Евгений МАРТЫНОВ
         > НА ГЛАВНУЮ > РУССКОЕ ПОЛЕ > МОЛОКО


МОЛОКО

Евгений МАРТЫНОВ

2010 г.

МОЛОКО



О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Книжн. шкаф
Архив 2001 г.
Архив 2002 г.
Архив 2003 г.
Архив 2004 г.
Архив 2005 г.
Архив 2006 г.
Архив 2007 г.
Архив 2008 г.
Архив 2009 г.
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.
Архив 2012 г.
Архив 2013 г.


"МОЛОКО"
"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
СЛАВЯНСТВО
РОМАН-ГАЗЕТА
"ПОЛДЕНЬ"
"ПАРУС"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА

Суждения

Евгений МАРТЫНОВ

А шмель жужжит, жужжит…

Повесть

УРОК 

Два месяца прошло с тех пор, как отгремела Великая Отечественная война. Победу отпраздновали, отликовали!.. но горечь утрат, нужда и голод окопались в деревнях надолго. Увально-Битиинский детдом № 110 продолжал жить в обычном распорядке. Никто из воспитанников не выбыл. Пайки хлеба урезали на пятьдесят грамм. Карантин, наложенный ранее в связи с поголовным сыпным тифом, сняли. Несмотря на большое количество переболевших, летальных исходов не было. Сокращённый учебный год  закончился. Детей распустили на летние каникулы.  

Отец Казанцевых, Вовки и Женьки, прислал коротенькое письмо. Сообщил, что их часть брошена на подавление  бандеровцев и расквартирована в городе Луцке, западная Украина. И что скорой демобилизации ждать не приходится. Разве что на побывку осенью выпросится. Будет писать рапорт командиру части.

       …Это произошло неожиданно, как снег на голову летом, при ясной погоде. В спальне перед «мёртвым часом» Казанцев обматерил свою воспитательницу за то, что ему не выделили новенький диагоналевый костюм, такой же, как Лёшке Колмакову и Федьке Ботову!.. его соседям по спальне.

       – Ты же у нас, Женя, в этом году, считай, не учился, а костюмы получили только отличники и хорошисты!.. 

       – Ах, ты… – вдруг вспылил побледневший Казанцев. Неожиданно для самого себя он закричал на неё  и стал пронзительным голосом произносить матерные слова.

       Женька воспринимал свершающееся, как цветной, широкий, объёмный сон, отделил себя от гнева и ощущения боли. Наблюдал происходящее как бы со стороны. А язык его «молотил и молотил» откуда-то набрасываемую матерщину, «отвеивал», выдавал в… превосходном виде.

       Зинаида Андреевна остолбенела. Не перебивала. А когда Женька выговорился, всхлипнула и выскочила из комнаты.

       Мгновенно пришли раскаянье и готовность в полной мере ответить за свой поступок. Возникший мелодичный

звон в ушах утих. Произошла разрядка… пришла успокоенность. Женька решил просить прощения, но было уже поздно. 

       Вызвали к директору. Понуро шагал парень узким бесшумным  коридором. Мёртвый час. Навстречу ему шла воспитательница. Казанцев хотел было остановить её, чтобы извиниться, но Зинаида Андреевна, с бледным, как луна  лицом, прошла мимо.

       Вошёл в кабинет.

 

       Дубинин Данил Николаевич сидел за канцелярским столом и поигрывал толстенькой новинкой-авторучкой салатного цвета.

       Вся обстановка с головой выдавала заядлого охотника.

       На стенах были размещены богатые охотничьи трофеи: хвост косача, крылья белого лебедя, оленьи рога. Здесь же  – тульская двустволка ручной отделки.

       Окинув взглядом кабинет, Женька, словно притянутый на аркане, неловко присел на краешек жёсткого стула. Его кидало  то в жар, то в холод. Маруся и дядя Миша в качестве свидетелей сидели молча, как воды в рот набрали. Слышно было тиканье старинных, с двумя гирьками, ходиков…

       Вдруг между распахнутыми створками  оконца часов возникла кукушка, и, прокуковав два раза, спряталась.

 

       – Ну, так, докладывай, Казанцев, что ты там выдал, какой такой у тебя сегодня матерщинный сверхсшибательный разговор с

воспитательницей Зинаидой Андреевной Кравцовой состоялся. –тронув гранёный графин с водой, ровно, но строго сказал директор,  – коли она вбежала ко мне в кабинет вся в слезах, тени под глазами и бледная, как только что выбеленная гашёной известью с подсинькой вот эта стенка.

       Сжимая под столом колени руками, Женька молчал. Во рту пересохло.

       – Вот что, Евгений, – усмехнулся директор, – я вижу, ты уже повзрослел, но не по возрасту, а по тому, какие слова ты знаешь. Вон как отчитал воспитательницу – как опытный парняга, избалованный вдовушками да девахами. Все диву дались. – он помолчал. – А заведение наше называется детдом, детский дом, значит.

       Директор посмотрел в сторону Рогозиных, приподнял листы бумаги, лежащие у него на столе, и заключил:

       – Вот тебе твои личные документы: справка об окончании шести классов в Боголюбовке, которую ты мне год назад предъявил. А у нас, правда, по независящим от тебя причинам, будем считать, ты и не учился… и мой тебе наказ: прикрывай роток, держи язык за зубами, – усмехнулся он. – Вот тебе рекомендательное письмо в железнодорожное ремесленное училище, с директором которого я лично знаком

 

       В окно заглянуло солнышко.

 

       – Он ко мне приезжал. Охотились на косачей. В конце бабьего лета, а вернее осенью, обещал подъехать. К открытию сезона. Водоплавающих постреляем, – обращаясь к дяде, Мише, сказал директор.      

       – Я не стал, Казанцев, тебе карьеру портить… тропу: расписывать твою сегодняшнюю выходку. Ты по документу – пай-мальчик, просто переросший наше воспитательное заведение, – директор привстал и протянул Женьке  документы. – А язык – он мелет… Так что, счастливого тебе путешествия. Достукался, Казанцев. Да, ещё вот что: мы уже договорились с председателем колхоза, – он глянул на завхоза, и дядя Миша кивнул в знак согласия. – Завтра утром бригадир тракторной бригады едет за запчастями в Нижне-Иртышское… Вот, собственно, и всё, можешь быть свободным. Вырос. Волен делать что хочешь!.. но не в стенах детдома,   – строго проговорил директор, неловко привставая со своего жёсткого кресла.

   

 

       Ранним утром следующего дня Казанцев зашёл в каптёрку проститься с завхозом Рогозиным.

 

       – Это как же так ты, Женька? Отмочил. Отдубасил.

       – Я и сам не знаю, не помню, дядя Миша. Будто и не я вовсе. И сил нет уняться.

       – Да, что тут скажешь. За всё приходится отвечать… Вот чадо и выросло, – вздохнул Рогозин. – Приедешь в Омск, определишься в ремеслуху, оглядишься, – напиши как да что, слышишь?

       – Ладно.

 

       Слёз на этот раз не было.

 

       Вышли на улицу. Тёмные тучи, те, что только что были врозь, стянутые в одну большую, затмили солнце.

Казанцев нёс  узел с зимней одеждой. На спине потёртый, выцветший вещмешок, его собственность, набитый шмотками, подвернувшимися под руку, и едой, сухим пайком, уложенным в

скатёрку Рогозиной Марусей. В кармане штанов деньги на пароход.

       За воротами уже стояли остальные провожающие.

      «Раз-два – и обчёлся, не то, что в Боголюбовке», – отметил Женька, окидывая их взглядом, – ничего, как-нибудь проживу. Вальку и Настю дяди Макаровых увижу…»

 

       Рядом с нянькой стояли его братишка Вовка, Ботов Федька и Колмаков Лёшка.

 

       Отстранился, как бы отсёк себя Казанцев от них…

 

       Дубинин и воспитательница Зинаида Андреевна провожать  не сочли нужным.  Оно и понятно. А больше-то из детдомовцев о случившемся и об отъезде Женьки Казанцева никто и не знал.

 

       Послышалось как будто блеянье овец. «Уцелели всё-таки, не стали их резать, дотянули до травы», – подумал Женька, но это уже для него был «пройденный материал».

 

       «Влетит мне от папки, наверное, если узнает всю правду», – вздохнул Женька.

 

       – Женя, –  спросила Маруся после затянувшегося молчанья, – ты у кого из родственников на первое время, пока не зачислят в ремесленное училище, решил остановиться – у дяди Макара или у дяди Бори?

       – Не знаю, Маруся, не решил ещё, – неуверенно сказал как-то вдруг сразу повзрослевший Женька. – Наверное, всё-таки у дяди Макара.

       – Они же строгие, дядя Макар и тётя Лена…

       Женька вздохнул и ничего не сказал.

 

       Верхушку тополя, что напротив окна бывшей спальни Казанцева, тронул ретивый ветерок, листва завозмущалась было и утихла.

 

       Пригорюнившийся Вовка молчал, стоял возле няньки Маруси, к которой подошёл и дядя Миша.

       Жалко, грустно, наверное, было Вовке расставаться со старшим братом. С его защитником и опорой. Всю войну, считай, прожили вместе… по квартирам и детдомам. Но Женька теперь за него не беспокоился – братишка оставался в детдоме под присмотром Маруси. Да и война уже кончилась.

 

       Пасмурно.

 

       «Ничего, скоро, может, папку демобилизуют, – думал Женька.   – А я уже в ремесленном училище.»

 

       А вот и подвода. Возле заднего колеса телеги – лисоподобая собака.  Куры уступили дорогу…

 

       – Ну, что, едем?!.. – кашлянув, спросил, покуривая, дяденька. Бригадир тракторной бригады колхоза. Женька его узнал.

       – Как договаривались,  – ответил дядя Миша.

 

       Пацаны пожали Женьке руку.

 

       – До свидания, Вова, – произнёс старший брат, положив ему свои ладошки на плечи и заглядывая в серые глазищи.  Глянув на няньку, строго наказал:

       –  Вов, слушайся Марусю!.. и воспитательницу. Устроюсь, напишу письмо. И ты мне пиши, ладно?!..

 

       Вовка сопел, изо всех сил сдерживал слёзы.

 

       Послышалось шипенье гусака, переводящего своё семейство через дорогу под увал к воде на старицу Иртыша, погнавшегося было за мальчишкой из младшей группы. Гусак вытянул шею… и ужал, прекратив погоню.

 

       Жизнь продолжалась. В полном объёме.

 

       Жалко было Женьке расставаться, но понимал Казанцев, оглядываясь назад, что детство кончилось. Что заслужил, то и получил. Он  закинул поклажу и сам запрыгнул на телегу. Возчик дернул и приотпустил вожжи. Поехали.

 

       Чёрный кот намеревался пересечь улицу, но раздумал.

 

       Перед кузницей, возле которой Женька и дядя Миша узнали о Победе!.. о том, что кончилась война, дорога сворачивала на Аксёново. К тётке Марье, в гостях у которой после окончания учебного года братики Казанцевы уже побывали… как дома. Женька обдумывал случившееся, не слишком-то бичуя себя, а так, отстранённо…      

       А вот на этом пустыре, заросшем репьями и полынью, прошлой осенью встретила Казанцевых, следующих в детдом,  деревенская ребятня возгласами: «Жиды приехали, жиды приехали!..».

       А вот уже дом родственников…

      

       Выехали за село.

 

       … То и дело приходилось «уворачиваться»  от свисающих,  покрытых тёмно-зелёной густой листвой ветвей деревьев. Пролетела хищница-сова… Берёзы и осины колков выглядели смуро, неприветливо. Небо было затянуто тучами.

«Как бы градом не хлестануло!», – подумал Казанцев.

 

       И между тем Увальная Бития всё удалялась. Смешанный лес поредел, деревья стали какими-то мелкими. А ведь в округе совхоза № 46 когда –то рос лес богатырский. Пошли вырубки… Дорога петляла по пустырю, заросшему кустарником.

 

       Бригадир-возчик молчал, покашливая…

 

       Вспомнилась  Боголюбовка, деревенское житьё-бытьё, дом, где жили учителя, с печками в ограде, с ворохом хвороста, и… Надя Кузнецова.  

       … От невесёлых дум и тряски Казанцев стал «поклёвывать!» носом … похоже, заснул и, как будто тут же, очнулся.

       Возчик притормаживал коня.

       – Всё, ты приехал, Женя. Дуй, не стой  в Увальную, в свой детдом, а мне надо по делам в Нижне-Иртышское.

       Казанцев был сбит с толку. Моргал глазами. А когда до него дошёл смысл сказанного,  тут же сбросил с повозки на обочину дороги вещмешок и узел, и сам соскочил.

       – …Женя, – тебя ведь Женей звать? –  прибудешь в приют, доложишь директору Дубинину и  Михаилу Яковлевичу,    что наказ исполнил, как мы с ним договаривались, – улыбаясь, заключил бригадир трактористов.

 

       – Но, горемышная, – он поддёрнул вожжи, покрутил их свободным концом, – мать твою так!.. Телега торкнулась и… загрохотала по колдобинам. 

 

       И так вдруг хорошо сделалось Женьке, что как-то махом на ветер выдал:

 

–… Но! – На телеге 

лихорадит, так сказать,

потехи ради, 

зуб на зуб не попадёт,

стих… ушами конь прядёт!!.. 

 

 

       Тучи раздвинулись, выглянуло яркое-преяркое солнышко, и всё Существование стало ликовать вместе с Женькой!..

       Он обернулся и, улыбающийся, счастливый,  помахал бригадиру тракторной бригады и крикнул:

 

       – До свидания!.. Дядя Игнат!!..

 

       Казанцев бодрым шагом подошёл к запахнутым воротам детдома (из толстых досок, крашенных весёлой, золотистой охрой). Бог не рок. Мытарства кончились.

 

       На улице – никого. Безлюдно и тихо-тихо…так же как в первый приход.  Видимо, время «мёртвого» часа. Женька поднял руку, будто в калачовской школе возле классной доски, чтобы стереть мелом написанное прежде, повернул кольцо калитки без особого усилия, слева вверх направо…

 

 

Калитка 

издала скрип и 

умолкла. 

Солнце светило 

Ярче прежнего!..

 

 

       По счастливому совпадению, навстречу Женьке шёл улыбающийся дядя Миша!!.. Они обнялись…

 

       Этот урок я запомнил на всю жизнь.

 

Вернуться к оглавлению повести

 

 

 

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ

МОЛОКО

Гл. редактор журнала "МОЛОКО"

Лидия Сычева

Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев