Василий ВАШКОВ

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ 

О проекте
Проза
Поэзия
Очерк
Эссе
Беседы
Критика
Литературоведение
Naif
Редакция
Авторы
Галерея
Архив 2009 г.

XPOHOC

Русское поле

МОЛОКО

РуЖи

БЕЛЬСК

СЛАВЯНСТВО

ПОДЪЕМ

ЖУРНАЛ СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

"ПОДВИГ"

СИБИРСКИЕ ОГНИ

РОМАН-ГАЗЕТА

ГАЗДАНОВ

ПЛАТОНОВ

ФЛОРЕНСКИЙ

НАУКА

ГЕОСИНХРОНИЯ

Василий  ВАШКОВ

Всадница

Рассказ

            Она возникла в тусклом дверном проёме вспышкой чёрного пламени: чёрные высокие сапоги до колена, чёрные вельветовые джинсы, плотно охватившие длинные поджарые ноги, словно вторая кожа, короткая чёрная куртка, и над всем этим всплеск русых волос - будто вырвавшийся клуб дыма.

- Здравствуйте, вы меня помните?

            - Аня!

            - Помните….

Она шагнула к нему порывисто-дерзко, сделала несколько шагов, оказалась совсем близко, опахнув терпким ароматом духов, и остановилась. Только руки её ещё продолжили двигаться вперёд, стремясь закончить начатое, но тоже замерли в ожидании ответа и, не дождавшись его.

А он стоял перед ней и растерянно, бессмысленно повторял:

- Аня? Ты? Аня? ….

- Я.

Она тряхнула своей русой шапкой волос и неуверенно, как бы прося за что-то прощения, улыбнулась. Совсем как тогда….

***

«Желающие прокатиться на лошади сами, или порадовать своих детей! Подходите! Недорого!»

Голос  зазывалы путался в деревьях заснеженного парка и быстро гас, не находя отклика. Рядом, держа за узду лошадь, стояла блёклая девчушка в какой-то серенькой спортивной курточке. Вдвоём с животным они составляли странную, какую-то неестественную, пару: серая мышка и благородное создание, достойное нести на спине античного героя.

Во всём облике этой лошади была видна порода: и в том, как она независимо и гордо держала шею, и в нервно переступающих высоких тонких ногах, и во взгляде - спокойном и затаённо-презрительном

Как она оказалась тут, в парке? Кому пришла в голову мысль отправить её на пошлый панельный заработок – катать досужих посетителей? Здесь бы больше подошла рабочая лошадка, привыкшая к кнуту и лямке, с виноватыми глазами и покорно опущенной головой, неспособная взбрыкнуть, показать свой норов. Но не эта.

Люди подходили, останавливались, но, помявшись немного, отчего-то шли дальше, а лошадь продолжала стоять, презрительно дёргая расширенными ноздрями.

Крепко поддатый мужичонка оживлённо переговорил с зазывалой, отдал деньги, подошел к лошади и попытался снисходительно, по-хозяйски, потрепать ту по холке. На мгновение они застыли друг против друга, протянутая рука неуверенно замерла на полдороги, повисла, и опустилась, так и не коснувшись нервно подёргивающейся шкуры. Мужичонка как-то виновато покрутил головою и пошёл дальше, даже не пытаясь вернуть заплаченное понапрасну.

Сергей отбросил докуренную сигарету и повернулся на гам приближающихся детских голосов. Группа возвращалась с экскурсии по дворцу и рассеянной толпой двигалась к автобусу.

Марина Иванова, или просто Марина, его напарница в этой поездке с детьми в Петербург шла рядом и что-то говорила, а он рассеяно кивал головою и поддакивал, не вслушиваясь, не возражая, но и не соглашаясь.

Детский гам за спиною как-то изменился. Сергей обернулся.

- Ах ты, черт!

Практически вся группа сгрудилась вокруг лошади. Кто-то, но за спинами не было видно кто именно, уже брался рукой за стремя. Сергей резко повернулся и стремительно зашагал обратно.

- Постой…, - Марина семенила рядом, - чего ты? Пускай….

- А если покалечатся?! – Сергей зашагал ещё быстрее.

Но было уже поздно. На спине лошади возникла хрупкая девичья фигура.

- Анька Семёнова…, - Сергей остановился, понимая, что всё равно не успеет.

Наездница вдруг качнулась вперёд, охватила лошадиную шею руками, прижалась щекою к гриве и замерла на мгновение.

- Вот черт! – Сергей дёрнулся снова, -  Свалится!

Но нет, девушка выпрямилась, подобрала поводья, а лошадь, вдруг согласно кивнув, медленным шагом тронулась с места. Она спокойно и строго переступала своими длинными ногами, высоко неся гордую голову, потом, даже не повинуясь, а будто согласившись с  незаметной командой наездницы, чуть убыстрила шаг, и, выйдя на широкую свободную аллею, перешла на лёгкую рысь.

Лошадь скакала по заснеженной алле  лёгко и  изящно. Её стройные поджарые ноги, белые внизу, словно одетые  в белые гольфы, казалось, парили над землёю, брезгуя касаться грешной почвы. Темп бега возрастал: быстрее…, ещё быстрее…. И когда,  повинуясь лёгкому натяжению поводьев, лошадь поднялась на задние ноги, Сергей даже вздрогнул, так ему отчётливо привиделось, что сейчас, оттолкнувшись от  земли, она так же плавно начнёт подниматься вверх, туда, к серой пелене облаков, унося на спине и всадницу.

- Кривляка, - зло прошипела Марина, - эта Анька…, всё бы ей выпендриваться. И на уроках такая же…. Представляешь, говорит мне….

Но Сергей не слушал. Лошадь и наездница, развернувшись, скакали прямо к ним. Приближаясь, они становились всё больше и больше, вот уже слышно мощное дыхание животного, казалось, ещё мгновение и его сомнёт этот неудержимый вихрь. Где-то рядом испуганно взвизгнула отскочившая в сторону Маринка.

Метрах в трёх лошадь встала словно вкопанная, дыша через раздувшиеся ноздри глубоко, но ровно, как и не было этой короткой скачки. Взмахнув ногою, всадница ловко соскочила на снег и выпрямилась, глядя ему в глаза.

Аня стояла перед ним раскрасневшаяся, с блестящими, светящимися изнутри каким-то странным светом глазами, а в просвете распахнувшегося полушубка бурно вздымалась грудь. Она тряхнула своей русой шапкой волос, неуверенно, будто прося за что-то прощения, улыбнулась Сергею, и продолжала молча смотреть ему в глаза.

Молчал и Сергей.

«Господи, девочка, - думал он, - как ты быстро выросла. Сколько тебе? Пятнадцать? А мне…»

- Ладно, - произнёс он вслух ненужные слова, - Лошадь отведи и давай к автобусу, ехать уже нужно… время….

И, повернувшись, медленно пошёл сам.

А поздно ночью, в гостинице, когда он возвращался к себе из номера Марины Ивановны, в холле, возле дверей своего номера, он неожиданно наткнулся на Аню. Она стояла у окна, обернувшись лицом в темноту мартовской питерской ночи и, казалось, что-то внимательно разглядывала там, на обледенело-тающих улицах. Короткая юбка, открывающая восхитительные ямки под коленками, белая хлопковая футболка, не скрывающая ни обнаженных почти до подмышек рук, ни узкой полоски лифчика на спине.

- Ты почему не спишь? – попытался сказать он строгим, «учительским» голосом, но тот предательски сорвался на какую-то, почти неприличную, хриплую фистулу.

Аня молчала, не оборачиваясь, не выдавая ни малейшим движением того, что слышит эти его педагогические потуги.

- Ты…, это…, - прокашлялся Сергей, ощущая себя полным кретином, - Почему не спишь, спрашиваю?

Молчание.

- Аня! Я к тебе обращаюсь!

Аня обернулась так резко, что он даже отшатнулся.

Распахнутые покрасневшие глаза с мелькающими в них всполохами. Не то отблески мигающей лампы дневного света, не то ярость.  

- Вы! – словно выстрелила она, - С этой…. Я…, я вас…, - не договорив, она бросилась по коридору к дверям четырёхместного «девчачьего» номера, оставив после себя лишь влажное запотевшее пятно на тёмном стекле.

«Вот черт, - ворочался он чуть позже на кровати – Вот черт! Только этого мне не хватает! Нет, и ещё раз нет!! Выбрось из головы. Она ребёнок, твоя ученица…. И, вообще, жениться тебе пора, тридцать пять уже. Вон, на Маринке, что ли….

***

Оставшиеся два года с небольшим, до тех пор, пока Аня не окончила школу, стали для него сущим наказанием. Она «доставала» его на уроках, и после них, с неотвратимой настойчивостью, яростью оскорблённой женщины и иезуитской изобретательностью.

Особенно после его свадьбы с Мариной, случившейся вскоре после той поездки.

Именно «случившейся», потому что он сам толком  не понял, как это вышло, что Марина стала его женой.

Он всё дольше и дольше засиживался в школе, ведя кроме уроков факультативы, ставя с детьми какие-то спектакли.

В школе была Аня, ходившая к нему на все дополнительные занятия и в театральный кружок и не упускавшая ни единой возможности, чтобы не поддеть его.

 Он переносил всё это стоически, не жалуясь, не срываясь, ощущая свою непонятную, но неискупимую вину.

Весь выпускной вечер он чего-то ждал. Ждал и боялся. Старался не высматривать в суете Аню, и всё равно видел её постоянно: и в зале, пока шла тожественная часть, и на сцене во время вручения аттестата, и в наряженном бессмысленными шариками спортивном зале, где стояли накрытые столы, и в темноте дискотеки, разрываемой  вспышками стробоскопа. Всё это время он с кем-то разговаривал, даже шутил, пил царапающий горло коньяк и не пьянел, танцевал с приглашавшими его наперебой выпускницами и ждал, не отваживаясь ни на что сам. 

«Вот и всё, - думал он, идя по утреннему, просыпающемуся городу домой, - Вот и всё. И, слава Богу! Выбрось из головы. Что ты себе навыдумывал? Ведь ничего не было…».

***

С Мариной он развёлся год спустя. Отчего? Он и сам толком сказать не мог.

И очень быстро женился снова…. 

Аню за эти годы он видел ещё не раз. Она заходила к нему в кабинет после уроков всё с теми же словами: «Здравствуйте, вы меня узнаёте?». И пролетевшее время исчезало. Казалось, ещё сегодня он видел её на уроке, сидящей, как обычно, за третьей партой у окна.

Они мило беседовали, как хорошие старые знакомые, а спустя полчаса она уходила, чтобы снова неожиданно зайти через несколько лет.

У него родился сын, как-то незаметно подрос и вот уже пошёл в школу.

Жизнь будто ускоряла свой бег: весна догоняла зиму, а там уже маячила осень, наступающая на пятки так и незамеченному лету.

Порою Сергей представлял жизнь той самой всадницей из Петергофского парка, несущейся всё быстрее и быстрее. Вот, кажется, лошадь уже перестала касаться копытами земли, ещё мгновение и она, встав на дыбы, оттолкнётся задними ногами, чтобы так же неудержимо уйти туда, в низкое серое небо…

            И вот сегодня Аня пришла снова.

***

            - Ну, как вы здесь?

            - Да всё по-старому….

            Пустой разговор двух случайно встретившихся знакомых, когда после первой радости встречи, желания расспросить обо всём и рассказать всё-всё, наступает холодное осознание того, что рассказать всё, что составляет сейчас твою жизнь, попросту невозможно, а слушать чужой рассказ о незнакомых людях и событиях, не имеющих к тебе никакого отношения – тягостно. И встретившиеся начинают маяться, говорить бессмысленные слова, избитые сентенции, с нетерпением ожидая того момента, когда будет можно, отдав дань воспитанности, сослаться на дела и с облегчением уйти.

            - Как ваш малыш?

            - Растёт.

            - Сколько ему?

            - В четвёртом классе….

            - Ого! Так быстро….

            - Быстро…. А ты? Замужем?

            - Нет. Как-то не случилось…

            - Ну, ерунда, всё ещё впереди, какие твои годы….

            - Годы…. Большие уже годы. Скоро тридцать….

            - Сколько?!

            Сергей отчего-то принялся в уме судорожно высчитывать. Ну да, та поездка в Петербург, она была…, она была почти четырнадцать лет тому назад…. Значит ей, действительно скоро тридцать, ведь ему самому в будущем году юбилей отмечать.

            - Да… время…, - бессмысленно протянул он, - ну, ничего, ты почти не изменилась….

            Он смотрел на Аню и действительно видел не красивую тридцатилетнюю женщину с едва заметно паутинкой морщинок вокруг глаз, а ту самую всадницу, юную, с блестящими, светящимися изнутри глазами.

            - А вы помните, как нас в Петербург возили? - неожиданно произнесла она так, будто слышала его мысли, но не слова.

            - Помню.

            Она молчала, будто ждала от него чего-то. Но молчал и он. Молчание нависало, сгущалось, становилось неодолимым.

            - А я уезжаю, - как-то разочарованно вздохнув, разорвала его Аня.

            - Куда? – отчего-то обрадовался он, - Надолго?

            - Наверное, насовсем….

- Как это?      

- Меня в главное отделение нашего банка приглашают, в Москву.

- Ну, это, наверное, большое повышение?

- Большое….  Не знаю, соглашаться, или нет….

- О чём тут говорить! Конечно, соглашайся!

Он отчего-то принялся с жаром убеждать Аню в необходимости принять это назначение, описывая перспективы, которых не представлял сам, и преимущества, которых не понимал.

Аня молчала, странно улыбалась и кивала в такт его словам головою.

Сергей наконец иссяк. Снова нависло молчание.

- Ну, ладно, - вдруг коротко, по-деловому, произнесла Аня, - Пойду я. Дела.

Она ещё на несколько мгновений замерла, глядя на него, будто чего-то ожидая, но, так и не дождавшись, фальшиво заулыбалась, затарахтела привычно-бессмысленными словами. Он тоже судорожно улыбался в ответ, выслушивая пожелания здоровья, счастья, хороших учеников. И только в последний момент, уже возле двери, она вдруг изменилась в лице, словно сбросила карнавальную маску, дёрнула уголками губ, не то, пытаясь улыбнуться, не то, стараясь не заплакать, шагнула к нему, ткнулась губами, носом, щекой куда-то возле его уха, и застыла.

Замер и он. Время, казалось, остановилось. Только где-то в пространстве, вставшая на дыбы лошадь отрывалась от земли, унося вверх всадницу.

Через мгновение дверь за Аней закрылась.

            «А ведь я её больше никогда не увижу, - вдруг отчётливо, словно чью-то произнесённую  фразу, понял он, - И что? Я же  почти и не видел её все эти годы…. Отчего же мне так горько? Ведь ничего не было…. Совершенно ничего…. Даже слов…. И вообще, очень может быть, что всё это я себе придумал, всё это мои фантазии.  Ну, была девочка-подросток со сложным характером, ну, нафантазировала она себе  что-то. Теперь, наверняка, даже не помнит об этом… Или нет?  Впрочем, и это не важно. Ведь ничего не было? Ничего не было…».

            Он так и не додумал до конца этой мысли, испугавшись осознаваемой не умом, но сердцем истины, что больнее всего терять не то, что было, ибо оно всё равно уже прошло, а то, чего так и не случилось, ибо вместе с несбывшимся умирает надежда…        

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ