|
|
Дмитрий КОЛЕСНИКОВ |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Дмитрий КОЛЕСНИКОВСлово в защиту шестидесятниковОткрытое сердце А. Дементьева1. Шестидесятников сейчас у нас не любят. Не ругает их нынче в прессе только ленивый. Причины тому несколько лет назад последовательно изложил известный философ и политолог Александр Ципко в фундаментальной статье «Код шестидесятничества», появившейся на страницах «Литературной газеты» («ЛГ», 2006, № 43). Автор статьи припомнил шестидесятникам все смертные грехи – их «национальное, религиозное, государственное отщепенство», их марксистские убеждения, их зловещую роль «и в практически бескровной, и в этом смысле бархатной августовской революции 1991 года, и в распаде СССР, и в самоубийстве исторической России». Один только момент совсем упустил из виду Александр Сергеевич в пылу безудержного обличения, крайне важный момент, надо сказать – шестидесятники, несмотря на все их перечисленные недостатки, были, прежде всего, замечательными поэтами, и останутся в нашей славной истории именно как поэты.. Не создателя «Записок ненастоящего посла» Александра Бовина и не историка-медиевиста Арона Гуревича, мировоззрение которых поступательно развенчивает Ципко, будет помнить Россия в качестве шестидесятников, а Беллу Ахмадалину, Юнну Мориц, Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского и Роберта Рождественского. Правда, позднее творчество некоторых поэтов-шестидесятников действительно оставляет желать много лучшего. Не случайно последний стихотворный сборник Андрея Вознесенского «Тьмать» в своё время подвергся справедливому разносу критика Алёны Бондаревой в «Независимой газете» («НГ Ex libris», 2008, № 12, 3 апреля). Искусное формо- и словотворчество лауреата государственной премии СССР открыто высмеял и прозаик Сергей Шаргунов в своей статье, посвящённой юбилею испанского поэта Федерико Гарсиа Лорки («НГ Ex libris», 2008, № 19, 5 июня). Впрочем, Вознесенский с молодости стремился к безвкусной авангардной форме: его стихотворения советского времени также не отличаются глубокой содержательностью. Однако фигура Вознесенского представляется мне исключением в ряду шестидесятников, стихи и поэмы которых – как советские, так и постсовесткие – поражают по-юношески волевым напором, задорным характером, органичной исповедальностью и яркой романтикой борьбы. Что касается формы стиха, то они выступали продолжателями вековых традиций русской литературы, заложенных Пушкиным и Лермонтовым, Некрасовым и Есениным; недаром в начале «Братской ГЭС» Евтушенко обращается с молитвой именно к этим поэтам. Авангардисты же среди шестидесятников встречаются нечасто. Поэтическому становлению рассматриваемых нами деятелей советской литературы во многом способствовала современная им эпоха, с которой им просто удивительно повезло. Как писал Лев Аннинский в предисловии к сборнику Евгения Евтушенко «Краденые яблоки», «поэзия на какое-то историческое мгновенье (не на мгновенье, а на эпоху длиною в несколько лет – Д.К.) стала тогда универсальным знаковым языком». О том же свидетельствует главный редактор «Литературной России» Вячеслав Огрызко, отмечая, что в период социализма «поэт своим словом мог десятки тысяч молодых ребят отправить на сибирские стройки» («ЛР», 2005, № 11, 18 марта). Согласитесь, навязчиво просится сравнение с нынешним временем, а точнее – безвременьем, когда, по словам Александра Солженицына, «воцарилась та анархия свободы слова, когда никакое слово уже ничего не весит и ни на кого не влияет» («ЛГ», 2006, № 25–26, 28 июня – 4 июля), и в недавнем прошлом самая читающая страна в мире сделалась вдруг патологически безразличной и к поэзии, и к прозе. Лучшими поэтами-шестидесятниками, в полной мере воплотившими в своём творчестве все упомянутые нами достоинства, на мой взгляд, являются Андрей Дементьев и Евгений Евтушенко. Когда-то ими, как и другими шестидесятниками, взахлёб зачитывалась вся Россия, теперь же критики с презрением и сквозь зубы отзываются об их поэтическом творчестве. Мне думается, такое пренебрежительное отношение обусловлено чисто политическими причинами, упомянутыми в начале данной работы. Политические взгляды шестидесятников и мне далеко не близки, но я, прежде всего, ценю их как талантливых поэтов. Не зря же, в конце концов, многие их стихи становились народными песнями, а это высшая награда для писателя. Хочется верить, что объективный анализ поэтического наследия шестидесятников ещё впереди.
2.
С поэтическим творчеством Андрея Дементьева я познакомился благодаря последней обширной подборке его стихотворений, появившейся на страницах прошлогоднего июльского номера «Литературной газеты» («ЛГ», 2007, № 29). В той подборке мне особенно понравилось стихотворение «Незнакомая женщина плачет украдкой…», которое вскоре я выучил наизусть:
Незнакомая женщина плачет украдкой. Вытирает глаза золотистым платком. Возле белых берёз, рядом с детской площадкой Плачет женщина... Если знать бы, о ком…
Казалось бы, ничего особенного, это стихотворение не представляет, но меня оно тронуло. Внимательно перечитывая всю подборку, я то и дело качал головой, удивляясь, как можно так просто и открыто писать в нынешнюю эпоху засилья безвкусных постмодернистских сочинений. Поэтому, признаюсь, с полнейшим недоумением прочёл в уважаемой мной «Литературной России» следующие слова о юбиляре: «Самый лукавый комсомольский поэт. Всегда во все времена знал, откуда дует ветер, и чутко реагировал на все перемены» («ЛР», 2005, № 28). Главный редактор упомянутого издания Вячеслав Огрызко также отмечает в энциклопедии «Лексикон», что знаменитый шестидесятник будто бы «с юности остро чувствовал конъюнктуру дня». Не знаю, как насчёт политических взглядов, жизненной позиции и работы в должности главного редактора журнала «Юность», но в лирике Дементьева я не уловил и малой толики лукавства и конъюнктурщины. Скорее, наоборот: её, как и лирику лучших русских поэтов, отличает пронзительная исповедальность. И автобиографические строки Андрея Дмитриевича «Я живу открыто, / Как мишень на поле» представляются мне абсолютно правдивыми. Помимо лукавства и приспособленчества, критики-почвенники зачастую упрекают Дементьева и в отсутствии у него патриотизма. К примеру, тот же Владимир Бушин, процитировав одно из стихотворений поэта, заключает: «Словом, если придётся Дементьеву идти в бой, то вспомнит он не Севастополь, не Москву, не Сталинград, не Курскую дугу, а бросится на врага с криком “За родину! За Иерусалим!” Прекрасно» («ЛР», 2008, № 18–19). Весьма странная ирония, учитывая, что и великолепных стихов о войне у юбиляра предостаточно. «Я помню первый день войны…», «Баллада о верности», «Баллада о матери», «Военные времена»… Сколько живой неизбывной боли, какое гулкое эхо войны слышится в этих творениях Дементьева! Впрочем, о Бушине вообще разговор особый. Я по праву считаю его выдающимся публицистом, но когда Владимир Сергеевич берётся за литературную критику, то просто поражает своей большевистской прямотой. Чего стоит одно его суждение о пресловутой песне Булата Окуджавы «Синий троллейбус»: «Но ведь в троллейбус нельзя сесть на ходу: у них пневматические двери, они на ходу закрыты». Вот и дементьевскую поэзию Бушин рассматривает с подобных сугубо материалистических позиций. Понятие художественных троп, первичное для поэтов, ему, по-видимому, неведомо. Несмотря на всю свою искреннюю любовь к Израилю, совершенно ясно, что Дементьев относится к земле обетованной как к месту, где можно приятно провести время и не более. Настоящим же домом поэта-шестидесятника, его подлинной Родиной вовеки пребудет Россия, которой он посвятил множество блестящих стихотворений. Однако лучшие исповедальные стихотворения шестидесятника посвящены не России, а памяти единственного сына, который трагически погиб в самом расцвете жизни. В этих стихах и без того отчаянная распахнутость души поэта достигает своего предела, и неземная музыка негаснущей с годами боли звучит раздирающими душу аккордами. Завершая свою статью, мне хотелось бы с грустью отметить тот факт, что писать стихи в манере Андрея Дементьева – свежо, открыто и искренне – теперь, по меньшей мере, немодно. И как журнал «Наш современник» с горечью восклицал три года назад, по случаю годовщины смерти адмирала Нахимова, «Где ты, новый Нахимов?!», так и я сейчас восклицаю с тоской: «Где ты, новый Дементьев?!». Пока мой вопрос, увы, остаётся без ответа.
|
