|
|
Вячеслав ЛЮТЫЙ |
|
2009 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Вячеслав ЛЮТЫЙВозвращение Алексея КольцоваК 200-летию со дня рождения поэта
Два века минуло со дня рождения поэта Алексея Васильевича Кольцова. Менялись эпохи, но имя певца русской доли и необозримых русских степей не уходило из нашей литературы, не становилось сухим элементом ее истории. Оно жило в отечественной поэзии то скромно и тихо, то громко и упоенно, то ровно и как-то органично, как если бы составляло часть ее глубокого дыхания. В иные годы казалось, что песни Кольцова не современны, перед глазами, на слуху были другие лица и голоса. Однако неуловимо уходило время, блеск вчерашних кумиров тускнел, а кольцовская интонация по-прежнему казалась неповторимой, зовущей всякого нового поэта к высокому подражанию этому образцу. Девятнадцатое столетие – золотой век русской литературы – и двадцатый, смутный, беспощадный век, не жалевший ни человека, ни его слово – милосердное и дерзкое, насмешливое и вдумчивое, не возродили феномен Кольцова хоть в чем-то. Воронежский прасол, сроднившийся с народной песней, по сей день остается фигурой совершенно уникальной для нашей литературы. И это – несмотря на творчество Сергея Есенина, Николая Клюева, Сергея Клочкова, плеяды крестьянских поэтов, близких земле и фольклорной традиции. Одинокий в своем социальном кругу, принятый с интересом и радостью самыми знаменитыми поэтами той, давней России, Кольцов чувствовал себя неуютно в сословном обществе. Неявно, исподволь ему всякий раз приходилось доказывать, что дело он знает – шла ли речь о наследном ремесле отца или касалась поэзии. Будто нечто родилось из самой глубины земли и робко принялось приводить себя в соответствие с тем, что привычно расположилось на земной поверхности. Есть определенный смысл в психологическом противопоставлении песенной стихии Алексея Кольцова и современной ему поэзии. Соединяемые вместе эти две непохожие друг на друга части русской лиры в результате дают нам целостный образ отечественной литературы – почвенной и городской, книжной и обрядовой, умозрительной и изобразительной… Черты лица складываются из ряда деталей, но устройство глаз – наиважнейшая часть человеческого облика. На немногочисленных портретах глаза Кольцова всегда грустны и устремлены в бескрайнюю даль, они мечтательны и печальны одновременно. В их движении, в замирании взгляда присутствует что-то существенное для русского человека как такового. Наша почва необозримо долго являла себя в песнях анонимных, когда автор слов неизвестен, а певец – хранитель мотива и текста – почитаем в селе, уважаем и знаком с городскими собирателями фольклора. В советские десятилетия эти старые люди ушли, исполнив свой духовный долг перед русской песней. Шли годы, не было нового Кольцова, и песенный завет, казалось, превратился в пустяк, «пережиток прошлого» – как сказал бы современник, примирившийся с собственной ролью элементарного винтика бездушной цивилизационной машины. Однако в русском человеке вновь проснулась жажда петь. Множество стихотворений, рожденных в малых уголках родной земли, соединяясь вместе, дают нам поэтическую почву, которую по праву можно назвать «кольцовской». Теперь у песен есть авторское имя, у стихотворца – лицо и повадка. Одни сочинения слабы, другие – поистине хрустальны. Вновь простота речи становится кратчайшей дорогой к сердцу читателя и слушателя. Это ли не славное возвращение Алексея Кольцова в земные пределы, не начало его второй жизни и всенародной любви… Далее читайте:Кольцов Алексей Васильевич (1809 - 1842), русский поэт.
|
