Дмитрий Крылов |
|
РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ |
|
О проекте
XPOHOCРусское полеМОЛОКОБЕЛЬСКСЛАВЯНСТВОПОДЪЕМЖУРНАЛ СЛОВОВЕСТНИК МСПС"ПОЛДЕНЬ""ПОДВИГ"СИБИРСКИЕ ОГНИРОМАН-ГАЗЕТАГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАГЕОСИНХРОНИЯ |
Дмитрий Крылов:«В Америку я уехал советским, а вернулся оттуда – русским»Дмитрий Крылов (не путать с известным телеведущим!) умеет убеждать. Он говорит негромко, фраза его скорее книжная, чем ораторски-трибунная, но читатели (и слушатели) находятся. Я – из их числа. - Дмитрий, в этом году Вам в пору отмечать десятилетие творческой деятельности – в 12-м номере «Невы» за 1998 год появился Ваш первый рассказ. Потом были публикации в «Новом мире», «Русском переплете», «МОЛОКЕ», Вы отдали дань литературной критике; среди Ваших персоналий – Михаил Тарковский, Олег Павлов, Владислав Отрошенко, Виктор Пелевин. Но в последнее время Вы явно увлечены политической публицистикой – статьи в «Литгазете», в журнале «РФ сегодня», в «Русском общенациональном журнале», на сайте АПН вызывают (и вполне закономерно) живой интерес читателей. На мой взгляд, Вам удаются все жанры. Но с чем связана такая извилистая творческая траектория? - Публицистика привлекательна тем, что действует в режиме реального времени. Ее, например, сделал главным наступательным оружием А.И. Солженицын после того, как обосновался в Вермонте. С тех пор читательское внимание еще круче сместилось от художественной литературы в сторону публицистики, особенно электронной. Я знаю многих, ничего, кроме публицистики не читающих. Помимо владения словом и чувством формы, хорошая публицистика создается из способности анализировать, и она же развивает аналитические способности. Такие способности, как мне кажется, большая редкость в русской литературе, в отличие от дара слова. А сейчас они как никогда важны. Мы живем во время пересмотра существовавших доселе культурных форм. Часть из них будет обновлена, другие выдержат переосмысление и останутся неизменным. Когда говорят о культурном вакууме, субъективно воспринятом как астматические явления русской культуры, нехватка языка и смыслов вызвана именно этим процессом смены. Старые формы утратили свою силу, а новые пока не вошли в свои права. Меняется то, что мы коллективно наделяем правом называться "русская культура". До тех пор, пока поток перемен не застыл, я вижу смысл заниматься публицистикой, затем я вернусь к обновленным художественным формам. По крайней мере, так я вижу эти фазы развития, общества и свои, сейчас. - Вы долго жили в США. Интересовались ли Вы современной американской литературой? Что Вы можете о ней сказать? Являются ли американцы читающей нацией? - Собственной американской современной литературы нет и не может быть как явления. Литература не выживает в стерилизованном обществе. Большая часть великих американских писателей выходцы с Юга. С умерщвлением просуществовавшей до середины XX века англо-саксонской культуры и ее подменой мультикультурным мусором, южное общество онемело. Индус Видьядхар Найпол, выступая по ПиБиэС (американский аналог "Радио России"), так объяснил свой писательский успех, отмеченный Нобелевской Премией по литературе в 2001-ом году: "чтобы писать, нужны эмоции, нужно что-то глубоко переживать, и я до сих пор глубоко переживаю события" (привожу его слова по памяти). Добавлю к этому, что и для восприятия литературы необходимо эмоциональное напряжение. В современном американском обществе эмоции лежат под запретом. Этого одного достаточно, чтобы сделать невозможным создание и восприятие литературы. Она стала импортируемым товаром, как китайская одежда и мексиканские фрукты. Ирландский поэт Шемус Хини, получивший Нобелевскую в 1995-ом году и живущий в США, еще один тому пример. Он живет университетской жизнью и вдохновляется ирландской историей, как он рассказывал. Из русских писателей XX в. американцам известны Солженицын и Набоков. - Читаете ли Вы современную русскую художественную литературу? Или «вымыслы» для Вас уже неинтересны? - Я стараюсь читать нескольких авторов, причем они близки мне в разной степени и по разным причинам. Ограничусь вот таким "субъективным" списком: Андрей Волос, Василий Дворцов, Всеволод Емелин, Марина Кулакова, Василина Орлова, Владислав Отрошенко, Лидия Сычева. Список неполный. Много других имен, достойных самого внимательного прочтения, найдутся в журналах "Новый мир", "МОЛОКО", "Литературной газете" и "Русском переплете". Вообще, современная читающая публика ушла не столько от художественной литературы, сколько от морализирующей и озабоченной глобальными проблемами (это ко второй части вопроса). Многие читают публицистику, но стало больше и фантазийной литературы. Теми же причинам объясняется сдвиг в сторону исторической прозы, мемуаров и биографий. Общий знаменатель под ними - бегство из современной реальности, вообще свойственный русской интеллигенции, но в моем поколении передавшееся всему обществу. - Каковы, по Вашему, пути развития литературы, русской литературы в частности? Наши дети будут читать Достоевского в переложении на фэнтази и играть в компьютерную игру "Замочи старушек"? - Будущее русской литературы зависит сегодня от провинции. Крупные города вовлечены в ритм жизни, при котором серьезную литературу делать практически невозможно. Для писателя необходима дистанция, которая отделяла бы его от действительности и давала бы ему свободу языка и суждений. Необходимо, кроме того, чтобы вокруг писателя существовала среда людей, которые разделяли бы его взгляды и шли за ним в его суждениях. В больших городах человек воспринимает любой чужой взгляд критически, и чем больше он отличается от общепринятого, тем жестче защитная реакция. Так формируется культура общества потребления, одно из плановых свойств которого нулевой поток информации между поколениями. Человек рождается никем и оставляет после себя обнуленное потомство, которое барахтается в жизни так же, как и он сам 25 лет назад. Это и есть те факторы, которые влияют на судьбу русской литературы, если смотреть на нее как на способ передачи опыта (включая сюда эмоциональный и языковой) между и внутри поколений. Теперь пару слов о Достоевском. Это мой любимый писатель. Его наследию грозит не профанация, как Вы указали, а отсутствие развития. Судьба людей, чьи взгляды он выражал и вдохновлял, нам известна. Карта давно бита, давно пора сдавать по новой. Пока появились "плагиаторы в законе", растаскивающие его стиль и антураж его романов. Многим читающим сегодня этого вполне достаточно. Это люди, чьи сознание и воля находятся в глубокой коме, а соответствующая литература - это капельница с раствором глюкозы, чтобы их не вывезли вперед ногами. В то же время, период римейков проходит. Как художественный прием они успели всех утомить. Что будет дальше? Вы пошутили о компьютерной игре "Замочи старушку", имя в виду, очевидно, "Преступление и наказание". Мне в Вашей иронии видно куда больше смысла, чем в кашеобразной продукции многих "достоевсковедов". Передача опыта между поколениями включает в себя и так называемые (в социологии) модели поведения. Просто говоря, это готовые схемы действия, которые человек получает в наследство от старших и которые он может применять не задумываясь. "Это правильно, мой отец и мой старший брат меня поддержат в этом. Они поступали так, и я буду поступать так же", - так работает подсознание человека, пользующегося тем, что и составляет, собственно говоря, культуру народа. Роль писателя в этом случае отобрать эти схемы и либо дать им оправдание и сделать таким образом общепринятыми, либо изъять у них право на свободное обращение, - это роль выразителя общественного мнения. Запрет в случае агрессии ведет не к ее исчезновению из общества, а к ее подавлению и, следовательно, к ее искаженным формам. В русской литературе не было и нет нормальных моделей поведения, относящихся к этой сфере. Она под запретом. Чем не "вопрос вопросов" в современном понимании? Это я к тому, что дел у писателей более чем достаточно.
- Я знаю, что Вы пишите большую и серьезную книгу о русском самосознании и русократии. Расскажите о ней подробнее. Удалось ли Вам сделать открытия в области этнопсихологии и социологии? - Книга написана. В ней, как минимум, одно крупное открытие, объясняющее, почему русские оценивают себя ниже других народов. Это явление не уникальное, все этносы, пережившие колонизацию в той или иной степени усваивают взгляд колонизаторов на себя. Мое открытие состоит в том, что я описал этнопсихологический механизм, ведущий к такой самооценке и показываю с фактами в руках, как этот взгляд на себя становится частью культуры, т.е. прописывается в ней "своим" и "нормальным". Русские, в частности, в массе своей не замечают, что признают над собой первенство других народов. Это стало частью нашей культуры, на мой взгляд, крайней нежелательной. Ее роль в судьбе народа крайне разрушительна, не отказавшись от этой формы духовного рабства, невозможно освободится и в материальном мире. - Вы только что сказали, что читающая публика ушла от морализма. Не может оказаться так, что Ваши открытия о русских тоже отнесут к категории морализма, тем более, что они не слишком приятны для нас, как я понимаю? - Голый король имеет хотя бы то преимущество, что он пока король. Народу, который вымирает и теряет контроль над территорией, считать себя хозяином положения затруднительно. Всем понятно, что нужно что-то менять, но все боятся что-либо менять, т.к. любые изменения пока приводили к ухудшению. Я собственно и предлагаю разобраться, что именно не так, причем в той области, в которой я разбираюсь. Книга меньше всего морализирует, в ней создан научный аппарат для описания той этно-реальности, в которой мы живем. - Сколько читателей готово взглянуть в глаза этой реальности, и какой выход вы им предлагаете? - Это вопрос самосохранения. Те, у кого сохранилось достаточно жажды жить, воспримут эту систему понятий, я уверен. Выхода я никакого не предлагаю. Он во многом очевиден, а в остальном его поиски требуют новых исследований и нового осмысления ситуации. Главное, они предполагают наличие субъекта, т.е. тех людей, которые захотят искать и найти выход. - То есть Вы здесь выступаете как исследователь, а не как публицист, я правильно понимаю? - Правильно. - Может ли Вы назвать пять книг, которые Вас изменили в лучшую сторону, и пять книг, которые, скажем так, сбили Вас с истинного пути? И как, по-Вашему, будет изменяться книжная культура в ближайшее десятилетие? - Не пять, а целых тридцать. "Большая Советская Энциклопедия" - в ней тридцать томов. Как и всякая книга вообще, она может принести пользу или вред, в зависимости от того, что человек ищет. Мой школьный учитель английского любил цитировать Олдоса Хаксли, Experience is not what happens to a man; it is what a man does with what happens to him (Опыт это не то, что происходит с человеком, а то, что человек делает с тем, что с ним происходит). Мне эти слова запомнились. - Почему Вы уехали из Америки? Что в России, на взгляд свежего человека, кажется самым привлекательным? - Я уехал туда советским человеком, а вернулся русским. Русскому очень желательно жить в России. Самым привлекательным в современной России пока мне кажется молодое поколение, точнее та его часть, которая отказалась от костылей "-измов" и начинает осознавать свои, т.е. русские, интересы. Это помимо блинов, которые я всегда очень любил. Беседу вела Наталья Алексютина Санкт-Петербург Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
|
РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ |
|
Гл. редактор журнала "МОЛОКО"Лидия СычеваWEB-редактор Вячеслав Румянцев |