Маргарита СОСНИЦКАЯ

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

XPOHOC

"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

"МОЛОКО"

СЛАВЯНСТВО

"ПОДЪЕМ"

"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"

ЖУРНАЛ "СЛОВО"

"ВЕСТНИК МСПС"

"ПОЛДЕНЬ"

"ПОДВИГ"

"СИБИРСКИЕ ОГНИ"

РОМАН-ГАЗЕТА

ГАЗДАНОВ

ПЛАТОНОВ

ФЛОРЕНСКИЙ

НАУКА

ПАМПАСЫ

Маргарита СОСНИЦКАЯ

Счастливчики долины роз и смерти

Сведения о Галлиполи в литературе массовый российский читатель впервые почерпнул из «Повести о трех неудачах» Г. Газданова, вышедшей в Москве, изд. «Согласие», в трехтомнике писателя в 1996 г.

Но в хронологической последовательности первооткрывателем темы Галлиполи  в русской литературе был Иван Созонтович Лукаш, написавший летом 1921 года документальную повесть «Голое поле» с подзаголовком (Книга о Галлиполи), которая год спустя была опубликована печатницей (издательством)  «Балканъ» в Софии и в России не переиздавалась.

Мы же рассмотрим тему в том виде, в каком она возникала в массовом сознании читателя в России.

Газданов отводит Галлиполи  несколько страниц, возникших из «далеких и гулких пустырей его памяти» (1). У Лукаша это целое отдельное произведение объемом в три печатных листа. И это произведение очень подробно пересказано в биографии Газданова серии ЖЗЛ, 2003 г., изд. «Молодая гвардия».

И Лукаш, и Газданов – оба жили в Галлиполийском лагере. И целая глава биографии Газданова, посвященная пребыванию в нем, называется «Долина роз и смерти», так, как было когда-то прозвано англичанами это гиблое место (ныне г. Галибулу). Имя Лукаша приведено мелким шрифтом в библиографии, помещенной в конце книги. Читателю не совсем понятно, что вся жизнь в лагере воспроизведена со слов Ивана Созонтовича. Из-за этого вся тема невольно перекочевывает под сень Газдановского имени. И когда начинаешь читать документальную повесть Лукаша получается эффект «дежа вю»: уже знакомого,  прочитанного материала, несомненно, связанного с судьбой и творчеством Газданова. К тому же интонация описания портретов героев у обоих авторов порой очень похожа. «Генерал Вятковский, невысокий, мягкой поступи человек, с маленькими белыми ручками, в легких веточках голубых жил. У него седеющая, русая голова и выбрит до синевы его круглый подбородок, а глаза светлые и стальные, с белыми клинками холодных зрачков. И от этого лица, и от мягкой поступи, и от белых рук, веет монашеской чистотой» - пишет Иван Лукаш (2).

«Но одним из самых смелых людей, каких я когда-либо видел, был солдат Даниил Живин, которого все звали Данько. Он был добродушный, худой, маленький человек, большой любитель посмеяться и хороший товарищ. Он был до такой степени лишен честолюбия и так был способен забывать о себе для других, что это казалось невероятным» (3) - будто подхватывает рассказ Лукаша Газданов.  А способность солдата Данько невероятно «забывать о себе для других» разве не приравняется к «монашеской чистоте» генерала Вятковского? Оба они – воины одной армии, поэтому общего у них еще очень много.

Но именно это общее вольно или неольно и позволяет автору книги о Газданове Ольге Орловой «перевести стрелки» с хронологического приоритета Лукаша в Галлиполийской теме в пользу Газданова. Она рассказывает о Кутеповских порядках в лагере, вспоминает Манштейна, которому уделено столько внимания на страницах Лукаша: даже такие детали, как концерты Надежды Плевицкой, берет из его повести, нигде не упоминая имени Лукаша. Тем самым она как бы устраняет его - и присваивает его роль себе в одной ипостаси и Газданову в другой.   В результате такого умолчания написанное Газдановым принимается за точку отсчета темы, позволяющую сказать, что Иван Лукаш дополнил, а не открыл галерею портретов типажей Белой гвардии, составленной своим предшественником в массовом сознании читателя. Тем более, что один из героев Лукаша, профессор Даватц, «приват-доцент математики, что из Харькова, простым солдатом пошел на бронепоезд» (4). Вероятнее всего, на тот самый бронепоезд, на котором воевал Газданов. Ведь свой опыт войны будущий неоклассик Русского Зарубежья получил именно на бронепоезде по названию «Дым». К тому же учитывая, что профессор Даватц был из Харькова, и что Газдановский бронепоезд, этот летучий голландец гражданской войны, скитался неподалеку от родных мест Даватца: «Целый год бронепоезд ездил по рельсам Таврии и Крыма, как зверь, загнанный облавой и ограниченным кругом охотников. Он менял направления, шел вперед, потом возвращался, затем ехал влево, чтобы через некоторое время опять мчаться назад. На юге перед ним расстилалось море, на севере ему заграждала путь вооруженная Россия». (5) Принимая же во внимание состояние военной техники в то время, трудно предположить, что бронепоездов было много.

И коль герой Лукаша воевал вместе с героями Газданова, то, наверняка, эти два автора хотя бы визуально были знакомы в Галлиполи. Задушевными друзьями они, конечно, не были, иначе это прорвалось бы где-то в собрании сочинений, тот или другой непременно упомянули бы об этом. Но в том, что они были знакомы визуально можно почти не сомневаться.

         Газданов пишет в романе «Вечер у Клэр»: «Когда я стоял на борту парохода и смотрел на горящую Феодосию» (6). Мы знаем, что все 130 судов, покидавших Крым, были забиты людьми - наверняка на пожар Крыма смотрел и Иван Лукаш. «Долго еще берега России преследовали пароход: сыпался фосфорический песок на море, прыгали в воде дельфины, глухо вращались винты и скрипели борта корабля; и внизу, в трюме, слышалось всхлипывающее лепетание женщин и шум зерна, которым было гружено судно». (7) И которое потом отберут в Турции.

         «Под звон корабельного колокола мы ехали в Константинополь; и уже на пароходе я стал вести иное существование» (8) – под этими словами Газданова мог подписаться не только Лукаш, но и любой из 150 тысяч крымских беженцев.

         Одни уходили из России, другие в ней оставались. Но все переживали одну общую трагедию и писали о ней, порой, одними и теми же словами. И Владимир Маяковский в Москве: «...к туркам в дыру,/ в Дарданеллы узкие,/ плыли,/ завтрашние галлиполийцы, плыли/ вчерашние русские», и Газданов в Париже: «Тяжелое, братья, солнце над Дарданеллами. Вот и сплю и вижу во сне Галлиполи, плевки белой пены на гальку и длинный черно-желтый берег. /.../ Перед бегством оттуда я пошел посмотреть на кладбище тех, кого судьба послала из России на бледный берег Галлиполи для утучнения чужой земли» (9). И первого поэта революции, и утучнителей постигла одна судьба. Судьба русского народа, которую ему уготовили революционеры-интернационалисты.

Газдановские страницы о Галлиполи, общность судьбы с Лукашем,  отсутствие российского издания его документальной повести и глава в небезупречной книге О.Орловой – все это вместе похитило право первородства у Ивана Лукаша на Галлиполийскую тему в русской литературе. Но если возвращение творчества Лукаша на родину состоится окончательно, истинное положение вещей и справедливость восстановится: у всех желающих появится возможность узнать, что «Голое поле» написано в 1921-ом году, а первые рассказы Газданова (в частности, «Повесть о трех неудачах») - в 1927-ом.

Общность судеб Газданова и Лукаша достигает параллелизма: оба родились в СПб, оба воевали в Белой армии, эвакуировались из Крыма, попали в Галлиполи и прошли через него, оба вступили в масонство, и наконец, оба писатели. Самое большое, что их различает – это 10 лет разницы в возрасте. Для Газданова гражданская война и Галлиполи были периодом становления личности, а Лукаш в эту мясорубку попал уже сформированным человеком.       

Лукаш развил и дополнил тему, весть о которой первым донес до российского читателя Газданов. Это есть особенно болезненное нарушение хронологический истины, потому что «Голое поле» - одно из лучших произведений Ивана Лукаша, оно написано живо, о нем нельзя сказать того, что позже скажет Набоков о его романах, что «им не хватает композиционного огня». Огня здесь достаточно. А композиция мемуарам не обязательна. К тому же утверждение Набокова нуждается в примечании: оно относится не ко всем романам весьма уважаемого им И. С. Лукаша (с которым в соавторстве он писал балетные либретто и скетчи для кабаре).

Эхо Галлиполи звучит в более поздних рассказах Лукаша, например, в «Лавре Корнилове»: «…в какой святой нетронутости засиял образ России в Галлиполи. Русское Галлиполи – завершенный образ преодоления революции. Там были побежденные? Нет, победившие. (…) Мы – ядро новой русской нации, преодолевающей поражение, революцию, изгнание» (10).

Галлиполи, благодаря трудам Лукаша и Газданова, стало нестираемой в памяти народа страницей русской истории ХХ века, ступенью на пути мученичества русского народа, ступенью той лестницы, которая ведет в небо, согласно тому смыслу, который определил ему один из ее философов: народ не то, что он думает о себе во времени, но то, что думает о нем Бог в вечности.

***

Для всех русских галлиполийцев испытания в Долине роз и смерти стали своего рода инициацией и закалкой их святости. Там формировался дар и Лукаша, и Газданова.

Увы, о русских резервациях, лагерях и дыбах, будь то Галлиполи, будь Бутово или Певек, все узнают задним числом, хотя у них была одна установка – на уничтожение, с той разницей, что в Галлиполи не расстреливали. Вся надежда была на голод, антисанитарию, тиф. Но был генерал Кутепов, Кутеп-паша, который не допустил разложения дисциплины, антисанитарии, и пусть ему и его подчиненным не удалось спасти Россию, зато они спасли честь и лицо своей армии и человеческое достоинство каждого ее солдата. В личном плане – это наивысшее достижение, всякое же служение и спасение – есть дело соборное, всеобщее, в которое даже самый выдающийся деятель вносит только свою лепту.

«В Галлиполи несет монашеский подвиг русская молодежь»- пишет Лукаш. Но мученики Долины роз и смерти – все-таки счастливчики по сравнению со своими соотечественниками современниками. Восклицает далее Лукаш: «Где осталась еще такая сияющая духом русская молодежь, обрекшая себя крови и подвигу?...» (11). А осталась она в России, по которой  Галлиполийские страстотерпцы отчаянно тосковали, попала «сияющая духом русская молодежь» в жернова красного террора. У беженцев в Галлиполийской резервации была голодная, бедная, казарменная, но все-таки жизнь. В ней была не только знаменитая губа, но и проходили гимназические занятия и выступления, там жили дети. Газданов и Лукаш после Галлиполи состоялись как писатели, да и все бывшие галлиполийцы нашли свое место под чужим солнцем. А в каждом из застенков бывшей империи палачи изощрялись в зверствах и надругательствах над невинными людьми. Детей расстреливали с 12 лет.

«Зеленый наш сад, милая наша надежда российская, русская молодежь, послушник наш Алеша, третий из братьев, молодший, который придет на смену всем нам, и русским холодным безумцам Иванам, что сродни черту, и Дон Кихотам Митям, прокутившим душу, и мерзостным Смердяковым. Третий брат, милый Алеша, за которым обеленная в великой крови и на гноищах , третья Россия» (12), - скорбит о всех невинно убиенных и оскверненных Иван Созонтович Лукаш, счастливчик Долины роз и смерти, в своем светлом монументальном реквиеме «Голое поле».

Библиография:

И. Лукаш «Голое поле», София, Печатница «Балканъ», 1922.

И. Лукаш «Со старинной полки», Ymca Press, Христианское изд-во, 1995.

Г. Газданов , Собрание сочинений в трех томах, Москва, «Согласие», 1999, т.1, т.3.

О. Орлова «Газданов», Москва, «Молодая гвардия», 2003

Примечания:

1. Газданов, т.3, стр.19.

9. там же, стр.25.

2. Лукаш, «Голое поле», стр. 39.

4. там же, стр.23.

11. там же, стр. 61.

12. там же, стр. 61.

3. Газданов, т. 1, стр.125.

5. там же,   стр. 139-140.

6. там же  стр. 151.

7. там же стр.152.

8. тем же стр. 153

10. И. Лукаш «Со старинной полки»,  стр. 290.

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

WEB-редактор Вячеслав Румянцев