|
|
Николай ГОЛОВКИН |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Николай ГОЛОВКИНДедово подворьеРассказ Светлой памяти 1. Автобус то взлетал, словно самолёт, то проваливался в «воздушные ямы», из которых не спешил выбраться. На грунтовке он то и дело повизгивал: в мешках подавали голос поросята, что пассажиры везли с рынка для откорма. Асфальтовый же отрезок пути, несмотря на «пробки», преодолели довольно сносно. Хотя и здесь давно не ремонтировавшаяся дорога в ряде мест оставляла желать лучшего. Илия Печников ехал к родителям. Кто знает, добрался бы до «Рассвета» автобус? Или пришлось бы топать до села своими ногами, оставив на произвол судьбы «бедную Лизу»? Так прозвали пассажиры-старожилы залатанный дребезжащий «ЛиАЗ». В конце 1990-х Ликинский автобусный завод в Подмосковье, где собирали этих «работяг», обанкротился. Бог весть, сколько ещё «ЛиАЗов» мужественно колесит и ныне по русскому бездорожью! Вот и в местном автохозяйстве, словно в доме для престарелых, доживают свой век несколько таких «бедных Лиз». На счастье пассажиров именно сегодня, 22 мая, был праздник – день памяти святителя Николая Чудотворца, покровителя путешествующих. – Святителю отче наш Николае, моли Бога о нас! – перекрестившись, взмолилась сидящая рядом с Илией старушка, когда у автобуса вдруг забарахлил мотор. – Святителю отче наш Николае, моли Бога о нас! – подхватили все пассажиры. Желая поскорее оказаться дома, к святому обратились и пьяные мужики. В городе они «обмыли» покупку поросят, а потому в автобусе сольные и хоровые «номера» хрюшек то и дело перебивали храп и смачный мужицкий «говор». Резко тронувшись с места, автобус вновь взвизгнул. Вот и «Рассвет», конечная остановка у продмага. Вывалившись с хрюшками из «бедной Лизы», мужики дружно направились к торговой точке, чтобы «отметить» теперь уж и благополучное прибытие в родное село. Рядом с продмагом уже давно, надо полагать, шла гулянка. Мужики, попутчики Илии, подхватили частушку:
С генофондом дело – дрянь. Бабам дай хозяина. Здесь, у нас, – всё больше пьянь. Забытая окраина.
Но инициативу в свои руки взяли присутствующие на гулянке бабы:
Эй, милёночек, постой! У меня вопрос простой. Мой-то пьет который год. Мне б тебя в свой огород.
А одна из них, увидев Илию, бойко пропела:
На деревне для «бомонда» Не хватает генофонда. Коль молоденька была, От тебя бы родила.
2. Расцеловавшись с сыном, родители Илии намеренно оставили его на какое-то время одного: пусть освоится, привыкнет, почувствует, что он – дома. Три года назад тоска и безысходность, нараставшие и нараставшие день ото дня в «четырёх стенах», привели их – майора в отставке Сергея Ильича и учительницу истории Веру Николаевну – из райцентра в старинное село Печниково, откуда и пошёл их крестьянский род (в советские годы оно стало ядром колхоза «Рассвет»). Печниковы стали фермерами – разводили скот, птицу, огородничали, завели пасеку. Вновь ожил старый бревенчатый дом, который стоял с заколоченными окнами, ожило подворье. Сергей Ильич родился в «Рассвете», а Вера Николаевна – в соседних Больших Полянах. Получив дипломы – военный и педагогический, – они поженились. Пока Сергей Ильич не вышел в отставку, семье пришлось поколесить по многим городам и весям. И повсюду он вместе с Верой Николаевной поддерживал или создавал заново подворья при частях, в которых служил. И выполняя должностные обязанности – «для пополнения армейского рациона». И – по зову души.
3. Илия с трудом обошёл двор, по-хозяйски осмотрел подворье. Ну, что для молодого мужчины, которому скоро 30, этот путь из райцентра в «Рассвет»?! Но Илия еле держался на ногах. Высокий, бледный, худой, он имел измученный вид, какой бывает после долгой болезни или утомительного пути. – Не надо со мной сюсюкаться, жалеть меня, – подумал Илия, присев отдохнуть на лавочку возле ворот. – Многое в жизни повидал – и радостное, и горькое. Да, хотел бы и я быть настоящим хозяином. Вот здесь, на подворье, что-то сделал бы по-своему. Хотя во всем и так чувствуется порядок. Но сейчас я даже и не помощник… Илия на мгновение задумался, подбирая нужное слово. Он посмотрел на статный дуб, который помнил ещё юным дубком, когда единственный раз в жизни 10-летним пацаном, гостил здесь всё лето. Это был его дуб, «Илюшин дуб», – дед посадил в честь рождения внука. – А ведь сила дуба – в корнях! – подумал Илия. – Да и нашего рода – тоже. Мне бы теперь такую стать, такие силы! Илия с любовью погладил ствол дерева. – Да, хотел бы и я быть настоящим хозяином! Но сейчас … сейчас, приехав на дедово подворье к родителям, – кто уж я для них здесь? – нахлебник … Он мучительно думал, как жить дальше. – Что же мне теперь – лежать, как Илие Муромцу, на печке да ждать и ждать чудесного исцеления?! – вновь обратился наш Илия к своему дубу. – Нет, Бог даст, побуду немного с родителями, может, и подлечусь даже здесь и – снова в город! Не хочу, не могу быть нахлебником.
4. Сержант Илия Печников, воин-десантник, чудом не погиб на второй Чеченской войне. Горстка бойцов попала в окружение. Но подоспели наши и отбили их у «чехов». Из этого ада выносили безжизненные тела, изрешеченные осколками. Многие из них были контужены. Но все, по Промыслу Божиему, выжили! Перед боем ребят, как они попросили, крестил приехавший в роту священник. Награды наградами – были и они. Суть не в них. Всех ребят – «списали», отправили назад – в мирную, и вместе с тем не менее тревожную, чем война, жизнь. И нужно было им, инвалидам, себя в этой жизни найти, не захлебнуться в её водоворотах. «Береты» долго мыкались по госпиталям – лечение, психологическая реабилитация. За эти годы они, увы, растеряли друг друга. Илия, не стесняясь, плакал, когда слышал песню, посвящённую другой войне, дедовой:
Майскими короткими ночами, Отгремев, закончились бои. Где же вы теперь, друзья-однополчане, Боевые спутники мои?
5. Один и тот же сон снился Илие. Их последний бой в Чечне. Море огня. И вот – разверзалась земля… Но на краю чёрной пропасти оказывался «Илюшин дуб»: – Не в память о тебе я посажен, – слышал он его голос, – а во здравие твое! Всякий раз дерево вытягивало ветвями, словно крепкими крестьянскими руками, брата-человека из беды. А Илия поднимался уже в небо – всё выше и выше… До этого он поднимался так высоко лишь на военных вертолётах, которые доставляли их в Чечне на «точки». Теперь Илия летел над истерзанной войной землей вместе с Илией Пророком, небесным покровителем воинов-десантников. Они летели на его колеснице. И видел Илия всё, что происходит внизу.
Остановилось время в той стране, Где люди погибают на войне. Их души из другого измеренья Скорбят о нас: Дом губим свой в огне…
Потом Илия Пророк вновь передавал Илию его дубу, а дерево опускало на землю. Но уже не в Чечне, а на окраине русского села. Вот Илия на колхозном поле, где давно не сеяли, не собирали урожай. Поле зарастает молодыми березками. Чуть поодаль – руины колхозного коровника. Всё дышит покоем. Но вроде бы и тут война прокатилась. Илия припадает к родной земле. Он вдыхает запахи трав. Как былинный Илия Муромец, набирается сил от Матери-Сырой Земли… Сон-кошмар, как потом осознал Илия, незаметно перерастал в сон вещий.
6. Когда Илия был на обследовании в московском госпитале, ему удалось получить разрешение поехать на праздник ВДВ, который отмечается 2 августа, в день памяти Илии Пророка. Молился Илия Печников в старинном Домовом храме во имя небесного покровителя воинов-десантников на Ильинке, в Китай-городе, что почти у самых стен седого Кремля. А потом участвовал в многолюдном крестном ходе на Красную площадь. Здесь у лобного места, «русской Голгофы», сначала состоялся молебен о здравии всех воинов-десантников, которые некогда служили в этих войсках или служат ныне. Потом была панихида – поминали соратников по оружию, погибших в «горячих точках». Сотни и сотни свечей были зажжены в память о них. Реабилитация ... Да разве можно вылечить русскую душу так скоро?! Порой для этого и долгой человеческой жизни мало. Но всю жизнь никто и не собирался держать Илию в госпиталях: мол, сделали, что могли, а дальше уж как-нибудь сам выкарабкивайся…
7. Илия не поехал с родителями в «Рассвет», а остался в городе в их двухкомнатной квартире: мечталось пожить самостоятельно, получить хорошую специальность. Друзья из областного отделения Всероссийского общественного движения ветеранов локальных войн и военных конфликтов «Боевое братство» помогли и с учёбой, и с работой. Днём Илия ходил на занятия в филиал института – учился «на экономиста». Ночью сторожил торговые палатки на местном рынке. И вот теперь, после третьего курса, пришлось взять академический отпуск в институте. – Вы своё здоровье потеряли там…, – врач, который говорил ему эти слова, почему-то избегал слов «Чечня» и «война». Наклонив голову, словно хотел выписать рецепт или что-то искал в стопке бумаг на столе, он вновь и вновь избегал встречи их взглядов. – А теперь вот подрываете здоровье учёбой на дневном да ночной работой. Нельзя же так! Состояние вашего здоровья очень, очень… – А как, как, по-вашему, можно? – перебил его Печников. – Милостыню просить? Спасибо, повидал я в Москве таких несчастных, обездоленных, покуда в столичном госпитале был на обследовании. У кого – рук нет, у кого – ног, у кого – и того, и другого. Собирают на кусок хлеба на вокзалах, в метро. – Да вы успокойтесь, вам нельзя так волноваться! Врач опять смотрел куда-то в сторону, но только не на своего пациента. – Отправляйтесь-ка лучше скорей к родителям, в деревню, попейте парного молока, отдохните… – Хочет избавиться от меня, и как можно скорее, – подумал Илия. – Опять «списывают» меня. Но теперь уже – из жизни, насовсем. Он так и не смог поймать на прицел своего взгляда взгляд этого рано пополневшего и полысевшего человека в белом халате, распорядителя человеческими жизнями, который был лет на 5-7 старше его и, наверное, имел своих детей, был внимателен к ним. – До свидания! – сухо сказал Илия, направляясь к двери. – До свидания! – механически-машинально ответил белый халат. И только сейчас взгляд врача, провожая пациента, застыл на его затылке, словно произвёл контрольный выстрел.
8. В красном углу дедова дома – потемневшие образы Спаса, Богородицы, Илии Пророка, Святителя Николая… Намоленные, хранительницы семейного очага. Хозяину дома эти иконы перешли от его деда, которого, как было принято в их роду, тоже звали Илией. А уж откуда пошло в их роду такое имя этого Печников-младший не знал – как, впрочем, и никто в их семье. Семейная традиция была продолжена ещё раз. Но могла трагически прерваться на рубеже тысячелетий, погибни Илия, единственный продолжатель рода, в Чечне. Когда Илия, собираясь прочитать благодарственную молитву о прибытии в «Рассвет», впервые затеплил перед иконами лампадку, то был искренне поражен. Неожиданно пронизала мысль: а не такой ли точно Илия Пророк, каким изобразил святого безвестный иконописец, являлся ему в его тревожном и странном сне. – Давно уж нет на свете деда Илии и бабушки Марфы., – думал Илия. – Но, слава Богу, след их не затерялся на родной земле. Не зарастают бурьяном Печниковские могилы.
9. Дни летели за днями. Насколько позволяло здоровье, Илия помогал родителям по хозяйству. В доме деда, к счастью, сохранились некоторые из любимых в семье Печниковых книг. «Поднятая целина» Шолохова, рассказы Шукшина (внимание Илии, конечно, больше всех привлек к себе один – «Выбираю деревню на жительство»), «Братья и сестры», «Дом» Абрамова, «Прощание с Матёрой» Распутина… Все эти «знамения» ещё недавнего времени, незаметно ставшие неотъемлемой частью их простого сельского дома, вдруг повернулись для Илии какой-то новой, берущей за душу «стороной». Всё свободное время он, словно советуясь с мудрыми наставниками, глубокими мастерами слова, читал и перечитывал ставшие ему родными творения. А книги, наводнившие ныне прилавки, он никогда даже и не брал в руки. Потому как с детства знал толк в настоящих. Впрочем, была в доме деда и ещё одна книга: повесть писателя-фронтовика Кондратьева «Отпуск по ранению». И она-то Илию, как человека прошедшего войну, не могла уж не задеть за живое. Раньше он видел телеспектакль по этой повести. Постановки по ней в своё время обошли сцены многих театров Советского Союза. Так что «Отпуск по ранению» в дедовой библиотеке Илия воспринял как встречу со старым другом и сразу же стал читать. Решение пришло как-то само собой и созрело безповоротно: теперь уже Илия навсегда оставался жить и работать в «Рассвете».
10. В ближайшую среду всей семьей отправились в райцентр. Выехали чуть свет на «Ниве», которая наконец-то была на ходу. Когда добрались до рынка, здесь уже шла бойкая торговля. Илия оставил родителей торговать мёдом, творогом и сметаной – «добром» с их подворья. А у него самого в городе были свои два дела. Для начала надо было побывать у директора рынка, бывшего военного. Илия числился у него на какой-то должности. А пахал на азербайджанцев, охраняя ночью несколько палаток, которые они держали на рынке. «Хозяева» с юга платили Илие неплохие деньги. Вот только, правда, каждый раз, когда производили расчет, они заводили разговор о сдаче им его квартиры. – У нас опять проблемы: те, у кого снимали, просят съезжать… – Снимите новую. – Не сдашь ли свою? – В который раз уже говорю – нет! – Но ты ведь всё равно ночью на рынке, а днём – в институте… – Нет, не сдам! Руководствовался он здравым смыслом. – Если сдам южанам квартиру, – думал Илия, – кто знает, а вдруг, может, превратится в притон, куда они будут приводить и местных «ночных бабочек», и своих «рабынь» с рынка, которые днём торгуют в их палатках фруктами да разнообразными шмотками?! Южане отставали. Они побаивались бывшего десантника. Впрочем, всякий раз, наотрез отказывая им, Илия никогда открыто не показывал своего отношения. Давалось это, конечно, нелегко. Хотя в целом отношения с южанами были даже хорошие. Подкупали их дружелюбие, обходительность, умение слаженно работать, смекалка. Да и сочувствие к приезжим «коллегам» нет-нет тоже иногда «пробуждалось». И всё же… Илие было крайне неприятно получать от «работодателей» деньги. Этот узел душил Илию. Конечно, не как сны-кошмары о чеченской войне. Просто всё это было похоже на узду, на плен, в который взяли его чужаки, причем на его же родной земле. И вот, наконец, азербайджанский узел «разрублен». Оформив увольнение в конторе рынка, Илия поблагодарил директора. С ним у него сложился вполне нормальный контакт, можно было бы даже сказать – дружба. А просьба к директору у Илии была теперь такая: по возможности защитить их семью, которая намерена впредь регулярно привозить на рынок свою сельхозпродукцию, от «наездов», если таковые будут. Директор кому-то позвонил. А Илие твердо сказал, что их никто пальцем не тронет.
11. – Да вас просто не узнать. Румянец появился, загорели. Держитесь увереннее, – встретил Илию приветливо врач. – Вот что значит вовремя съездить на курорт, нервы подлечить и (он лукаво улыбнулся) – всё прочее. – Не был я ни на каком курорте, – остановил он местного эскулапа, к которому снова пришёл на приём. Илие тоже показалось, что перед ним совершенно другой человек. – Я сейчас в селе живу, у родителей, – напомнил он врачу. – А–а, парное молочко, свежий воздух, – заулыбался врач, – вспомнил, вспомнил… Потом, посерьёзнев, продолжал: – Вы уж простите, работы много. Всё обо всех и не упомнишь. Он попросил Печникова раздеться. Дыхание, пульс, давление… Одним словом, осмотрел его чуть ли не с головы до пят. – Жить буду? – пошутил Илия. – Будете! Долго будете жить! – заверил врач. Потом по-отечески тепло добавил: – И семью обязательно заводите, детей рожайте! Стена отчуждения между ними рухнула. Они по-доброму посмотрели друг на друга.
12. В полночь, накануне 22 июня – Дня скорби по павшим в Великой Отечественной войне, и Илия, и родители, не сговариваясь, зажгли на окнах свечи памяти. Эти свечи в доме Печниковых горели не только в память о тех, кто не вернулся с полей сражений Великой Отечественной, но и в память о жертвах чеченской и иных «локальных» войн: ведь среди них мог быть и сам Илия. И вспомнились бывшему воину-десантнику слова, что выбиты на черном мраморе обелиска защитникам Отечества, погибшим в Чечне:
«Царю Милосердный! Создателю мой! Молю я о ныне погибших! В селениях горных Твоих упокой На брани живот положивших. Царю Милосердный! Зря благость Твою, К Тебе я с мольбой обратился!.. Так Ангел Печальный о павших в бою На поле кровавом молился…»
Как знать, не подобные ли слова слышал Илия случайно на перекрестках, у выходов из московского метро, где в столичной толчее улиц вдруг возникали фигуры инвалидов с гитарами, в знакомом до боли камуфляже? Как говорится, слова народные… А ещё Печниковы вспоминали, конечно же, и одного из рядовых Великой Отечественной – Илию Сергеевича-старшего, деда Илию. Вот такие Печниковы возрождали державу нашу из руин, «поднимали целину» в обезлюдевшем русском селе, отдавшем «всё для фронта, всё для Победы». Печников-старший потерял на войне правую руку. Его демобилизовали в 1944-м. В колхозе «Рассвет» тогда трудились старики, вдовы, подростки. Вроде бы инвалиду можно и дома отсидеться. Но Илия Сергеевич, как его, несмотря на молодость, уважительно по имени-отчеству, звали односельчане, пошел работать бригадиром на животноводческую ферму. Да так и работал там потом несколько десятков лет. Вечная память всем нашим дорогим ветеранам, сменившим «мечи на орала»! Кто раньше, кто позже – они один за другим уходят в вечность… «Души их во благих водворятся, и память их в род и род…». Молитва возвышала душу. И отсюда, с дедова подворья, что сохранилось в одном из уголков Святой Руси, ей, душе, так радостно было устремляться к Господу, находя у него утешение и защиту в наше смутное время, когда со всей трагичностью встал перед каждым из нас вопрос о самом существовании великой русской цивилизации…
Николай Алексеевич Головкин – публицист, эссеист, поэт. Родился в 1954 году в Ашхабаде (Туркмения) в семье потомственных москвичей. Член Союза писателей России. Член Международного клуба православных литераторов «Омилия» (Киев): http://omiliya.org/.Автор сетевого литературно-исторического журнала «Великороссъ» (Москва): http://www.velykoross.ru/. Редактор сетевого литературного журнала «Камертон» (Москва): http://webkamerton.ru/ Живет в Москве.
|
