Андрей ЛОПАТИН
         > НА ГЛАВНУЮ > РУССКОЕ ПОЛЕ > МОЛОКО


МОЛОКО

Андрей ЛОПАТИН

2011 г.

МОЛОКО



О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Книжн. шкаф
Архив 2001 г.
Архив 2002 г.
Архив 2003 г.
Архив 2004 г.
Архив 2005 г.
Архив 2006 г.
Архив 2007 г.
Архив 2008 г.
Архив 2009 г.
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.
Архив 2012 г.
Архив 2013 г.


"МОЛОКО"
"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
СЛАВЯНСТВО
РОМАН-ГАЗЕТА
"ПОЛДЕНЬ"
"ПАРУС"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА

Суждения

Андрей ЛОПАТИН

Саша

Рассказ

Тук-тук, тук-тук, тук-тук…

Прислонясь к прохладному стеклу, в коридоре вагона стоит юноша. За окном бесконечной лентой проплывают разные картинки, уголки неведомой стороны, навивая в душе грустные нотки и настраивая на размышление. Взгляд пытается уловить, запомнить все подробности, но они сменяются так быстро, что удаётся запечатлеть только на миг; всякий раз кажется, что где-то там впереди, откроются другие, ещё более интересные и неожиданные. Юноша немного взволнован, но чем-то другим… Мысли иногда отрываются от созерцания, уносятся дальше, и картинки за окном на время исчезают... Из далёкого сегодня в этом юноше я с трудом узнаю себя…

– Угадай, кто? – слышу я голос за спиной и чувствую, как чьи-то пальцы закрывают мои глаза.

Это Саша, девушка из соседнего купе. Большую часть времени она тоже стоит в коридоре – часто с неоткрытою книжкой в руке, чтобы, таким образом, отвлечься от родителей, с которыми едет; а может быть и просто, глядя в окно, поразмышлять о чем-нибудь своём. Познакомились мы несколько часов назад…

– Наверное, чекист! – шучу я специально, чтобы затеять словесную игру.

– Нет, не угадал! А почему это чекист?..

– Потому, что руки холодные!

– Вот чудак! Я знаю это выражение. Только у чекистов холодная голова, а руки – чистые! Всё перепутал!

– Тогда опять – чекист!

– А почему опять?..

– Потому, что руки чистые!

– Ну, так мы не договаривались!.. Будешь стоять с закрытыми глазами, пока не скажешь!

Честно говоря, этого я и добиваюсь: мне приятно прикосновение рук и я продолжаю придумывать всякую ерунду, чтобы затянуть диалог:

– Ну, тогда волк! Из «Ну, погоди!»

– Нет! А причем тут волк?

– У кого ещё такие острые когти на пальцах?

– Не когти, а ногти! Они, правда, у меня не настоящие, а накладные. А на зайца ты не похож – уши маленькие!

– Тогда я сдаюсь! – говорю я, ничего более не придумав.

– Ну, что же ты!.. Это же я! – разжимая пальцы, почти серьёзно обижается Саша.

Вообще, Саша – интересная девушка: чувствительная, непосредственная и без всякого кокетства. Она умеет искренне и с участием слушать, при этом всегда широко открыты её большие чёрные глаза. Мне почему-то это бывает забавно, и я улыбаюсь, но когда я смотрю в них долго, то незаметно заражаюсь их гипнозом; иногда трудно отвести взгляд и, засмотревшись так, можно на время и забыть, о чем идет разговор. Эти глаза с длинными ресницами остаются неподвижны, даже если шутишь или говоришь неправду…

– Вот книжка, о которой ты спрашивал, –­­ говорит она, протягивая мне томик стихов.

– Спасибо, – благодарю я, но уже знаю, что не прочитаю в книжке и слова: это всего лишь был повод познакомиться. - Кстати, почему у тебя холодные руки?

– Ах, это я долго держала их на ветру, в открытом окне!

– А тогда зачем тебе накладные ногти? – допытываюсь я.

– Мне нельзя свои иметь, – объясняет Саша, – я ведь занимаюсь гимнастикой. Меня ещё с детства отдали в спортивную школу. Великая гимнастка, правда, с меня не получилась, но я участвовала во многих на соревнованиях.

Она вдруг снимает курточку спортивного костюма и протягивает мне. Потом смотрит по сторонам и, убедившись, что в коридоре никого нет, прогибается на бок, затем осторожно, чтобы не повредить ногти, касается пола и делает боковое сальто.

– Вот! – улыбается она, доставая платочек. – Только руки испачкала.

– Здорово! – удивляюсь я. – А, не касаясь руками, тоже можешь?

– Могу! Ну, не здесь же! Если бы был спортзал, то показала бы, – говорит она и добавляет: – Сама я не очень люблю гимнастику. Это для родителей. Они всё ещё надеются и верят. Но я скоро брошу: в этом году я окончила школу, и буду поступать в институт.

Разобравшись с вопросом «о руках», наш разговор незаметно перешёл на учёбу. Мы с Сашей ровесники, поэтому такая тема интересует нас больше всего.

– Я хочу в мед, как мама. Документы уже подала, – говорит Саша, – а у тебя какие планы?

Конечно, у меня есть планы, но – странное свойство этого возраста! – многие молодые люди в разговоре с незнакомыми девушками часто любят приукрасить о себе или просто приврать. Если же молодой человек не один, а их несколько, то тут уж совсем девушкам не позавидуешь; хочется только предупредить их – берегите уши! В общем, я тоже не был исключением.

– Я уже первый курс закончил! В техническом вузе учусь, – говорю я, не краснея.

Это понятно, мне хочется казаться солиднее. На самом деле в этом году я тоже собираюсь поступать. Первый раз мне суждено будет уехать из дома надолго и влиться в новый, незнакомый, полный ярких событий и незабываемых впечатлений, кипучий океан, называемый – Студенчество…

– Завидую тебе… – говорит Саша. – А я волнуюсь, постоянно думаю. Столько лет учишься, потом готовишься, а всё решает какой-нибудь случай… Разве это справедливо?

– Ну, ну! Выше нос, будущий студент! Вам не к лицу тревоги и волненья!

Но, взглянув в окно, она вдруг оживляется:

– Ой, посмотри, впереди какая-то станция!

Действительно, после нескольких часов безостановочной езды, зашипев колёсами, поезд медленно начинает притормаживать. В вагоне заметно оживление. Пассажиры выглядывают из своих купе, интересуясь друг у друга: что за станция?

А станция, по всей видимости, небольшая – обычный «разъезд», с десятками домиков и жителями, большей частью связанными с железной дорогой. Таких станций, называемых разъездами по старинке, в просторной Сибири множество. Между пассажирами затевается разговор:

– А сколько будем стоять?

– Говорят, немного – минут пять, десять.

– А что, у проводников точнее узнать нельзя?

– А проводников не видно: видимо спят, бедняги, укачало!..

Саша идёт в своё купе за кошельком, а выходит каким-то сказочным видением: на ней большая белая шляпка от солнца и очки. И от неё вокруг исходят лучи света.

– Пойдём, подышим свежим воздухом? Мне уже, как моряку, хочется походить по твёрдой земле!

Мы выходим на небольшой перрон, где сидят местные жительницы, разложив перед собою домашние продукты: молоко, горячую картошку, пирожки и пр. К ним быстро вырастает очередь. Купив пирожки, мы с Сашей просто прохаживаемся вдоль вагонов и разговариваем о всякой всячине. Я уверен – глядя на Сашу, все втайне сейчас завидуют мне. Она рассказывает, что её родители в отпуске, что они едут в гости к своим родственникам; рассказывает о том, что должны были приехать сегодня ночью, но что, скорее всего, будут только завтра, так как поезд очень опаздывает. А я смотрю сбоку, и мне в эту минуту почему-то кажется, что я знаком с ней давным-давно; мне кажется, что я знаком с ней целую вечность. Не верится, что ещё несколько часов назад я даже не знал о её существовании. Мне не верится и в то, что через несколько часов я не увижу её и, может быть, не увижу уже никогда!..

– Посмотри, какая красота! – говорит Саша и показывает рукой на поле, недалеко от станции.

Я замечаю удивительно красивый пейзаж: у леса за домами, словно ковёр, расстилается огромное поле из разноцветных полян. Всевозможные полевые цветы создают причудливую мозаику, где преобладают красные, жёлтые и фиолетовые оттенки. На ярком солнце, обдуваясь ветерком, они играют и переливаются.

– Да, красиво!..

Любуюсь этим зрелищем я недолго. Меня вдруг что-то осеняет, и я говорю:

– Подожди! Я сейчас, я мигом!

– Ты что? Не надо! Вернись! Поезд сейчас пойдёт!

Но я махаю рукой и что есть мочи, уже бегу к этому полю. Я даже не думаю, успею ли я обратно – сейчас мне больше всего на свете хочется нарвать эти цветы для Саши! Я бегу, не различая дороги, не оборачиваясь и ноги, кажется, сами несут меня. Не знаю, сколько сотен метров преодолеваю я – передо мной уже ближняя поляна. Я быстро срываю первые цветы, но мне нужны и другие; я убегаю всё дальше и дальше. И только когда в моих руках вырастает разноцветный букет, я поворачиваю назад. К своему облегчению, я вижу стоящий поезд и Сашу, машущую рукой. Но мне нужно успеть, вернуться. Я немного устал, ноги отяжелели, палящее солнце обжигает мокрые плечи и шею. Но я бегу, и бегу так же быстро – теперь в руках моих букет и он уже несёт меня обратно! Добежав до первых домов, я вдруг с досадой слышу гудок и вижу, как поезд начинает медленно катиться. Я прибавляю ещё, насколько осталось сил. Саша стоит в конце перрона, и когда последний вагон, ускоряя движение, проходит мимо неё, она успевает заскочить на его подножку. Стараясь не уронить цветы, я из последних сил и с надеждою на чудо, несусь к этому вагону. Саша стоит в открытых дверях, что-то кричит и протягивает руку. Я делаю последнее усилие над собою и… и, ухватившись за ручку вагона, запрыгиваю на ступеньку! Всё! Я успел! Можно отдышаться! Саша смотрит на меня испуганно, глаза широко открыты и она, кажется, чуть не плачет. Рядом с ней проводница, которая качает головой и ругает меня, но мы не обращаем на неё внимания, а только смотрим друг на друга, не отводя глаз. Проводница закрывает двери и уходит, оставив нас одних. Мы продолжаем стоять, не зная, что сказать. Я протягиваю Саше букет, она принимает его и, после большой паузы – не то с упрёком, не то с удивлением – говорит всего одно слово:

– Сумасшедший!..

Минута проходит за минутой, однако мы не торопимся в свой вагон… Мы долго ещё стоим в этом тамбуре последнего вагона. Я держу Сашину руку в своей руке. Мы по-прежнему молчим, уже глядя в окно и прислонившись к двери – иногда в такие минуты, слова бывают неуместными, лишними…

Тук-тук, тук-тук, тук-тук…

Это не стук колёс, это сердечко бьётся в тесной и взволнованной груди. У Саши, кажется тоже, щёки слегка подёрнуты румянцем… Быть может, именно сейчас рождаются в юной, ещё не грубой душе, чистые и светлые чувства, которые впоследствии через многие годы остаются в памяти, как навсегда утраченные и неповторимые… Долгое наше безмолвие громким смехом нарушают двое молодых людей, зашедших в тамбур, и мы удаляемся к себе…

Время, как поезд, бежит быстро, и мы не замечаем, как наступает поздний вечер… В вагоне тусклый свет, а в окне – луна, которая летит с нами наперегонки. Мы с Сашей, как обычно, на своём месте в коридоре. После моего «геройского» поступка в наших отношениях есть перемены. Теперь мы более открыты друг другу и говорим уже на личные, близкие нам темы; кажется, какой-то невидимый паучок появился между нами, неутомимо сплетая тонкие и крепкие нити. Только одно скверное обстоятельство огорчает нас – скоро, очень скоро, будет Сашина станция, и я вижу, что её тоже это не очень радует. Шутки, которые были вначале нашего знакомства, тихо и незаметно исчезли, словно боясь и не желая помешать нам. Мы серьёзны и, почти не отрываясь, смотрим в глаза друг другу... Иногда, кажется, что кроме нас вокруг нет никого…

– Почему луна вызывает грустные мысли?.. – задумчиво говорит Саша.

– Может быть, наоборот: когда нам самим грустно, мы смотрим на луну?.. С ней хочется поделиться чем-то сокровенным… Кажется, что она может выслушать нас…

Саша переводит взгляд в окно и почти шёпотом произносит:

– Зачем из облака выходишь,

Уединенная луна,

И на подушки, сквозь окна,

Сиянье тусклое наводишь?

Явленьем пасмурным своим

Ты будишь грустные мечтанья,

Любви напрасные страданья

И строгим разумом моим

Чуть усыпленные желанья…

– Это стихи твои?..

– Нет, конечно. Это – Пушкин… А ты думаешь, она слышит нас?..

– Я верю… Скоро ты сойдешь на своей станции… С кем ещё я могу мысленно поговорить о тебе?.. Я, наверное, буду также стоять здесь у окна и, глядя на луну, вспоминать тебя…

Саша вздыхает… В этот момент я жалею, что я не художник и не могу нарисовать её портрет: распущенные длинные волосы, бледное личико с темными, блестящими глазами, в которых отражается эта луна… И чистая, совсем ещё детская наивность, застывшая в нём…

– Когда я буду одна, – говорит она, – то я тоже, глядя на неё, вспомню о тебе…

– А, может быть, мы в это время оба будем смотреть на неё?.. Как будет жаль, что она не сможет передать тебе мои мысли…

– Ну, если это будет так, то лучше ты сядешь за стол и напишешь мне письмо. Я оставлю свой адрес тебе…

После нескольких слов, наступают паузы, которые передают не меньше, чем слова. Но и они уже не могут отражать наши чувства, которые стучатся наружу…

– И зачем он так торопится?.. – в задумчивости продолжаю я.

– Кто?..

– Машинист наш… равнодушный...

– Мне тоже показалось, что поезд сегодня идёт быстрее…

– Наверное, это показалось… А, может быть, всё нам только кажется?..

– Что, всё?..

– Наша встреча, этот поезд, эта луна?..

– Нет, я верю... Это всё – настоящее!..

Мы снова молчим, а наши лица уже совсем близко друг к другу… Так близко, как никогда до этого…

Тук-тук, тук-тук, тук-тук…

Сжимая Сашину руку, я чувствую её дыхание… Я вижу совсем рядом её приоткрытые губы и теперь – уж точно! – никакая робость не в силах удержать меня! Заметив мое приближение, Саша закрывает глаза. В первый раз эти большие глаза смыкают ресницы. Происходит то, чего мы больше всего желаем в эту минуту – наши губы встречаются! Встречаются и застывают в коротком поцелуе; кажется, вместе с ним застывает и всё вокруг… Бездушный случай и злая логика, нередкие попутчики в минуты торжества: сильный толчок прерывает его. Это вагон, несущийся на большой скорости, вдруг резко бросило на крутом повороте; в чьём-то купе зазвенела посуда, а наши головы, качнувшись, слегка ударились о стекло. Было это нелепо, не вовремя, словно, кто-то специально подгадывал этот момент! Мы встрепенулись, немного пришли в себя, а потом неожиданно рассмеялись… Но рассмеявшись, мы не заметили, как вспугнули небесную птичку, которая села к нам на плечи – она вспорхнула и улетела, унеся с собою этот счастливый миг навсегда…

Если бы нас не тревожили, стояли бы мы так, по всей вероятности, до утра, но чуть позже дверь Сашиного купе приоткрылась, и мы услышали:

– Саша! Посмотри сколько уже времени!

Это выглянула в коридор её мама – строгая, серьёзная. И нам понятно – она волнуется. Саша смотрит на меня и с сожалением сжимает губы, словно извиняясь за это.

– Ну, вот… – говорит она, немного помолчав, – надо идти!.. Не будем прощаться, утром увидимся. Хорошо?.. Ну, я пошла?.. Да?..

Но Саша, не сделав и одного шага, застывает в нерешительности, по-прежнему глядя на меня… Если б в тот момент я сказал: «нет»! – она наверняка придумала бы отговорку для мамы и осталась; мы провели бы ещё несколько счастливых часов, но я, как «истинный джентльмен», только вздохнул и неуверенно произнес:

– Ну, хорошо… пока!.. Увидимся утром!..

И Саша, стараясь улыбнуться, пошла к себе. Уже стоя в дверях, она обернулась, подарила мне печальный прощальный взгляд и помахала трепетно пальчиками; дверь купе закрылась и вместе с нею наша страничка – короткая и оторванная. Если б я знал тогда, как скупа бывает судьба на такие минуты откровения, единящие сердца...

Уснуть я не мог, да и не собирался, боясь проспать утро; ворочаясь на своей постели, я размышлял о нашем знакомстве. Мысли роились, беспорядочно путались в голове, не слаживаясь в ясной картине. Все струны внутри были натянуты и они готовы были звенеть, требуя мелодии. Я несколько раз выходил в пустой коридор, потом опять ложился, потом опять выходил и, к своему удивлению, случайно потрогав свои уши, я даже рассмеялся – как же они были горячи! Я говорил себе, подтрунивая над собою: «Ну, что, молодой человек, а вам не кажется, что вы втюрились?» Спала ли Саша в своём купе – в этом я не был уверен. В этих стенаниях я провёл почти всю ночь и, измотав себя изрядно, к утру я все же заснул…

Когда я открыл глаза, было уже светло, и солнце своими первыми лучами заглядывало в окно. «Саша!» – первая мысль, которая сверкнула в моём, не совсем разбуженном сознании. Я быстро вскочил, оделся и побежал умываться… Когда я подошёл к Сашиному купе, у меня снова забилось сердце. Я долго стоял у двери и прислушивался: оттуда не доносилось никаких звуков. «Странно!.. – подумал я. – Ведь сейчас они должны готовиться!.. Да и вообще, дверь в такие часы бывает открытой!» Смутное предчувствие пробежало во мне холодком, и я тихо постучал; никто не отозвался. «Что, за ерунда!.. Неужели спят?» – удивился я и постучал сильнее. Прошла долгая минута, другая, третья и, наконец, за дверью послышалось шевеление. У меня подступил комок к горлу, когда ручка дверей повернулась, но на меня уставились заспанные женские глаза:

– Вам кого?

– Саша! – почти выпалил я.

– Какая Саша?

– Девушка, которая едет в этом купе!

– Ах, девушка… – сказала женщина и покачала головой. – Молодой человек, девушка ваша уже вышла! Они вышли ещё рано утром!

– Как, вышли?.. Но она же утром должна… – недоговорив эту фразу, я вдруг замолчал. Я отошёл от двери и уставился в окно, не понимая, как могло такое случиться.

– Поезд-то, ещё со вчерашнего дня время нагоняет! Вон как летит! Эх, вы, кавалер…– сказала женщина и, вылив на меня ещё один кувшин холодной воды, закрыла дверь.

Действительно: оторвавшись от реальности, мы с Сашей совсем не заметили этого. Теперь стало ясно, почему так кидало вагон на крутом повороте. Её станция оказалась намного раньше, почти утром – как раз в то время, когда я уже спал! И Саша не решилась стучать ночью в купе, боясь беспокоить других пассажиров… «Но не должно всё так нелепо обрываться!» – горячился я, глядя в окно. Я не видел в нём теперь никаких картинок, вообще ничего: там была какая-то бесконечная даль и пустота. Мне было очень грустно и скверно, невыразимая тоска разлилась внутри меня, отравляя всё; я даже не заметил, как сломал в руках зубную щётку, с которой шёл из умывальника…

Всё остальное время пути я почти не выходил в коридор, а просто сидел или лежал на своём месте, глядя в приоткрытую дверь. Иногда я брал в руки Сашину книжку – томик Пушкина, оставшуюся теперь у меня, находил то стихотворение, которое услышал от неё вечером, пробовал читать, но пробежав несколько строчек, откладывал книжку в сторону. Мне казалось, я находился в странном и пустом пространстве, из которого вынесли всё. Уже ближе к вечеру, я случайно увидел, как женщина из Сашиного купе, пронесла мимо, чтобы выбросить в мусорный контейнер, пустую бутылку и пластмассовый стаканчик с букетом моих вчерашних цветов – уже увядших и потускневших… Всё было логично: полевые цветы радуют недолго, у них скоротечный век…

Подъезжая к своей станции, я зашел к проводнице – мне о чём-то нужно было спросить, и она, увидев меня, вдруг странно смутилась.

– А вы из четвёртого купе? – спросила она.

– Да.

– Ой, какая же у меня память! Совсем забыла! Работа, сами понимаете… Девушка, которая выходила вчера утром, просила передать вам записку.

Пошарив в своем кармане, она достала бумажку и протянула мне. В Сашиной записке было всего несколько слов: «Очень сожалею, что не смогла увидеть тебя. Напиши мне письмо. Саша». И – адрес.

Я, конечно, находясь уже дома, написал после несколько писем, несколько писем получил в ответ, но наши пути так и не сошлись – мы больше не встретились. Как это часто бывает, другие жизненные вихри закружили наши судьбы… Сегодня, в своей дневной жизни, я уже не вспоминаю Сашу, но иногда – не знаю почему – среди ночной тишины я неожиданно просыпаюсь от сказочного сна, в котором приходит ко мне её чистый и светлый образ; протягивая руки, она зовёт меня и манит в далёкое прошлое, где остались наши грустные мечтанья и напрасные волненья; среди ночной тишины всё так же, как тогда, разливая печальный свет, смотрит на меня эта загадочная луна, заставляя биться сердце в забытой и знакомой истоме. «Что это? Почему? Зачем?» – с недоумением вопрошаю я, но лишь слышу, то далёкое и безответное:

Тук-тук, тук-тук, тук-тук…

Чита

 

 

 

 

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ

МОЛОКО

Гл. редактор журнала "МОЛОКО"

Лидия Сычева

Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев