Александр ЛОМКОВСКИЙ

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ 

О проекте
Проза
Поэзия
Очерк
Эссе
Беседы
Критика
Литературоведение
Naif
Редакция
Авторы
Галерея
Архив 2009 г.

XPOHOC

Русское поле

МОЛОКО

РуЖи

БЕЛЬСК

СЛАВЯНСТВО

ПОДЪЕМ

ЖУРНАЛ СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

"ПОДВИГ"

СИБИРСКИЕ ОГНИ

РОМАН-ГАЗЕТА

ГАЗДАНОВ

ПЛАТОНОВ

ФЛОРЕНСКИЙ

НАУКА

ГЕОСИНХРОНИЯ

Александр ЛОМКОВСКИЙ

Два костра

рассказ

- Да куда ж ты в экую темень и попрёшься-то? - Евлампиевна зевнула, перекрестила рот и свесила голову с печи. - Да и дожжище эвона зарядил нараз.  Поди-тка и танцулек-то никаких не будет.

Степан молча продолжал натягивать сапоги.

- Слышь-ко, чевой говорю-то… - опять начала Евлампиевна. - Ты вон ухороводисся незнамо куда, а без тебя опеть посетитель-то пожалует. А, Стёп? Да и дожжище-то вишь ты как хлобыстает… Каки-таки танцульки-то?

- Да я тебе уже, мать, сто раз говорил, - наконец подал голос Степан. - Под крышей танцы-то. В клубе. А «посетителю» я мышеловок наставил, заместо капканов. Авось, лапу-то прищемит, дак отпадёт охота курей таскать.

- А плевал хорь на твои мышеловки-то, - живо заинтересовалась Евлампиевна. Судя по всему, ей просто хотелось подольше поговорить с сыном, приехавшим нынче на выходные из своего «лесного» техникума. - Он, поди-тка, не дурак, лапу-то туды пихать. Обойдёт все мышеловки-то.

- Дак мне чего? Всю ночь с отцовым ружьём его караулить прикажешь? «Посетителя-то», - всерьёз набычился Степан. И так в эту минуту стал похож на своего отца, которого пять лет уже не было в живых, что у Евлампиевны защемило сердце.

- Дак почто с ружжом-то? - удивилась она. - Ты бы хошь покурил сходил на двору-то, дак хорь на табачишше-то и не полез бы. Отец завсегда на двору-то у порога покурит, да и окурки в баночку сложит. Запах-то и остаётся.

- Да плевал хорь на табак, - передразнил мать Степан. - И к тому же я ить курить-то бросил.

- Ой, ли?! - взволновалась Евлампиевна, сразу позабыв о хоре, и начала слезать с печи, обрадованная сверх всякой меры.

Степан солидно прокашлялся.

- Я, мать, в бокс теперь хожу. Перед армией пригодится, да и для здоровья оно… Тренер курить и не разрешает.

- Вот хороший-то человек! Дай ему бог здоровьичка, - зачастила мать и подсела к сыну на лавку. - А то ведь неповадно со школы-то смолокурить. Ай, что это за бокса-то такая? - помолчав, спросила она.

- Там, мать, нужно соперника на пол повалить. Либо в дыхалку ему подсунуть, либо в челюсть. И всё время прыгать нужно.

- Ой, а почто прыгать-то? - перепугалась Евлампиевна.

- Это так нужно: всё время в движении быть, - пояснил Степан. - Чтоб противник не достал тебя. А вот, покажу.

Он соскочил с лавки и, легонько боксируя, запрыгал вокруг стола, подныривая и уходя от воображаемых ударов. Половицы жалобно взвизгивали, а стол начал легонько подпрыгивать и пристукивать ножками. На столе опасно закачался самовар.

- Вот так, - приговаривал Степан, нагибаясь и одновременно нанося удар правой рукой. - Так… и эдак. И так ещё…

- Ой, уймись, - замахала руками Евлампиевна. - Вишь, жеребчик какой. Стол ведь уронишь, окаянный…

Степан перестал скакать по избе и снова уселся на лавку. Он слегка вспотел и тяжело дышал.

- Вот, это и есть бокс, - объяснил он матери. - Кто кого раньше достанет.

Евлампиевна призадумалась. Потом осторожно поинтересовалась:

- Ить и супротивник тоже верно хочет тебе в эту, в челюсть?..

- А как же! - гордо ответил Степан. - Тут-то вся и закавыка выходит: врезать самому, и не дать, чтоб тебе врезали

- К добру ли такая бокса-то? - заволновалась мать. - А как да парнёк-от здоровше окажется? Помню вот дедушку моему так на Троицу наподдавали, так он, бедной, неделю ить пластом вылежал. Я то ишшо девушкой была, а помню ведь. Бабушка ему травку всё подсовывала для лечения, а он ругается страшно, траву-от не пьёт, а, грит, самогонки давай и всё тут. Энто, говорит, лучшая лечения…

- И как? - начал проявлять интерес Степан. - Вылечился?

- Дак, знамо дело, вылечился, - вздохнула мать. - Только и помер вскорости.

- Повредили внутри чего при драке? - проявил компетентность Степан.

- Какое там! За дровами в лес на санях попёрся, да самогонки-то проклятушшей в прихват с собой взял. Ну, на повороте где-то в сугроб и клюнул. Гнедко-то один домой и пришёл. А дедушка-то и нету. Отец-от мой – дедушко твой Евлампий – с мужиком соседским Никитой и схороводились в поиски.

- Нашли? - Степан забыл уже о том, что собирался в клуб, заинтригованный рассказом матери.

- А тут же и нашли, - закивала головой Евлампиевна. - Так уж поздно было. Замёрз дедушко-то.

-Да, - Степан встал и походил по избе, - вишь ты как. А я думал, в драке ему чего повредили.

- А и в драке тоже, - охотно поддержала Евлампиевна. - Поясницу долго потом, ажник до зимы ломило.

- Ну, поясницу-то ломило, видать, по возрасту. А вот то, что он самогонкой вылечился – это интересно.

Евлампиевна снова замахала руками.

-Да какое ж то лечение-то? Просто дурака валял, дедушко-то. И не помышляй даже. Какая ж лечения от самогонки? Вред буде один.

- А кто ему наподдавал? - Степана живо интересовали подробности драки.

- Да кто, кто… - начала припоминать мать. - Пьяные все были дак.

- Дак кто пьяные-то? - терял уже терпение Степан.

Евлампиевна встала с лавки, подошла к столу и потрогала рукой бок самовара.

- Едва уж тёплый. Ты бы, Стёпушка, вздул бы самоварчик-то, а?

Степан молча подхватил самовар, отнёс его к печке, долил воды и подсыпал углей. Затем сунул к углям горящую лучину и тут же вставил в самовар трубу, ловко заведя второй конец трубы в специальную дырочку в печи. Затем снова подсел на лавку.

- Ловко у тебя выходит-то, - похвалила сына Евлампиевна. - Не то, что у меня – вошкаисся, вошкаисся, покуда вздуешь.

Степан требовательно взглянул на мать, ожидая продолжения рассказа. Та расправила на коленях старый ситцевый фартук и начала вспоминать.

- Дак ить как вышло дело-то? Помню, все мы на погост в Сосновоё пошли – Троица к ряду случилась. А как уходили, дедушко-то и стренул знакомца – вместях плотничали. Ну и начали оне выпивать. Дедушко-то и сказал, что вы, мол, к дому-то идитё, а я вас догоню. А токмо парнёк нас догнал чей-то. На полдороге уж. Там говорит, баушка, вашего дедушка убивают. Смертным, грит, боём лупцуют. Спохватились мы, да взад-то и повернули. Прибегли, а дедушку уж добрыё люди на телегу укладывают – домой везти собрались.

- Ну-ну, - подбодрил Степан задумавшуюся мать. - Дальше-то говори.

Евлампиевна привычным движением подвязала у подбородка платок и продолжала:

- Случилось-то уж после погоста. Дедушко со знакомцем-то выкатились в село, да цыгеней-то и стренули. Знакомец обрадел и грит дедушке – это, грит, хорошиё цыгане. Я им лонись меринка продал. Пойдём к ним – может, водки у них добудем. А цыгане-то к ряду этого человека и искали – деньги хотели у него взад возвернуть. Околел меринок-то сразу после продажи. Ну, и сунулись наши к ним-от. А цыгане тоже обрадовались – не пришлось, вишь ты, искать долго. Вот, слово за слово, и случилась у них перепалка. Цыгане-та уж за вожжи хватились. А тут и дедушка встрянул. Не позволю, грит, знакомца изобижать. Он, грит, человек честной, не то, что вы – голь перекатная. С места на место шлёндаите, только бы людей в заблуждениё ввести, а меринок околел – значит, планида эму экая выпала. Ну, цыгане-то энти хорошиё, на дедушка и попёрли всем габузом. А знакомец-то, раз эдакое дело выходит, под шумок и сбежал. Всё дедушку-то и досталось. Отходили его бадогами, да на кибитки свои и попрыгали. И уехали.

- Не нашли цыганей-то?

- Какое там! - махнула рукой Евлампиевна. - Ищи ветра в поле. Правильно дедушка-то сказал – голь перекатная. Сегодня здесь кочуют, завтре уж в другом месте.

- Эх, не знал дедка бокса, - огорчился Степан. - А то бы и отбился, от цыганей-то. Одному бы хук подсунул, другому апперкот, остальные-то, глядишь, и не полезли бы.

Он встал и широкими размашистыми шагами заходил по избе. Подошёл к окну и пристально вгляделся в вечернюю темень. Потом взглянул на наручные часы.

- Заболтала ты меня, мать. Поди, и танцы-то кончились.

- А и ладно, - тут же откликнулась Евлампиевна. - Гли-ко, са-мовар уж скипел. Неси-ко ко столу. У меня тут и вареньё припасено.

- Я, мать, на танцы-от не задурно хотел идти, - немного погодя, за столом уже, говорил Степан Евлампиевне. -Там, вишь ты, Наталья меня дожидалась. Ещё на позатой неделе договорились нынче свидеться.

- Энто какая Наталья-от? - поинтересовалась мать. - Та, что в почте работаёт, фершала Василия Николаича дочь?

Степан даже поперхнулся.

- Да ты чо, мать? Ёй же, поди, лет двадцать будет. Я ещё в пятом учился, а она уж восьмой-то окончила. Да и замуж, говорят, она собирается.

- За ково?

- За Мишку Гунина.

- А-а, - протянула Евлампиевна.-Мишка-от, парнёк правиль-ной. Дай бог, дай бог… Дак ты-то с какой Натальёй уговорился?

- С Токуновой.

Евлампиевна улыбнулась.

-Дак ить половина, почитай, деревни в Токуновых-та ходит. Догадайся тут. Уж не Тамары ли Валерьевны учителки дочь-от?

- С ей.

- Баская девка-то, - сказала мать, отпивая чай из блюдца мелкими глоточками. - Токо волосья-то рыжым намазала почто?

-Это, мать, модно счас.

- Ну-ну, - неопределённо протянула Евлампиевна. - Дак ты, стал быть, не пойдёшь уж никуды?

- Дак куда уж теперь? - ответил Степан и начал снимать сапоги.

Евлампиевна прибрала со стола, ополоснула чашки и опять полезла на печь. Степан в одних носках походил немного по избе, остановился возле ходиков и недолго послушал их торопливый бег. Затем подтянул гирю на цепочке и ушёл за перегородку, где стояла его кровать. Засыпая, он вспомнил о хоре, который уволок уже двух куриц. Решил завтра позвать Мишку Гунина, у которого водились разные ловушки и капканы – Мишка сызмальства был охотником. И ещё он жалел прадеда, который не знал бокса. Знал бы бокс – так уж показал бы этим цыганам! Против апперкота ни один цыган не устоит. А хотя, в чём виноваты те цыгане? Виноват-то больше тот знакомец, который сбежал от греха подальше, а все шишки дедке и достались.

Незаметно для себя Степан уснул. Снилась ему Наташка Токунова, пляшущая возле цыганского костра. Её длинные рыжие волосы горели в ночи, словно тот костёр, возле которого она кружилась в диком, завораживающем танце. А старый, седой, как лунь, цыган с батогом, упорно доказывал Степану, что он тоже знает бокс, и предлагал ему выйти завтра на ринг. Но Степан почему-то не менее упорно отказывался и всё из-за плеча старика смотрел на два костра горевших в ночи: цыганский большой кострище и маленький костерок, полыхающий на голове Наташки.

Вологда

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ