Михаил Юрьевич Лермонтов

1814-1841

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Михаил Юрьевич Лермонтов

М.Ю. Лермонтов. Акварель К.А. Горбунова, 1841 г.
Институт русской литературы АН СССР, Ленинград.

Роль Лермонтова в движении русской литературы XIX—XX века еще недостаточно, изучена, хотя мы и знаем, что эта роль принадлежит к числу самых глубоких, и значительных. Лермонтов был необходимой стадией в духовном развитии России. Многие русские писатели, начиная с 40-х годов XIX века, крепко связаны с его творческой традицией. Они зависели от Лермонтова в самом видении мира, в художественном методе и в том, что приняли на себя ответственность за те вопросы, которые поэт с такой болью и страстью поставил перед русским обществом.

 В близких и активных отношениях с творчеством Лермонтова находится и поэзия Александра Блока. Отмечая эту близость, некоторые критики шли так далеко, что называли Блока Лермонтовым своего времени. Такой посвященный в поэзию Блока человек, как Андрей Белый, писал, что Блок «рукоположен Лермонтовым». 1 Приятельница Блока В. П. Веригина вспоминает, что она часто говорила с поэтом о Лер-

_____

1. Письмо А. Белого к А. Блоку от 4 января 1903 г., в кн. «Александр Блок и Андрей Белый. Переписка». М., 1940, стр. 7. В письме от 23 февраля 1905 г. Белый снова коснулся этого вопроса: «Ты ужасно не декадент, преодолевший частью существа декад[ентство], а другой частью никогда не расстававшийся с Пушкиным, Лерм[онтовым] и др.» (там же, стр. 125).

[309]

монтове, и прибавляет при этом, что «Лермонтов, кажется, был ему всего ближе...» 1

 Тема о Блоке и Лермонтове требует большого и пристального изучения. К этой теме в свое время пытались подойти С. В. Шувалов, автор этих строк и Л. Жак, 2 но работы их не претендуют на полноту, не отличаются ею и являются лишь первыми подступами к вопросу. Повторяя здесь свои, уже высказанные ранее, соображения, автор считает необходимым подчеркнуть этот предварительный их характер.

 Связи и аналогии, существующие между поэзией Блока и Лермонтова, значительны, хотя преувеличивать их не следует. Нужно помнить, что каждый из этих поэтов самобытен и своеобразен. Эпоха Блока по своему социальному и культурному содержанию резко отличается от эпохи Лермонтова. Творческое сознание, поэтическая система, вся лирическая «атмосфера» Блока в целом — особенные, единственные, блоковские. Об этом свидетельствует исключительная жизненность и своевременность поэзии Блока, то есть чрезвычайно тесная связь -ее со своим временем во всей его «неповторимости».

 И все же Блок многим обязан Лермонтову.

 Как ни различны эпохи, сформировавшие обоих поэтов, в этих эпохах не трудно увидеть некоторые аналогичные черты. Античеловеческие силы XX века, «страшный мир» буржуазной действительности Николая Второго заставляли Блока страдать не меньше, чем страдал Лермонтов в темном царстве Николая Первого. Вместе с тем источники передовой общественно-политической и культурной жизни того и другого периода, хотя и очень неоднородны, но имеют между собой нечто общее. Творчество Лермонтова во многом восходит к декабристскому движению. Поэзия Блока

_____

1. Цитировано по кн. Л. И. Тимофеева «Александр Блок». М., 1957, стр. 162 (Воспоминания В. П. Веригиной не изданы.)

2. С. В. Шувалов. Блок и Лермонтов (сб. «О Блоке». М., 1929); Д. Максимов. Лермонтов и Блок («Ленинград», 1941, № 13—14); Л. Жак. Александр Блок о Лермонтове (сб. «Литературный Саратов», кн. 7. Саратов, 1946).

[310]

сложилась в атмосфере социальных потрясений и взрывов, которые сопровождали революцию 1905 года. За спиной обоих стояла революция или восстание.

 Самым наглядным и простым выражением этого соответствия служит бунтарская тема Лермонтова и Блока (ср. для примера стихотворения «Смерть поэта» и «Сытые»). Значительно сложнее соотношение творческих методов обоих авторов: романтизма Лермонтова и «романтического символизма» Блока. Однако при всем несходстве этих методов нельзя не заметить, что романтизм во многих отношениях составляет их общую основу.

 Все это помогает объяснить, почему в творчестве Блока и в поэзии Лермонтова так много точек соприкосновения и почему Блок так упорно о ней задумывался.

 Связь обоих поэтов не ограничивается перекличками и совпадениями, она имеет динамический характер и в значительной мере должна быть определена как преемственность и поэтическое влияние. Можно утверждать, что образ поэзии Лермонтова и дух ее оказали существенную помощь Блоку в его идейном и художественном развитии.

 Чтобы индивидуальные особенности отношения Блока к его предшественнику представились рельефнее, нужно было бы сказать о восприятии Лермонтова русской литературой 90-х и 900-х годов, в особенности модернистской. Обширный характер этой темы не дает возможности развить ее здесь более или менее полно и принуждает заменить общий обзор несколькими краткими замечаниями.

 У русских модернистов конца XIX века, творчество которых служит для молодого Блока ближайшим литературным фоном, подлинного интереса к Лермонтову, в сущности, не было. Мережковский в то время оценивал Лермонтова высоко, но упоминал о нем мимоходом — на подступах к характеристике других, более важных для него писателей. Бальмонт в своих оксфордских лекциях 1897 года о русской поэзии говорил о нем как об авторе едва ли не архаическом, во всяком случае мало существенном для современности.

[311]

Минский отмежевывался от Лермонтова еще более резко, противопоставляя трагическому мировоззрению поэта бестревожность и «священное веселье» модернистской литературы «ницшеанского толка». «Никогда еще, — писал Минский, во многом повторяя современника Лермонтова Шевырева, — литературное движение не было у нас так далеко от скептицизма, как современная поэзия. Ее настроения диаметрально противоположны смятенной тоске, громкой мировой скорби, духу гнева и печали, словом всему тому, что принято называть байронизмом и что по традиции Пушкина и Лермонтова до сих пор омрачало русскую поэзию, горело на ней, как чумное пятно. Наконец-то в поэзии настало затишье и вера в право человека на жизнь и счастье... В Детстве мы все заучивали в школе, что «жизнь, как посмотришь с холодным вниманием во круг, такая пустая и глупая шутка». И кто знает, сколько силы воли, сколько способности к счастью, убили в нас эти ядовитые и неверные стихи! В современной русской поэзии этот байроновский яд наконец нейтрализован» 1. Конечно, выразившееся в этих слонах стремление к гедонистическому самоуспокоению и душевному мажору не могло сочетаться с положительной оценкой лермонтовской поэзии.

 Какую же позицию по отношению к Лермонтову занял Блок в пору своей поэтической юности?

 Как известно, ранняя юношеская, лирика Блока формировалась главным образом под влиянием таких поэтов, как Жуковский, Полонский й, в особенности, -Фет. Но, конечно, поэзия Пушкина и Лермонтова также участвовала в этом формировании. В стихотворениях Блока периода «Ante lucem» нетрудно уловить лермонтовские мотивы и образы и, более того, лермонтовский опыт в широком смысле Слова. Так, например, можно назвать по крайней мере четыре стихотворения Блока 1899—1900 годов, восходящие в своих существенных элементах к «Думе» Лермонтова.

____

1. Н. Минский. Литература и искусство. Несколько слов о современной русской поэзии. «Новости и биржевая газета», 1898, 5 ноября, № 305, стр. 2.

[312]

Речь идет о стихотворениях «Мы все уйдем за грань могил», «Накануне XX века», «Когда толпа кумирам рукоплещет», «Я — человек и мало богу равен». К трем из них Блоком были поставлены эпиграфы, из «Думы».

 Но лермонтовские мотивы и отзвуки не имели для юного Блока решающего значения, а на следующем этапе его развития, в «Стихах о Прекрасной Даме», стали звучать заметно слабее.

В годы создания этих стихов Блок был всецело поглощен мистической поэзией и философией только что умершего тогда Владимира Соловьева. Традиция Фета, сохраняя свое господство в первой книге Блока, осложнилась этим - новым влиянием. Объективный смысл «Стихов о Прекрасной Даме» заключался в том, чтобы поставить лежащее в их основе лирическое сознание вне противоречий жизни, вывести его за пределы «страшного мира» в сферу внутренней гармонии и покоя. Эта божественная гармония виделась Блоку в одухотворенной природе и в образе любимой им женщины. Естественно, что такие устремления отрывали поэта от социальной действительности и суживали горизонт его творчества; Сигналы тревоги, веянья кризиса, конечно, проникали в лирику Блока и в тот период, но смягчались ее общим тоном.

 При этих условиях поэзия Лермонтова с ее трагическим скепсисом и непримиренностью, с ее «безутешностью», мужественным и волевым пафосом, с переполняющим ее чувством неуюта, неблагополучия, беспокойства не могла быть принята молодым Блоком во всей полноте ее содержания. Недаром в своем, раннем (1901—1902) наброске статьи о новейших поэтических течениях, перечисляя «великих учителей» современных поэтов и называя Тютчева, Фета, Полонского, Вл. Соловьева, Блок упоминает о Лермонтове лишь косвенно, в связи с тютчевской лирикой. 1

 Действительно, соловьёвские идеи, которыми питался молодой Блок, резко расходились с духом лер-

______

1. Юношеский дневник Александра Блока., «Литературное наследство», № 27/28, 1937, стр. 315.

[313]

монтовской поэзии. Ярким свидетельством этого расхождения является известная лекция В. Соловьева о Лермонтове, прочтенная им в 1899 году и напечатанная как статья уже после смерти философа.1

 В этой пристрастной и несправедливой статье Вл. Соловьев обрушивался на Лермонтова со своих неохристианских позиций. Он признавал гениальность Лермонтова, но обвинял поэта в злобности, в эгоизме, в гордости и самообожествлении. Он не мог простить Лермонтову его тяжбы с богом — того, что принято называть богоборчеством. «Уже во многих ранних своих произведениях, — писал Вл. Соловьев, — Лермонтов говорит о Высшей воле с какою-то личною обидою. Он как будто считает ее виноватою против него, глубоко его оскорбившею». Особенное негодование и сарказм вызывала в Соловьеве поэма «Демон» и связанная с ней «демоническая» тенденция Лермонтова. «Герой этой поэмы есть тот же главный демон самого Лермонтова — демон гордости, которого мы видели в ранних стихотворениях. Но в поэме он ужасно идеализирован... хотя, несмотря на эту идеализацию, образ его действия... скорее приличествует юному гусарскому корнету, нежели особе такого высокого чина и таких древних лет». В заключительной части статьи Соловьев призывал «обличать ложь» воспетого Лермонтовым демонизма.

Было бы трудно предположить, что Блок, хотя бы и юный, разделял эти взгляды Соловьева и, тем более, Минского (независимо от того, знал он их тогда или нет). Косвенной характеристикой его позиции в период, предшествовавший увлечению Соловьевым, могут служить взятые им эпиграфы из Лермонтова, о которых говорилось выше. Но последовавшее приобщение Блока к соловьевской идеологии, по-видимому, мешало ему вплотную приблизиться к Лермонтову.

 Едва ли не главная идея, вытекающая из творчества Лермонтова, связанная с его «демоническим комплексом», заключается в том, что гармония в данных условиях жизни невозможна и этически неправомерна.

_____

1. «Вестник Европы», 1901, № 2.

[314]

Блоку в то время больше отвечала фетовская, а не лермонтовская поэзия. Лермонтов в его глубине и остроте был несовместим ни с «чистым искусством», ни с философией Соловьева, — в которой спиритуалистическая доктрина подновлялась всепримиряюшим христианским пантеизмом. «Лермонтов не мог найти спасения в лиризме, — писал Герцен... — Он влачил тяжелый груз скептицизма через, все свои мечты и наслаждения. Мужественная печальная мысль всегда лежит на его челе — она сквозит во всех его стихах. Это не отвлеченная мысль, стремившаяся украсить себя цветами поэзии, нет, раздумье Лермонтова его поэзия, его мученье, его сила» (VII, 225). Антиспиритуалистическая направленность лермонтовского -творчества была также вполне уловима: ее подмечали иногда и современники Блока, близкие к символизму. Один из них, Мережковский, в статье о Лермонтове, опубликованной в 1909 году, признал, что любовь у Лермонтова «святая не христианской святостью; во всяком случае, не бесплотная и бескровная любовь, «бедного рыцаря» к Прекрасной Даме — Lumen Coeli, Sancta Rosa».

 Можно думать, что Лермонтов в: самых глубоких и значимых основах его духовной природы открылся Блоку только к 1905 году — в период, когда поэт стал выходить из круга Своих ранних «соловьевских переживаний». По-видимому, Лермонтов воздействовал на Блока приблизительно в том же направлений (не говорю: стой же силой), в каком он воздействовал в 1840—1841 годах на Белинского, изживавшего свои «примиренческие настроения» и свой философский идеализм. Путь, ведущий Блока к Лермонтову был в то же время одним из путей, которые уводили его от Соловьева. По крайней мере, основные высказывания

Блока о Лермонтове не только полностью противоречат соловьевскому приговору о нем, но, в сущности, представляют собою скрытую, может быть не вполне осознанную самим поэтом полемику с Соловьевым. Если принять во внимание, что Блок, даже в зрелые годы, предпочитал не спорить со взглядами своего учителя, то это разногласие с ним по вопросу о Лер-

[315]

монтове должно представиться особенно важным и знаменательным.

Одним из показателей критического отношения Блока к статье Соловьева о Лермонтове являются две карандашные его пометки на полях этой статьи. В одном случае Блок защищает от Соловьева искусство Лермонтова, в другом случае выражает свое несогласие с пренебрежительным отзывом философа о поэме «Демон». 1

 Но, конечно, наиболее интересный и богатый материал о расхождении поэта-«ученика» с философом-«учителем» в общей оценке Лермонтова дает рецензия Блока «Педант о поэте» (1906). Эта рецензия, содержащая резкую критику известной книги Н. Котляревского о Лермонтове, заслуживает подробного рассмотрения, которое здесь не может быть осуществлено. Достаточно сказать, что Блок в этой рецензии, в противоположность Соловьеву, не только не думал осуждать великого поэта, но, напротив, с радостью отмечал поворот к Лермонтову современных писателей. «Литература последних лет, — писал Блок, — многими потоками своими стремится опять к Лермонтову как к источнику; его чтут и порывисто, и горячо, и безмолвно, и трепетно». 2 Характерно и то, что в этой рецензии — а она была напечатана через пять лет после опубликования лекции Соловьева — Блок заявил, что о Лермонтове «еще почти нет слов», тем самым как бы признавая, что и выступление Соловьева нельзя считать настоящим, во всех отношениях правильным словом о поэте. Неудивительно, что и в более позднее время, в статье «Рыцарь-монах», Блок нашел

____

1. Речь идет о пометках Блока на стр. 395 и 402 принадлежащего ему тома 8 «Собрания сочинений В. С. Соловьева», СПб., 1903. (Подробнее — в моей статье «Материалы из библиотеки Ал. Блока. К вопросу об А. Блоке и Вл. Соловьеве». «Ученые записки Ленинградского гос. пед. института, т. 184». Факультет языка и литературы, вып. 6, 1958, стр. 382.)

2. Александр Блок. Собрание сочинений. Издательство писателей в Ленинграде, т. XI. Л., 1934, стр. 302. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.

[316]

нужным отметить односторонность соловьевских взглядов на Лермонтова (IX, 182).

 В лирическом эскизе «Безвременье», написанном одновременно с рецензией на книгу Котляревского, Блок, опять-таки вступая в противоречие с соловьевскими оценками, назвал Лермонтова учителем «мудрости глубокой, в которой не видно дна» (IX, 18). Более того, он поставил Лермонтова впереди Достоевского за то, что Лермонтов, в отличие от Достоевского, «не портит мечты своей» попытками ложных идеологических выводов из нее, — ее конкретизацией (IX, 15—16). Это замечание Блока приобретает особую значительность и весомость, если сравнить его с безоговорочно апологетическими суждениями о Достоевском, которые были распространены в лагере символистов.

Движение Блока из сферы «Прекрасной Дамы» в широкие миры русской действительности неизбежно привело к изменению его литературной ориентации. Те, кого он называл недавно «великими учителями», Фет и Тютчев, не потускнели в его восприятии, но уже перестали оттеснять и заслонять Лермонтова. С этой точки зрения заслуживает внимания тот факт, что в 1904 году Блок защищал лермонтовскую поэзию от Бальмонта, который, противопоставляя ей Тютчева и Фета, называл ее монотонной и лишенной таинственности. «...Во-первых, — писал Блок, — «психологическая лирика» Тютчева, во всяком случае, монотоннее стихов Лермонтова, а эти последние иногда таинственнее стихов Фета». 1

 Блок и Лермонтов—поэты трагические и мятущиеся. Резко критикуя книгу Котляревского, Блок со-

_____

1. Рецензия Блока на книгу К. Д. Бальмонта «Горные вершины» (М., 1904). Собр. соч. Блока, т. XI, стр. 219—220. Определенную связь с этими словами Блока можно найти в мыслях, высказанных им уже после Октябрьской революции. Блок говорил однажды К. И. Чуковскому, что из всех русских поэтов только Пушкин и Лермонтов представляют собой «абсолютную» ценность, все же остальные, в том числе и Тютчев, — «спорные». (К. Чуковский. Последние годы Блока. «Записки мечтателей», № 6. Пг., 1922, стр. 174—175)

[317]

гласился лишь с одним ее местом— с фразой о «бессменной тревоге духа... Лермонтова». В лермонтовской «тревоге духа» и следует видеть в первую очередь то родственное Блоку начало, которое-влекло его к величайшему русскому романтику 30-х годов.

 В наиболее прямой и ощутимой зависимости: от Лермонтова находилась «демоническая» тема Блока. Не случайно он писал впоследствии, что «образ демона — самый могучий и загадочный из всех образов Лермонтова...» (XI, 414). Огромное значение в раскрытии Блоком «демонической» темы имела живопись Врубеля, в которой Демон занимает не меньшее место, чем в поэзии самого-Лермонтова. 1 Врубель, как и Лермонтов, в течение всей своей творческой жизни упорно, почти маниакально работал над образом Демона и, не удовлетворяясь достигнутым, десятки, раз возвращался к этому образу.

«Демонизм» мыслился Лермонтовым и Блоком как форма трагически переживаемого индивидуализма, бунтующего против недостойной действительности и утверждающего прежде всего неограниченную личную свободу. Демон представлялся Блоку «символом нашего времени» (IX, 224), защитой от «душевной дряблости», 2 прообразом одинокой, сосредоточенной в себе мужественной души, которая, находясь во мраке, «заклинает ночь». В этом Смысле «демонические» души, по Блоку, — борцыс судьбой и «предвестники лучшего». Вместе с тем они — «правы новизной» и «способствуют выработке человека» (V, 161).

 Если Соловьев, подходя к вопросу с позиций христианско-мистического мировоззрения, видел в «демонизме» разрушительную стихию, абсолютное зло, то для Лермонтова и Блока «демоническая» борьба с косностью, несмотря на моральные издержки, имела

_____

1. Вопросу о соотношении творчества Врубеля и Блока посвящена статья Э. Голлербаха в журнале «Ленинград», 1940, №9—10. Этот вопрос затронут также в исследовании С. Дурылина «Врубель и Лермонтов» («Литературное наследство», № 45—46, 1-948, стр. 600—603).

2. Письма Ал. Блока к Е. П. Иванову. М.—Л., 1936, стр. 83. (Письмо от 29 августа 1910 г.).

[318]

положительную ценность. В этом и заключается поэтическая закономерность «демонических» образов Блока. Они сохраняли еще свою силу и убедительность несмотря на то, что эпоха Блока, эпоха народных, массовых движений, не давала «права» на «демонизм» в такой же мере, в какой давала его эпоха Лермонтова.

 Тема «демонизма», мятежной отъединенности от мира, тема злого рока и проходящее сквозь все эти, темы «трагическое сознание» и есть та сторона лирики Блока, которая наиболее тесно связана с Лермонтовым.

«Демонический» аспект трагического сознания намечался в творчестве Блока медленно и постепенно и далеко не охватывал всей его поэзии, в которой центростремительный лиризм уравновешивался центробежным. Мысль Блока о Лермонтове, обновившаяся, как можно предполагать, в годы первой русской революции, обгоняла в его лирике рост «лермонтовского элемента». Во втором томе Блока отзвуки Лермонтова легко уловить, пожалуй, лишь в двух стихотворениях: «Ночь. Город угомонился» (ср. у Лермонтова «Небо и звезды») и «Осенняя воля» (ср. «Родина» и «Выхожу один я на дорогу»), а может быть, и во втором отделе «Снежной маски» («маскарадные мотивы»). И только в третьем томе, наиболее зрелом и совершенном, лермонтовская стихия и прежде всего, «демоническая, тема», укрепляется и развивается.

Лермонтовская традиция представлена в нем двумя «Демонами» — 1910 и 1916 года — одноименными стихотворениями, демонстрирующими с максимальной полнотой свой литературный источник. К ним примыкают стихотворения, в которых тематическая близость, к Лермонтову сказывается менее определенно, но все же вполне ощутимо. Таковы стихотворения: «И я, любил. И я изведал», (особенно заключительная; часть), «Дохнула жизнь в лицо могилой», «Земное сердце стынет вновь», «Мой бедный, мой далекий друг», «Ваш взгляд — его мне подстеречь». И более явно: «Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух». Лермонтовским знаком отмечены также цикл «Жизнь

[319]

моего приятеля» и «Песнь Ада». Влияние Лермонтова отчетливо сказалось и в поэме «Возмездие» (образ отца).

Во всех этих стихотворениях, в поэме, в лирике 1908—1916 годов, взятой в целом, Блок является перед читателем поэтом трагического склада, мужественно глядящим в лицо жизни. Теперь он вполне мог бы повторить слова Лермонтова: «Я ведь не разделяю мнения тех, кто говорит, будто жизнь только сон; я очень сильно чувствую ее реальность, ее завлекающую пустоту! Я никогда не сумею отрешиться от нее в такой степени, чтобы добровольно презирать ее...» (VI, 705). Творческие принципы Блока сближаются в этот период и с другим знаменитым лермонтовским утверждением: «Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины» (VI, 203).

 Теперь Блок уже не скрывается от «страшного мира» в «сонное» и одинокое созерцание невоплотимых видений своей юности или в «красивые уюты» эстетизма, от которого он не вполне уберег себя во 2-м томе. Верный высокой мечте «о Жизни прекрасной, свободной и светлой», он умеет теперь ненавидеть все, достойное ненависти. Он по-лермонтовски понимает, что «за любовью зреет гнев», «что зрелость гнева есть мятеж» («Ямбы»), что «путь открыт наверно к раю всем, кто идет путями зла» («Второе крещенье») и что «злоба» может быть иногда «святой».

 Злоба, грустная злоба

Кипит в груди...

Черная злоба, святая злоба...

Так чувствуют двенадцать красногвардейцев — героев последней, великой поэмы Блока. Это чувство коллективного, социального гнева можно рассматривать как высшее логическое развитие и реализацию потенций, заложенных в творчестве Лермонтова. Но это чувство лишь по происхождению своему в поэтическом сознании Блока связано с «демонизмом». Оно уже теряет здесь индивидуалистический характер, то есть перерастает «демонизм». «Лермонтовское» встречается здесь с «некрасовским».

[320]

На этих новых этапах сознания «демоническая тема» в ее прежних формах, по-видимому, не могла не поблекнуть для Блока и не лишиться в его глазах значительной доли своего обаяния. Еще до революции, в работе над поэмой «Возмездие», Блок сумел исторически объективировать эту тему и, следовательно, подняться над нею. Блок показал в «Возмездии» крушение «блестящего «демона» — отца и его духовного наследника —сына этого «демона», которые в соответствии с планами поэмы должны были уступить место «собственному отпрыску». — младенцу, рожденному простой женщиной и призванному стать действующим лицом в истории. Впечатления жизни разрушали и перестраивали сложившийся в сознании Блока «демонический комплекс». «Вы... — писал поэт Пясту в 1911 году, — недостаточно ярко представляете себе, что может дать познание деревни, до какой степени оно может изменить врожденный демонизм...» 1

Вероятно, какую-то связь с раздумьями Блока над этими темами имеет его оценка оперы Рубинштейна «Демон», относящаяся к 1919 году. «Веч[ером] — Демон, — отмечает Блок в записной книжке, — смесь бесконечной глубины с бесконечной пошлостью — и в музыке и в пост[ановке]». 2

 Чтобы оставаться верным духу. Лермонтова, нельзя было остановиться на варьирований или даже продолжении его «демонической темы», которая в России XX века не могла звучать так, как она звучала в 30-х годах XIX столетия. Сам Лермонтов, последовательно приближавшийся к признанию народной морали, корректировал и постепенно преодолевал эту тему. На тех же путях, ведущих к России, к народу и к революции, ограничивал и преодолевал свой индивидуализм и Блок. Движение личного к общему, уединённого лирического «я» к «я» общественному является. не менее существенным основанием для сопостав-

_____

1. Вл. Пяст. Воспоминания о Блоке. Пг.,. 1923, стр. 93.

2. Запись, от 3 апреля (не опубликовано). Записная книжка Блока № 60. Рукописное отделение Института русской литературы Академии наук СССР.

[321]

ления обоих поэтов, чем все то, о чем до сих пор здесь говорилось. Сюда относится также и глубокое национальное сознание Лермонтова и Блока.

 В самом деле, Лермонтов был близок Блоку не только своим «индивидуалистическим протестом», но и своей любовью к родине, к тому, что Блок называл «родными лохмотьями» (VIII, 15). В «сыром ночном тумане» эпохи мысль о России служила Лермонтову и Блоку опорой и поддержкой. Оба они всей силой своей души, хотя и по-разному и с различной степенью сознательности, стремились к тому,

 Чтобы распутица ночная

От родины не увела...

 (Блок.. «Под шум и звон однообразный»)

 «Конкретность» и «органичность» чувств Лермонтова к России Блок подчеркивает и в своей статье «Народ и интеллигенция» (1908), и в своих примечаниях к изданию Лермонтова, вышедшему под его редакцией уже после Октября. 1 И, если судить по сти-

____

1. М. Ю. Лермонтов. 1814—1841. Избранные сочинения в одном томе. Редакция, вступительная статья и примечания Александра Блока. Изд-во 3. И. Гржебина. Берлин — Петербург, 1920. Статья Блока о Лермонтове, приложенная к этому изданию, в отличие от его примечаний, имеет информационный и компилятивный характер и не содержит личных толкований и оценок. Согласно воспоминаниям К. И. Чуковского (К. И. Чуковский. Александр Блок. Пг., 1924, стр. 44), первый вариант этой статьи, написанной в обычном для Блока лирическом стиле, был забракован редакционной коллегией. Свидетельство К. И. Чуковского подтверждается пометкой Блока в записной книжке № 61 от 17 марта 1920 г.: «Мою биографию Лермонтова забраковали» (Рукоп. отделение ИРЛИ. Запись не опубликована). Блоковское издание Лермонтова не было научным и не претендовало на это. Блок не имел возможности или времени ознакомиться с новейшей исследовательской литературой о Лермонтове, даже с таким известнейшим сборником, как «Венок Лермонтову» (1914), и не учел ее в своих комментариях. Интересные сведения об этом сообщает И. Н. Розанов, вспоминая о своей встрече с Блоком, состоявшейся в мае 1920 года, т. е. в тот период, когда работа поэта над гржебинским изданием Лермонтова была уже окончена. «Я принес ему (Блоку. — Д. М.) в дар, — пишет И. Н. Розанов, — «Венок Лермонтову»... Он благодарил меня и признался, что этого сборника совсем не знает и вообще с юбилейной литературой 1914 года знаком слабо. «В тот год, — заметил он, — я был поглощен Аполлоном Григорьевым. Над Лермонтовым мне не пришлось так хорошо поработать!» (Иван Розанов. Блок — редактор поэтов. Об. «О Блоке». М., 1929, стр. 30)

[322]

хотворению Лермонтова «Родина» и «Стихам о России» Блока, оба поэта не только в своем чувстве к России, но и в понимании ее во многом совпадали.

Оставаясь равнодушным к России «парадной», императорской, официальной, оба они любили Россию народную, деревенскую. Обоим поэтам современная русская действительность внушала грустные и скорбные мысли, но оба они горячо и трепетно верили в Россию будущего. Блок зорко подметил эту затаенную веру Лермонтова и заявил о ней в своем примечании к лермонтовской «Отчизне» («Родине») (XI, 394).

 Тем не менее, эти общие черты в образе блоковской и лермонтовской России, по-видимому, лишь в малой мере можно отнести за счет прямого влияния Лермонтова на Блока. «Стихи о России» Блока — явление самобытное, преломившее в себе многие литературные традиции. Блок зависел в этих стихах не только от Лермонтова, но и от Мельникова-Печерского и Некрасова, а более всего от самого себя.

 Романтическое бунтарство Блока, возбуждаемое и подкрепляемое освободительным движением эпохи, превращалось у него в сочувственное отношение к революции. Революционные настроения проявились в стихах поэта 1904—1906 годов, в «Ямбах», в «Возмездии» и достигли высшего развития в «Двенадцати». Политическая и литературная позиция Блока после Октября в широком общественном мнении определяется «Двенадцатью». Блок никогда не отрекался от своей революционной поэмы, несмотря на то, что мрачные мысли посещали его в последний период жизни все чаще и чаще.

 Думая о великих исторических событиях современности, о революции, о судьбах России, культуры, искусства и о своем собственном пути, Блок в эти годы надеялся найти помощь и подтверждение своим мыслям у тех авторов, его «учителей», с творчеством ко-

[323]

торых был уже давно связан: у Пушкина; Лермонтова, Гейне и еще не вовсе забытого поэтом Вл. Соловьева. Блок мог бы обратиться к каждому из них, в том числе и к Лермонтову, с теми же словами, с какими он обращался к Пушкину в своем предсмертном стихотворении:

 Дай нам руку в непогоду,

Помоги в немой борьбе!

 («Пушкинскому Дому»)

И Лермонтов помогал Блоку, — помогал, как и прежде, в эпоху реакции и декадентского разброда. И в этой помощи, пришедшей к великому поэту от его великого предшественника, следует выделить то, что Лермонтов подтверждал в авторе «Двенадцати» мысли об исторической необходимости революции. Об этом говорят комментарий Блока к сочинениям Лермонтова 1920 года. Процитировав несколько абзацев из «Вадима», Блок сделал из этих цитат логический вывод. «В повести Лермонтова содержатся, — писал Блок, — глубочайшие мысли о русском народе и о революции... Будучи дворянином по рождению, аристократом по понятиям, Лермонтов, как свойственно большому художнику, относится к революции без всякой излишней чувствительности, не закрывает глаз на ее темные стороны, видит в ней историческую необходимость... Ни из чего не видно, чтобы отдельные преступления заставляли его забыть об историческом смысле революции: признак высокой культуры» (XI; 421).

Можно утверждать, что эти мысли о революции, принадлежащие обоим поэтам, являлись центром идейной жизни Блока послеоктябрьского времени.

 Духовный образ Лермонтова прошел через всю творческую жизнь Блока. Лермонтов не был единственным автором, нужным и близким Блоку, но он был одним из самых нужных и самых близких. Лермонтовские звуки и лермонтовское дыхание можно различить в стихах Блока всех периодов его развития. Даже в одном из последних своих лирических опытов — в стихотворной надписи на книге, подаренной

[324]

М. И. Бенкендорф, — Блок почти буквально воспроизводит интонационное движение и музыкальный строй «Мцыри». Художественные формы Блока соотносятся с лермонтовскими поэтическими формами — вопрос, которым история литературы, конечно, займется еще в будущем. Но самая глубокая и основная связь обоих поэтов заключается в преемственности их внутреннего духовного опыта. Опыт, унаследованный от Лермонтова, питал Блока, укреплял его мужество, развивал в нем силы, которые были ему необходимы для его трагического восхождения.

[325]

Цитируется по изд.: Максимов Д.Е. Поэзия Лермонтова. М., 1959, с. 309-325.

Вернуться на главную страницу М. Ю. Лермонтова

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС