? Может, лишнего хватил, а?..
— Ну да, выпьешь лишнего — цены-то какие сейчас! Нет, ты сам послушай.
Абдрафик прислушался. И в самом деле, за шумом деревьев и свистом ветра был
слышен жалобный голос. Самат прав, похоже, где-то плачет ребенок. Абдрафику
стало не по себе, даже мурашки пробежали по спине. Ему даже показалось, что
под фуражкой зашевелились его редкие волосы.
— Бисмиллахи рахман рахим, — прошептал он и, понизив голос до невозможности,
сказал: — В такую ночь какой может быть ребенок? Скорее всего, это черт. В
такое нехорошее время только черти бродят.
— Да что ты мелешь! — перебил его Самат. — Может, ребенок чей заблудился,
давай лучше поищем.
Но Абдрафик лишь отмахнулся.
— Моя хата с краю, если хочешь, иди один.
Его слова породили в душе Самата сомнение. Короче говоря, оказалось, что в
груди молодого скотника не билось сердце настоящего батыра, которое могло
победить ночную темень. Немного замешкавшись, он поспешил к двери теплой
будки, за которой только что скрылся Абдрафик.
На следующий день на поиски потерявшейся девочки вышел весь колхоз
«Урал». На помощь к колошаевцам пришли ученики Акбулатовской школы,
свободные от работы люди из деревни. Но поиски не дали никаких результатов.
Безжизненное тело Айсулпан нашли только на третий день. Вышло так, как
говорила Шамсия-апа: место, где лежала девочка, было к северу от Колошая.
То ли она хотела укрыться от холода, то ли забилась туда от страха: бедняжка
лежала в яме, такой же маленькой, как она сама. Когда принесли ее скрюченное
застывшее тельце в деревню, не было человека, который бы при ее виде не
заплакал.
Искандер, уже двое суток не спавший, своими руками смастерив для дочери
гроб, прибирал инструменты. «Фархана-апа правильно сказала, — размышлял он,
— что она видела хорошего? Даже уходя, она нас не мучает: могилку выкопали в
два счета, на гроб ушла всего одна доска». Для того чтобы проводить Айсулпан
в последний путь, гроб занесли в дом, а Искандер, сел на бревна возле забора
и закурил. Все рядом плачут, жалея его дочь, а вот Искандер сколько бы ни
старался, не может выдавить ни слезинки. Сердце болит, душа плачет, а слез
нет.
Наконец вынесли из дома маленький гробик. Безутешно плачущую Василю с двух
сторон поддерживали две женщины. Шамсия-апа прикусила губу, чтобы не
показывать людям слабость. В толпе женщин плач. Айсулпан как будто и не
умерла, а просто заснула. Казалось, что вот сейчас она вскачет, начнет
резвиться и громко смеяться. Ее закутали в белую материю, из-под нее
выглядывали красные сапожки. Кто уж там придумал надеть усопшей сапожки,
неизвестно, но Искандера потрясло именно это. Он заново пережил срам,
связанный с сапожками, и наконец-то заплакал. То ли из-за того, что у него
глаза были красными от бессонных ночей, то ли из-за того, что он не
отрываясь смотрел на красные сапожки на ногах дочери, но всем там
находившимся эти запоздалые слезы показались красными.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
