SEMA.RU > XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ  > РУССКАЯ ЖИЗНЬ
 

Лидия СЫЧЕВА

 

ЗА СЧАСТЬЕМ

ДОМЕН
НОВОСТИ ДОМЕНА
ГОСТЕВАЯ КНИГА

 

РУССКАЯ ЖИЗНЬ
МОЛОКО
ПОДЪЕМ
БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ
ЖУРНАЛ СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
ПАМПАСЫ
- Идите прямо, никуда не сворачивая - а там по бокам и дорог нету, - пройдете километра три, увидите домики. Там оно и будет, ваше Сонино.

- Спасибо.

Рейсовый автобус высадил нас в низинке, на перекрестке трех путей - асфальтовой дороги, проселочной колеи и пешеходной стежки - сам попылил дальше.

Была середина августа. День выдался ветренный, неуютный. Деревья скучали, редея кронами, по обочинам вызрели и пожелтели головки репейника, чертополоха. Дорогу мне указала деревенская баба, из местных, крупная, румяная, добрая, налитая здоровым трудовым телом. Ноги у нее в мягких шерстяных носках, резиновых ботах, на голове - скромный платок в застиранный цветочек.

Таким теплом, уверенностью, домашностью повеяло от этой женщины, что я чуть было не двинулась за ней. А баба нырнула в придорожные кусты и растворилась в них. Путь, указанный мне, лежал через овражек. По дну его струился темный ручей. Небрежно, щедро были настелены дощатые мостки, давно затоптанные и заезженные. Зато по склонам овражка зелень была свежей и тенистей, лопухи раскидистей, трава - выше. Где-то поблизости паслись козы - слышались шорохи, блеяние. Хозяйка наверняка пошла взглянуть на животных - приглушенно, так что невозможно было разобрать слов, звучал ее голос - ласково, уговаривающе. Я еще раз обернулась: небо нельзя было назвать грозовым или пасмурно-угрожающим, но облачность стояла низко, давяще, будто не пускала назад; уже нечего было ждать теплых дней - тянуло северным, знобящим ветерком; но еще много живого вокруг - листва на деревьях, трава, несжатые низкорослые нивы у дороги, мелкие дикие яблоки, - смутно они белели средь уже поредевшего окрестного убора. Такая тревога, смута вдруг охватили меня: вечно я попадаю в одиночество, в незнакомую жизнь; и хожу совсем не столбовыми дорогами; и словно «выпадаю» из мира, мне известного, на который я как-то могу влиять и который мне может помочь, защитить, а если и наказать, то за дело… А на этой дороге я одна, совсем одна, и будто нет многообразия жизни, ее многомерности, лишь пустые, уже проложенные пути, свернуть с которых невозможно, да и не нужно - будет еще хуже, еще страшней и еще одиноче… Я подумала, что у меня нет ни зонта, ни теплой одежды на случай дождя, что не следовало бы надевать в дорогу светлые брюки, и что в сумке моей есть продукты, аккуратно упакованные в фольгу, но ничего не хочется, потому что одна…

- Хорошо, когда попутчица попадается! - прервал мои размышления бодрящийся, почти веселый голос. Я и забыла, что автобус высадил нас вдвоем - меня и мужичонку бродяжного вида. Путник было заспешил, зашагал широко, потом сбавил скорость, потом приноровился к моему ходу, шел молча, осторожно поглядывая, и, наконец, заговорил.

Попутчик невысок, тщедушен, белобрыс, морщинки спрятаны на лбу за светлой челкой, щеки и подбородок в щетине, сбоку не хватает нескольких зубов, под глазом - старый синяк. Через плечо у мужичка - объемистая серая сумка.

- Вам, я слышал, до Сонина? А мне до Батогово. Вместе, в компании, намного веселее, - он бодрится, светлые, блеклые глазки смотрят из-под челки заискивающе.

- Да. - Я его поддерживаю.

Мы идем молча, мерно.

- Что-то я не помню Батогово, - раздумываю я вслух. - У меня карта, поблизости нет ничего похожего.

- Так это ж в соседней области! Километров девятнадцать отсюда будет, - охотно объясняет попутчик.

- Далеко! - удивляюсь я.

- А, - машет он рукой, - дойду. Я вон из Волгограда пешком в Тамбов притопал.

- Вы бы дождались автобуса, - с некоторым сомнением советую я, поглядывая на стоптанные ботинки компаньона с побелевшими от времени остатками шнурков.

- Не, мне на автобус нельзя.

- Почему?

- Менты ищут.

Мы вышли на асфальтированную дорогу, пустую, серую, безмолвную. По сторонам - ни души, лишь поля, горизонты, далекие кромки лесополос. Идем посередине дороги, втягиваясь в ход. Странно, но с человеком, которого «ищут менты», я чувствую себя гораздо сильнее и уверенней, чем совсем недавно в одиночестве. Попутчик мой объясняет:

- За драку ищут. Подошли ко мне в штатском: покажи документы. Я и говорю: сами сначала колитесь, откуда. Они наехали. Ну, я и врезал, - он хвастливо добавляет после паузы, кося на меня подбитым глазом, - троим. Так они сразу свистеть, за дубинками полезли.

Я не очень ему верю. Спрашиваю:

- А чего вы ходите туда-сюда на такие расстояния?

Мужичок изумлен:

- А того, денег-то нету! Поехали мы под Волгоград азербайджанцу вишни собирать (он там сады выкупил). Ну, бригада нас, двадцать пять человек. Дорога за его счет, питание, гостиница, и потом еще по 250 рублей, если норму выполняем. Я вообще могу за двадцать минут ведро набрать, - кажется, он снова прихвастнул, но тут же объяснил, поправился, - вишни рясные. Но рвать надо с плодоножкой. В общем, час на ведро.

Хозяин нас предупредил - после работы, пожалуйста, пейте - ваше дело, но днем - ни-ни! Все идет как идет, неделя, другая, ну, я пить бросил, когда стал примечать, что ничего нам с ним не выгорит.

- И долго бросали? - рассказ его кажется мне фантастическим, спрашиваю я с иронией.

- Дня два, - весело щурится попутчик, - или около того. Потом местные принесли три литры самогона, мы их уговорили. Вечером азер прибегает ко мне: не води их, не пей с ними. Я ему говорю: какое твое дело? Я же тебе не указываю, каких баб в чайхану водить - своих или местных, так что, вали, брат, отсюда. Ну, он с кулаками…

- А вы?

- А я ему монтировку на голову опустил, - вздыхает рассказчик. - Утром он ко мне приходит, темечко чешет и вежливо так выговаривает: Сережа, собирайте свои манатки и проваливайте. Я ему: дай хоть денег на дорогу! А он: Бог подаст. Ну, сука, - думаю, - подожди. Ночью ребята мне шесть вёдер нашмурыгали, мы их утром продали, выпили на прощание, я и отвалил. Отпахал полтора месяца задарма - и в путь. Так я почти до Тамбова пешком дошел - денег нет, никто за просто так не повезет. Иди, зубами клацай. В день под тридцать километров делал. Встретился бич один, он шел с Кирова в Волгоград. Сколько, - спрашивает, - до ближайшей шашлычки? Да, - говорю, - верст двадцать пять. - Привет! - Привет, - и разошлись…

Я слушаю, и теперь объяснения его мне кажутся правдоподобными, жизнь - логичной и объяснимой. Все так же пусто на большой дороге, ведущей в соседнюю область; ветер поднялся выше, волнит, трогает с места серые тучи. На обочинах - мелкие камешки, серые плеши среди живучей, заезженной травы. Нигде не видно жилья, горизонты далеки, но нет в просторах зовущести, есть печаль, будто случайна я здесь и никому не нужна. А попутчику моему хочется выговориться, удивить меня. Но все же он спрашивает, осторожно:

- А вы в Сонино зачем?

Я уклоняюсь:

- Да по делу…

- Я вот тоже по делу пять раз отсидел, - размышляет мужичок, и, уловив тревогу в моих глазах, спешит успокоить, - всё по 89-й статье, хищение госимущества. У людей никогда не воровал, а так, ходишь, ищешь, где взять. А последний раз как было, - тут он оживляется, в голосе у него проскакивают авантюрные нотки, - пришел ко мне одноклассник Мишка и говорит: Серёга, всё внутри горит, пёком печёт. А у меня как раз зарплату давали этот день.

- Много?

- Восемьдесят штук. Ну, тридцать штук, думаю, надо матери оставить на харчи, а остальное мы сели пропивать. Тут еще двое ребят подошли. Мало. Мишка плачет: Серёга, ищи. А чего тут думать? Надо директора нашей фабрики кабинет брать. Стекло выставили аккуратно, рамку подпилили - слесаря же все, высший класс, сигнализацию долой - ювелирная работа. В общем, влезли, взяли его сейф - там кроме бумажек было две бутылки водки, виски и шампанское.

Допивали у Мишки. А ментяры с овчаркой по следу. Вваливаются. Я шасть к Мишкиной жене в спальню, пальто скинул, и под одеяло. Лежу, курю. Ментяры Мишку ломать, поволокли их всех, а меня чуть не забыли. Ну, взяли. А чуть не забыли, представляешь? - он увлекается, взгляд его становится ясней, веселее. - А я Мишке говорю: бери всё на себя. Ты по каким сидел: 103-я - непредумышленное убийство, а потом еще из-за невыполнения надзора три года впаяли. Теперь статья для тебя новая, ничего не будет. Он взял. А среди ментов ушлый один нашелся, давай его при мне об батарею бить и приговаривать: «Хочешь, Мишка расколется?» Я их понимаю, ментяр-то, - попутчик мой тяжело вздыхает, - кому нужен рецидивист в районе?! «Ладно, - говорю, - бросьте Мишку!» Три года - от звонка до звонка - пятый раз.

- А до этого?

- С фабрики товар воровал. Я ж там грузчиком работал. Украду - сяду. Выйду - устроюсь… А ты кто? - вдруг спрашивает он.

Я на мгновение теряюсь. Все же говорю, робко:

- Учительница.

- О-о, - уважительно тянет он, - сколько хожу и сижу, а учительницу первый раз на дороге встретил!

Я думаю о том, что тоже иду тянуть свой срок. Поступала в университет с условиями, с контрактом - три года отработать в сельской местности. Думала: мало ли что случится, пока учусь. Увильну! Не вышло… Потому и тяжек, и одинок, и долг мне этот путь.

- Страшно мне что-то, - откровенничаю я. - Деревни на знаю. Как тут с жильем будет - неизвестно. Платить зарплату, конечно, не станут. Да и скука деревенская, глушь, пьянство, - жалею я себя.

Но главное, и это томит меня больше всего, и трудно это высказать вслух, не хочется кого-то учить (пусть даже детей), поучать, научать. В себе бы разобраться, в своих желаниях.

Попутчик меня ободряет:

- Главное, с голоду не дадут помереть. Картошки нынче урожай. И не заметишь как время пройдет. Я, помню, первый раз сидел, все в новинку. А потом - пошло, поехало…

Я вздыхаю так мучительно, с таким шумом, что мне становится смешно. А небо все ниже, все молчаливей. И в гнетущей тишине слышно, как в сумке моего спутника мелодично, в такт шагу, позвякивает стеклянным. Он ловит мой взгляд и объясняет:

- Бутылка там, по правде, всего одна. Посуду матери несу. Она собирала в дорогу продукты, так наказывала: банки назад принеси, они сейчас дефицит. Я и банки, и крышки несу, - жалко улыбается он.

Мы доходим до развилки. Вниз, с холма, течет дорога, на белой табличке аккуратно выведено «Сонино».

- Ну, счастливо, - говорим мы друг другу почти одновременно и невольно улыбаемся совпадению напутствий.

Спускаюсь по проселочной двухколейке вниз. Путник на шоссе превращается в далекую темную фигурку. На спине - сумка-горб. Все так же серо небо, тоскливы окрестности. И вдруг мне становится совершенно ясно, что проведу я в Сонино никчемные годы, что время моей жизни здесь остановится, замрет, как вода в стоячем болоте; что никакой пользы ни мне, ни от меня, тут не будет… Длится это предчувствие секунды. Все мои тайные, невысказанные, честолюбивые желания - о работе в большом городе, может быть, даже в столице, о занятиях наукой, где я непременно совершу открытие и достигну известности, о светской, блистательной жизни, когда в окружении умных собеседников буду я рассуждать о литературе, политике, модных идеях, - всё на мгновение оживает во мне с особой, исступлённой силой. Мираж яркой судьбы возникает и гаснет в моём сознании. Думаю о том, что пройдут годы, лучшие годы, допустим, десять лет... Вряд ли, - вспоминаю я о своём попутчике, - стану я рецидивисткой и буду грабить сейфы в поисках спиртного. А вот бабой, той, что встретилась мне сегодня в начале пути, стать могу. Доброй, дородной, беззлобной деревенской мадонной, пахнущей молоком. Я качаю головой - перспектива эта кажется мне хоть и ясной, но уж больно нежданной. Все же я двигаюсь вперед, ветер подталкивает меня в спину. Сумка у меня небольшая, не тяжелая. В общем, идти легко...

Написать отзыв

 

© "Русская жизнь",  обозрение

 
Rambler's Top100

Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев