> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ   > БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ

№ 8'07

Ахмет Орбелин

XPOHOC
ФОРУМ ХРОНОСА
НОВОСТИ ХРОНОСА

 

Русское поле:

Бельские просторы
МОЛОКО
РУССКАЯ ЖИЗНЬ
ПОДЪЕМ
СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
ПОДВИГ
СИБИРСКИЕ ОГНИ
Общество друзей Гайто Газданова
Энциклопедия творчества А.Платонова
Мемориальная страница Павла Флоренского
Страница Вадима Кожинова

 

Ахмет Орбелин

Тамарины проценты

При разводе муж оставил Тамаре машину. Поначалу она растерялась. Водить ее она не умела. Что касается технической части, путала пуск мотора с техосмотром. Вообще не знала, с какой стороны подходить к этому средству передвижения и как открывать дверь, если она заперта. Ладно, родные помогли освободиться от этой напасти, то есть продать машину. После этого Тамара несколько дней пребывала в сложном и непривычном для нее переплетении самых разнообразных мыслей, чувств, переживаний. Здесь были и радость, и восторг, но в то же время и беспокойство, растерянность, неуверенность. Обстоятельства ее жизни сложились так, что она, в общем-то, ни в чем не нуждалась, но никогда не видела столько денег сразу, наличными...

Деньги, точнее, большое их количество, оказывают на непривычного к ним человека влияние почти магическое. Человек теряет душевное равновесие, мучается, думает, сомневается, не спит ночами.

В результате потрясших Россию в конце XX века катаклизмов люди, по крайней мере, одно усвоили твердо: деньги не есть что-то вечное, основательное, нетленное. В отличие, скажем, от металлов (благородных) и камней (драгоценных). Они — лишь бумага, хоть и красиво оформленная и разрисованная, но все равно — бумага, точнее, знак, символ, который при желании можно упразднить, отменить, обесценить...

Если денег мало, никаких таких вопросов не возникает. Но если их много, начинается хроническое беспокойство. Как их сохранить — это одна проблема. Другая — как их заставить работать?

Об этой самой «работе» большинство людей имеет довольно смутное представление. Из сложнейшей экономической науки на уровне массового сознания твердо усваивается лишь один постулат: можно жить, ничего не делая, если удачно вложить свои сбережения. Вместо тебя будут работать твои деньги.

Тамара Георгиевна долго колебалась между тремя вариантами устройства своих капиталов: поместить их в банк, обменять на доллары или закупить на них драгоценных камней и металлов. Ни один из вариантов не гарантировал несомненного успеха. Что могут сделать сберкассы с нашими сбережениями, объяснять не приходится. Вдруг случится очередной кризис, который, как всегда, будет готовиться в величайшем секрете, чтобы никто не успел избавиться от своих денежных знаков, которым грозит обесценивание. Но, с другой стороны, и доллары — не какая-то утвержденная на века ценность. И американцы — не богоизбранная, а вполне обыкновенная, хотя и очень богатая, нация: их тоже может потрясти кризис и обесценить их столь авторитетные, называемые долларами бумажки. И этот кризис, естественно, тоже будет готовиться, а, может быть, уже и готовится в величайшем секрете. Так, чтобы сами американцы пострадали менее всего, но чтобы в одночасье ликвидировалась огромная долларовая масса, скопившаяся за пределами Америки. Это в очередной раз обогатит Америку и разорит массу неамериканцев, которые втихаря скупают и накапливают доллары, в наивной надежде, что теперь-то они уж точно обезопасились от финансовых потрясений государства и обеспечили свое будущее.

Что же касается скупки драгоценных камней и металлов, то страшно даже и подступиться к этой теме. Тамара была уже наслышана о людях, которые в свое время бросились в ювелирные магазины скупать сравнительно дешевые золотые цепочки, а теперь и за полцены не могут от них избавиться. Государственные приемные пункты закрыты. Возле них, вкрадчиво присматриваясь к бедолагам-золотовладельцам, пасутся частные знатоки ювелирного дела, готовые выполнить любое пожелание клиента. Однако, если обратиться к ним за консультацией, рискуешь через минуту получить обратно свое кольцо, с виду точно такое же, но с обыкновенным стеклом вместо бриллианта.

Прошло какое-то время. Тамара была совершенно измучена непосильными для нее переживаниями. Каждодневно и постоянно работающая мысль никак не могла остановиться на одном, наиболее выигрышном варианте из этой, постоянно крутящейся в сознании, троицы: сберкасса—доллары— драгоценности. Сберкасса — все-таки государственное предприятие. Может быть, оно несет какую-то, хоть минимальную ответственность перед своими гражданами в смысле сохранения их сбережений. А если, допустим, обесценится доллар, государство лишь разведет руками, может быть, даже с эдакой злорадной ухмылкой в лице конкретного своего представителя: ничего, мол, не знаю, земляк, я тебя к такому антипатриотическому мероприятию, как накопительство долларов, не призывал, не настаивал и не агитировал. Ты сам, по своей инициативе, решился на это модное сегодня финансовое увеселение. Стало быть, имей мужество достойно и безропотно перетерпеть последствия своих сомнительных финансовых авантюр.

Что же касается драгоценных камней и металлов, то они, неподвластные ни моде, ни времени, ни коррозии, казалось бы, уверенно заявляют о своем приоритете над рублями, долларами и прочими бумажными знаками и символами, однако зачастую их обманчивый блеск провоцирует невеселые мысли о тщетности и суетности не в меру энергичных усилий и в этом, вроде бы, несомненно выигрышном направлении.

Окончательно устав от неуверенности и сомнений, Тамара вдруг отвергла все три способа обогащения и решила оставить деньги у себя дома, в квартире. Пусть они не работают, лежат просто так, но всегда будут при ней, — все лучше, чем участвовать в сомнительных и непредсказуемых предприятиях. Это, может быть, и скучновато, и неоригинально, зато надежно и без проблем.

Проблемы надоедают. Если они в своей хронической неразрешимости доходят до степени болезненной, человек готов вообще отказаться от денег, лишь бы не мучиться и не терзаться, — как готов он отказаться и от самой жизни, если естественная радость бытия превращается в нескончаемый процесс приспособления и выживания. Такое это канительное мероприятие — жизнь. Никто не знает, зачем она дается, и никому неведомо, когда она кончится. Иной уже истомится в нетерпеливом ожидании конца. А она, постылая, все длится, длится...

Другое дело деньги. В отличие от утомительно однообразного процесса жизнестроительства, кончаются они чрезвычайно быстро. Даже непонятно: вроде бы, вчера только были, а сегодня их уже нет. Бесцельную растрату многих дней своей жизни человек воспринимает довольно спокойно, однако на потерю денег реагирует крайне болезненно.

Тамара не была исключением из общего правила. Дни ее проходили в бесконечных терзаниях и думах о том, как лучше разместить свои капиталы, и она не видела в этом способе времяпрепровождения ничего противоестественного или ненормального. Тем не менее, в какой-то момент она почувствовала, что постоянное напряжение мысли все-таки лишает ее покоя, и, решив закрыть проблему, то есть оставить деньги при себе, без всякого движения, она наконец вздохнула с облегчением.

Этот вздох, однако, настоящего облегчения не принес. Очень скоро выяснилось, что проблема все-таки остается. Деньги, которые лежат дома, тоже не в безопасности. Их могут, например, украсть. Опасения особенно усилились, когда Тамара в какой-то газете прочитала статью о квартирных кражах. Впрочем, не только в этой газете. Статьи о кражах, грабежах, разбоях и убийствах появлялись в печати с пугающим постоянством. Согласно этим регулярным, как «Последние известия», публикациям получалось так, что кругом у нас наркоманы, которые громят подряд все квартирные двери, если даже нет там ни денег, ни ценностей. Если даже вообще ничего нет, кроме пустых бутылок и остатков закуски. Наркоман этого не соображает, потому что у него ломка, — это такое мучительное состояние, перед которым никакая дверь не устоит, будь она железная или с сигнализацией.

Тамара задумалась. Дверь у нее вовсе не железная и без сигнализации. Самая обыкновенная дверь, еще с тех времен, когда не было ни наркоманов, ни прочих современного пошиба грабителей, которые гладят тебя горячим утюгом, пока не отдашь им деньги. Тамара аж содрогнулась, представив себе грабителя, который гладит ее горячим утюгом. На ночь она по нескольку раз проверяет все засовы и никому не открывает дверь, если даже звонят очень долго и настойчиво. Боится она также подымать телефонную трубку. Вдруг на том конце провода кто-то жестким, не допускающим возражений голосом потребует деньги, иначе ей будет плохо...

Хотя никто еще ее не грабил, ей уже плохо. Мучает бессонница. Если же и удается хоть ненадолго забыться сном, снится что-то такое, мучительно-удручающее: будто в квартире у нее какие-то люди, некоторые, вроде, даже знакомые, во всяком случае, она где-то их уже видела. Ей хочется, чтобы они ушли, но они не уходят. Они о чем-то вполголоса переговариваются между собой, словно бы не замечая ее присутствия. Она пытается договориться с ними сначала по-хорошему, потом пытается выгнать насильно, но ничего не получается. Она чуть не плачет от досады и чувствует с тоскою, что им, этим людям, безразличны и ее слезы, и возмущения, и уговоры. Они, словно бы, догадываются, что у нее нет ни защиты, ни покровителя. Они осматриваются кругом и, вроде как, приноравливаются, приспосабливаются к обстановке. Пока ничего не трогают, но уходить отсюда явно не собираются.

Тамара боится, как бы они не дознались, где лежат деньги. Она догадалась разделить свой капитал на пять частей. Одну пятую засунула в старый сапог — навряд ли вор-наркоман станет рыться в старой обуви. Он, скорее всего, сразу полезет в шифоньер. А там нет ничего, кроме белья и старых счетов за газ и электричество. Она тоже хитрая, понимает: деньги не должны лежать там, где им положено лежать. Одна часть засунута на антресоли, под разную рухлядь. Еще одну Тамара умудрилась спрятать в люстре, да так умело, что снаружи ничего не заметно. Такое впечатление, будто в люстре ничего постороннего нет, однако некоторые из этих людей начинают люстру рассматривать. С разных сторон рассматривают, долго, пристально. Они, правда, ничего не трогают, но все равно это повышенное внимание к люстре Тамаре не нравится. Ей очень хочется разобрать люстру и убедиться в том, что деньги на месте, в целости-сохранности. Но этого никак нельзя сделать при людях. Она проходит в прихожую, проверяет тот самый старый сапог, засовывает туда руку... Что это? Денег там нет. Там, в сапоге, вообще ничего нет. Она лихорадочно перебирает остальную обувь, опять засовывает руку в старый сапог, и еще, и еще раз...

Просыпается она с учащенным сердцебиением, которое не может унять даже внезапно нахлынувшая радость, — это всего лишь сон. Она одна в квартире, и никого нет посторонних, и деньги на месте, и дверь накрепко заперта, на все возможные замки. Чтобы немного прийти в себя, Тамара проходит на кухню, ставит на газовую плиту чайник, заваривает чай, закуривает сигарету. Вообще-то она не курит, то есть старается убедить себя в том, что не курит. Здоровье надо беречь, тем более при таких деньгах. Конечно, от подобных переживаний поневоле закуришь, но это временно, а потом, когда все это как-то образуется, она не будет курить, наоборот, начнет содержательную и осмысленную жизнь. Лишь бы разместить удачно деньги — так, чтобы не осталось никаких проблем и беспокойств и вновь вернулось бы к ней временно утраченное душевное равновесие.

В эту счастливую минуту, когда прошедшее оказалось всего лишь дурным сном, у Тамары мелькнула даже отчаянная мысль: может быть, плюнуть на все, пойти да и накупить себе разных драгоценностей — самых красивых, какие только найдутся в ювелирных магазинах. Но ведь вор-наркоман и на драгоценности может обратить внимание. Даже наверняка обратит — на них прежде всего. Или уж обменять все деньги на доллары? А куда в таком случае спрятать доллары? Или все-таки положить деньги в государственный Сбербанк? А почему именно в государственный, а не в коммерческий — там, говорят, проценты выше. А если коммерческий банк разорится? А государственный что, не может разориться, что ли?..

Еще она боялась, что кто-нибудь попросит у нее денег взаймы. Давать деньги в долг она не хотела. Особенно мучительно было встречаться с родственниками, которые помогли ей продать машину, — те ведь знают точную сумму и вроде бы имеют моральное право поинтересоваться, как она этой суммой распорядилась, и могут обратиться к ней с просьбой одолжить им денег. Это стало бы для нее источником дополнительных мучений, терзаний, недоумений. Например, когда они вернут долг и вернут ли его вообще? А если не вернут? Доводить ли дело до суда? А как там докажешь, что давала в долг? Значит, надо брать расписку. А как требовать расписку с родственников? Это же все-таки свидетельство недоверия, а имеет ли она право не доверять им, тем, кто помог ей продать машину? A если даже и взять расписку, то следует ли заверять ее у нотариуса? И как вообще давать взаймы — под проценты или просто так?

Словом, вопросов возникала масса, и ответов на них не было. Поэтому при встрече с родственниками она начинала говорить о чем угодно, лишь бы не молчать. Ей казалось, что стоит только замолчать, как они тут же заведут разговор об этих деньгах. И хотя родственники не интересовались судьбой денег и не просили взаймы, а только удивлялись ее невероятной говорливости, она торопилась поскорее закончить беседу и уйти, сославшись на нездоровье или неотложные дела.

Деньги же она упорно держала при себе, никому их не доверяя. Ей хотелось как-нибудь так ловко поместить автомобильную сумму, чтобы жить на проценты. Больно уж нравилось ей это выражение — «жить на проценты», оно звучало как-то даже загадочно и по-заграничному. Но жить на проценты никак не удавалось, потому что их, этих самых процентов, не было.

Именно в это время, время мучительных и, в конечном счете, бесплодных терзаний о судьбе столь неожиданно свалившегося на нее богатства, Тамара встретилась со своим старым другом Рудольфом. Когда-то между ними были довольно близкие отношения, потом они отдалились друг от друга, встречаясь от случая к случаю... Рудольф мигом вошел в круг ее интересов и забот. Она сказала ему о деньгах — правда, точной суммы не назвала. И хотя у него был вид преуспевающего человека, который ни в чьих деньгах не нуждается и не будет просить взаймы, — наоборот, сам готов одолжить иному нуждающемуся, она тем не менее боялась: а вдруг все-таки попросит?

Рудольф, однако, повел себя очень тактично, умело, ненавязчиво — как человек совершенно незаинтересованный, который, однако, очень хочет помочь своей подруге в решении тяжелой финансовой проблемы. Назвав для начала Тамару неумехой, он решительно посоветовал ей обменять деньги на доллары. Он, хоть и начинающий, но все-таки предприниматель, лучше других разбирается в курсе валют и знает не только о том, как сохранить сбережения, но и как приумножить их.

— Так ты думаешь, лучше всего в доллары? — в десятый раз переспрашивала Тамара, страстно желая, чтобы ее окончательно убедили, так, чтобы и сомнений никаких не осталось.

Рудольф в десятый раз решительно высказался в пользу долларового обмена.

— А если в Сбербанк? — робко заикнулась все еще колеблющаяся Тамара.

Рудольф скривился, как от зубной боли. У него нет слов, он считает даже ниже своего достоинства возражать против столь нелепого предложения.

— Или, может быть, драгоценности?.. — как во сне проговорила Тамара и вдруг словно очнулась: — Ну почему, почему именно доллары?

— Но это же доллары, представляешь себе, дол-ла-ры!.. — раздельно и с ударением повторил Рудольф. — Ну сама подумай: сберкасса, драгоценности, — это же черт знает, что... — Рудольф даже сплюнул от негодования при виде этой неодолимой людской глупости.

Аргументы ее друга не показались Тамаре особенно убедительными, но деваться было некуда. Рудольф говорил про ее будущие доллары и при следующей встрече, и через неделю, и через две, и так как никакой иной информации из внешнего мира не поступало, она, все еще не вполне веря в безусловную надежность именно такого варианта, обменяла-таки все свои рубли на доллары.

Она все еще боялась, что Рудольф попросит взаймы, а отказать ему будет неудобно, — между ними опять как-то незаметно сложились близкие, вполне доверительные отношения.

Рудольф, однако, держался с достоинством. О займе не заикался. Охотно рассказывал о себе и своих планах на будущее. Оказывается, он уже не начинающий, а вполне сформировавшийся бизнесмен. Тамара слушала его с интересом. Прикидывала: может, и ей как-нибудь примкнуть к этому делу, правда, не сходу, не сгоряча, а хорошенько все взвесив, обдумав, чтобы избежать скоропалительных решений и сомнительных ходов. Хотя, конечно, занятие это опасное. Кругом налоги и рэкетиры, а то и бандитизм с захватом заложников.

Тамара вообще не склонна была поддаваться эмоциям. Тщательно взвесив все обстоятельства, она решила маленько с этим делом повременить. Пока нужно с осторожностью присматриваться к нему и понемногу накапливать опыт, чтобы не повторять ошибок других. А вплотную заняться предпринимательством можно будет позднее, когда все как-то утрясется и примет наглядные и вполне законные формы, и прекратятся все эти безобразия, не будет ни рэкетиров, ни заложников. Именно тогда и откроется широкое поле деятельности.

Рудольф, однако, возражал, что широкое поле уже открылось, шире некуда. Тамара думает, что любой предприниматель может неожиданно разориться? Он объясняет ей, что не разорится, если даже очень захочет. Все дело в том, что он покупает товар в одном месте, скажем, за сто тысяч рублей, а в другом месте продает за двести тысяч. Этого вполне достаточно. Учитывая даже налоги, и рэкетиров, и то, что разворуют у него грузчики и дворники на складах, — все равно останется достаточно, чтобы иметь и коттедж, и иномарку, и виды на будущее. Если бы еще семьсот долларов достать! Ему почему-то срочно понадобились эти семьсот долларов — для каких-то коммерческих оборотов.

На какое-то мгновение Тамара смутилась. Не попросит ли он эти самые семьсот долларов у нее? Однако Рудольф ни слова о них не сказал. Он просто делился с ней своими планами. А через несколько дней вообще пришел радостный и возбужденный: нашел он эти семьсот долларов. Под десять процентов в месяц.

Как это понимать? Обыкновенно. Он берет у кого-то там семьсот долларов, а через месяц возвращает ему семьсот семьдесят...

Взволнованная Тамара живо сделала в уме кое-какие вычисления. Значит, в месяц получается семьдесят долларов — просто так, ни за что? Семьдесят долларов — это около двух тысяч рублей. Не так уж много, конечно, но прожить можно. Это же как раз то, о чем она так страстно мечтала. Может быть, Рудольф займет эти самые семьсот долларов у нее?

Тамара и сама не заметила, как это предложение сорвалось у нее с языка. Высказалась и сразу же раскаялась. Может быть, она поторопилась? Не подождала того момента, когда прекратятся рэкет и другие безобразия на дорогах, по которым Рудольфу везут продукты питания и спиртные напитки, которые он перепродает по двойной цене.

Однако Рудольф отнюдь не ухватился за ее предложение. Конечно, он рад бы, он бы ей даже пятнадцать процентов заплатил... У Тамары перехватило дыхание — это что же, почти три тысячи рублей в месяц? Просто так, за хороший характер, за дружеские отношения… Рудольф обещал подумать. Конечно, ему будет неудобно перед тем товарищем... Ну, тем, у которого собирался занять деньги, но ради нее...

Через несколько дней Рудольф радостно сообщил: все, отказал он тому человеку. Лучше он займет деньги у Тамары, пусть не за пятнадцать процентов — это все-таки многовато, а за двенадцать, что ли, или даже тринадцать...

Тамара лихорадочно соображает. Почему все-таки не пятнадцать? Двенадцать или тринадцать — это сколько же будет в месяц? Но, с другой стороны, вдруг Рудольф за это время разорится... Ах да, он же говорил, что при всем желании разориться не сможет...

Позднее, когда деньги были вручены, — они-таки договорились о тринадцати процентах, — она вновь стала мечтать о том, как умело распорядится деньгами, когда получит их. Может быть, Рудольф вновь займет у нее ту же сумму или даже побольше — для своих коммерческих оборотов? Эх, только бы не сглазить, не спугнуть удачу, ее самую заветную, задушевную мечту... Только все это надо делать втихаря. Чтобы ни одна подруга не пронюхала. Или родные. Или знакомые. Они все хитрые, вдруг как-нибудь в обход нее выйдут на Рудольфа. Чтобы тоже жить на проценты со своих капиталов, которых, наверное, много, только они скрывают это, никому не рассказывают. Они, наверное, кладут свои деньги в самый выгодный банк, но никому ни гу-гу о том, какой банк самый выгодный. Все они, эти хитрые и приспособленные, про себя ничего не рассказывают, а на тебя смотрят так, как будто хотят взять взаймы...

Тамару немного смущало то, что Рудольф как-то реже стал бывать у нее после того, как получил деньги. Наверное, проворачивает какое-нибудь особо крупное дело, чтобы с большой выгодой поместить ее доллары и вовремя вернуть проценты. Только никому не надо об этом рассказывать. Чтобы знали только она и Рудольф, а остальные пусть работают. Кто-то все равно должен работать. И, если Рудольф увидит, как умело и расчетливо она живет на проценты, он, может быть, даже увеличит их, вместо тринадцати будет выплачивать ей тринадцать с половиной или даже все четырнадцать…

Однако Рудольф процентов не увеличивал. А в последнее время вообще куда-то исчез. Сначала Тамара терпеливо ждала его, когда же терпение кончилось, то разыскала его сама и поговорила с ним довольно резко. Рудольф оправдывался, что вот, дескать, некоторые затруднения по коммерческой части, вообще, понимаешь ли, непредвиденные обстоятельства... Тамара, донельзя обозленная долгим и бесплодным ожиданием, не поверила ему и устроила форменный скандал. Это надо же, именно тогда, когда она уже окончательно определилась, как поступить с процентами, чтобы жить на них по возможности экономно и без излишеств, выходит так, что у нее нет ни денег, ни процентов. Хотя давно уже прошли все предварительно обговоренные сроки. Это же просто безобразие, если не мошенничество. Она подает заявление в суд, если... Рудольф как умел успокаивал растрепанную и раскрасневшуюся от негодования женщину и клятвенно заверял, что в самом скором времени...

Однако в скором времени ничего не изменилось. В следующую их встречу Рудольф объяснил, что машина с товаром застряла где-то там, где, как водится, гаишники, таможня, рэкетиры, со всеми надо связываться по мобильнику и находить общий язык...

Тамара слушает его, еле сдерживая раздражение. Ей вовсе не хочется с кем-то связываться по мобильнику и находить общий язык. Хочется просто, без лишних проблем, получить обратно свои деньги и жить на проценты…

Рудольф пытается объяснить ей, что коммерческое дело без проблем не бывает. Взять хотя бы склады — как раз пришло время платить за аренду их, за газ, электричество, телефон. Пожарная команда опять же наведывается, санэпидстанция, кто-то там из городской администрации...

Тамара опять делает нетерпеливое движение. Ее не интересуют аренда складов, плата за газ, электричество и телефон. Ни до пожарной команды, ни до санэпидстанции ей тоже нет никакого дела.

Рудольф, между тем, видимо, торопился по каким-то своим коммерческим делам. Он с кем-то поговорил по мобильному телефону и хотел уже уйти, но Тамара не отпускала его. Она все допытывалась, когда же он, наконец, отдаст деньги, а потом не отпускала, так сказать, физически, то есть уцепившись за его рукав. Но так как Рудольф все-таки торопился, то и она засеменила вслед за ним, а когда споткнулась, то ему некоторое время пришлось тащить ее на себе, потому что вцепилась она довольно крепко и, похоже, отпускать его на волю не собиралась.

Прохожие, надо сказать, с большим интересом наблюдали эту сцену, полагая, видимо, что это муж с женой выясняют свои взаимоотношения. Прохожим вообще нравятся приключения такого рода, если только их самих это не касается.

Но Рудольфу это приключение не очень понравилось. Точнее, совсем не понравилось. Особенно, когда неутомимая процентщица попыталась вслед за ним влезть в машину. Он вновь попытался уговорить ее немного подождать, но она уже не реагировала ни на какие уговоры и требовала денег теперь же, немедленно...

Она даже разузнала, где работает Рудольф, подкарауливала его у входа, опять цеплялась за рукав и пыталась влезть в машину, так что шоферу приходилось вытаскивать ее оттуда почти насильно. Она без конца звонила Рудольфу, даже ночью, так что ему пришлось на время отключить и домашний телефон, и мобильную связь. Но служебный телефон он отключить не мог. Не ограничиваясь телефонными звонками, она врывалась в служебные помещения, иногда даже во время какого-нибудь совещания и, не обращая внимания на окружающих, требовала свои доллары, обзывая Рудольфа барыгой и спекулянтом. Попутно она обращалась за сочувствием к окружающим, которые, однако, на ее призывы никак не реагировали. У них были такие лица, словно столкнулись они с явлением необычным и небывалым, вроде снежного человека или летающих тарелок, и не знают, как к этому явлению относиться.

Где-то через неделю Рудольф сдался. Он позвонил ей по телефону и сказал, что согласен вернуть деньги. От неожиданности она даже растерялась и не сразу нашлась, что ответить. Она только что собралась устроить ему очередной скандал. Тамара даже вошла во вкус этой игры: до сих пор она существовала лишь в своих переживаниях — сдавленно, мучительно и боязливо, внешне никак себя не проявляя; теперь же появилась возможность проявиться и внешне, да еще как — весомо, внушительно, темпераментно...

Словом, в какой-то момент Тамара совершенно раскрепостилась и приготовилась к длительным затяжным боям за торжество справедливости в сфере свободного предпринимательства, где, как она догадывалась, еще много всякого жульничества, обманов, коррупции, и может быть, даже нарушений конституции. Больше такое положение терпеть было нельзя. Надо было принимать решительные меры.

Однако никаких решительных мер ей принимать не пришлось. Рудольф вернул ей те самые семьсот долларов — и еще семьдесят процентных. Правда, она, вдохновленная первым успехом, пыталась протестовать, почему только десять процентов, ведь договаривались же о тринадцати...

Рудольф, однако, возразил, что никакого такого договора не было, он, так сказать, из великодушия, по своей собственной инициативе увеличил было долю, но в сложившихся обстоятельствах о каком-либо великодушии говорить не приходится... Рудольф был серьезен и немногословен, смотрел куда-то вдаль, мимо Тамары, говорил голосом тихим и равнодушным.

Она понимала, что настаивать на двенадцати или даже тринадцати процентах бесполезно, впрочем, для первого раза и семидесяти долларов достаточно. Хоть и с некоторым опозданием, конечно, но все равно спасибо, да, естественно, в коммерческих делах всякое бывает, кругом жулики, бандиты, рэкетиры…

Взгляд ее был прост и ясен, как взгляд ребенка. Если гость не слишком торопится, она сварит кофе...

Но гость, оказывается, торопится, и даже очень. Спасибо, конечно, за кофе, но как-нибудь в другой раз... Тамара пытается задержать его. Дескать, ладно уж, погорячилась я, чего не случается в жизни ... Гость уже направляется к двери, но она становится на его пути, он пытается как-то обойти ее, но она снова преграждает дорогу: хватит, мол, разыгрывать из себя обиженного, давай уж забудем все это и наметим план сотрудничества на будущее. Не возьмет ли он по старой дружбе у нее опять семьсот... нет, даже тысячу долларов, под десять процентов, хотя, конечно, желательно бы двенадцать или даже тринадцать...

Нет, нет, уловив нетерпеливое движение гостя, она соглашается и на десять процентов, только, ради бога, в срок, без нервотрепки, ведь нервные клетки не восстанавливаются, ты ведь согласен с тем, что нервные клетки...

По выражению лица Рудольфа никак нельзя понять, согласен ли он с тем, что нервные клетки не восстанавливаются, или не согласен. Он еще раз пытается обойти ее. Она вновь преграждает ему дорогу и все твердит о своих десяти процентах... Даже эдак игриво намекает, что они могли бы слегка развлечься, совсем как в старое доброе время: ну вспомни, дорогой, как тебе было приятно, ну, тогда...

Однако Рудольф, видимо, не настроен вспоминать, как ему было приятно. Он вежливо отстраняет ее, почти бегом спускается по лестнице, она подбегает к окну, еще раз окликает его, чтобы он хотя бы помахал ей рукой на прощание... Но он, даже не глядя в ее сторону, ныряет в машину, лишь шофер смотрит, как она машет рукой, но не отвечает на ее приветствие, просто смотрит...

Тамара еще несколько раз пыталась объясниться со своим другом, дескать, нельзя же так, как-то не по-людски получается, давай разберемся в наших отношениях, но Рудольф, услышав ее голос, тут же бросал трубку, а встретив Тамару на улице, перебегал на другую сторону. Однажды она даже погналась за ним и бежала целый квартал, но Рудольф оказался проворнее и, нырнув в какой-то двор, окончательно исчез из виду...

Тамара, пережив столь горькое разочарование, наконец смирилась с неизбежным, постаралась успокоиться и вновь деятельно занялась своими сбережениями. Прежде всего она, подчиняясь какому-то не вполне осознанному внутреннему импульсу, обменяла доллары на рубли и спрятала их в самом надежном месте. Так, чтобы никакой вор-наркоман не мог бы до них докопаться. Потом, внезапно испугавшись чего-то, вновь обменяла рубли то ли на доллары, то ли на евро...

Она по-прежнему избегает знакомых и родственников — вдруг они все-таки попросят взаймы? — и все время интересуется ценами на замки и железные двери. В последний раз ее видели в ювелирном магазине, где она без конца рассматривала золотые цепочки и еще какие-то безделушки, вздыхала, что-то шептала про себя, выходила из магазина, потом вновь заходила, так что даже охранник обратил на нее внимание и посмотрел так пристально, что она смутилась и как-то неловко засуетилась... Она осунулась, постарела лицом, испуганно вздрагивает, если кто-то подходит к ней на улице, постоянно озирается и все время что-то подсчитывает — видимо, проценты, те самые, на которые можно прожить без проблем, не терзаясь мыслью о жуликах, бандитах, рэкетирах и прочих неудобствах столь неласкового к нам внешнего мира...

 

  

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

 

 

Rambler's Top100 Rambler's Top100

 

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2007

Главный редактор - Горюхин Ю. А.

Редакционная коллегия:

Баимов Р. Н., Бикбаев Р. Т., Евсее­ва С. В., Карпухин И. Е., Паль Р. В., Сулей­ма­нов А. М., Фенин А. Л., Филиппов А. П., Фролов И. А., Хрулев В. И., Чарковский В. В., Чураева С. Р., Шафиков Г. Г., Якупова М. М.

Редакция

Приемная - Иванова н. н. (347) 277-79-76

Заместители главного редактора:

Чарковский В. В. (347) 223-64-01

Чураева С. Р. (347) 223-64-01

Ответственный секретарь - Фролов И. А. (347) 223-91-69

Отдел поэзии - Грахов Н. Л. (347) 223-91-69

Отдел прозы - Фаттахутдинова М. С.(347) 223-91-69

Отдел публицистики:

Чечуха А. Л. (347) 223-64-01

Коваль Ю. Н.  (347) 223-64-01

Технический редактор - Иргалина Р. С. (347) 223-91-69

Корректоры:

Казимова Т. А.

Тимофеева Н. А. (347) 277-79-76

 

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев

Русское поле