|
|
Иван ЕВСЕЕНКО |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Иван ЕВСЕЕНКОБитваРассказ из цикла «Трагедии нашего времени» В самом раннем, дошкольное еще возрасте, да и в первые уже школьные годы был Стёпа Колоколыников мальчишкой тихим и даже робким. Чуть затеется где ребячья свара, он сразу отпрянет в сторонy, а то и вообще убежит домой. Но годам к восемнадцати-девятнадцати тишину в робость свою Стёпа оставил и объявился вдруг парнем задиристым и неуживчивым. Завел он себе красную выходную рубашку (куда твой Стенька Разин; его и стали сразу дразнить Стенькой Разиным) и в этой рубашке красовался на любом деревенском празднестве: на свадьбах, на проводах в армию, в пасхальные и престольные, храмовые дни. Но ладно бы - красовался (кто в молодости не любят покрасоваться, позадориться, кому не хочется выказать свою удаль и молодечество на миру, особенно, если хороводятся и глядят на тебя во все глава ровесницы-невесты), а то ведь, выпив рюмку-другую, выметывался Стенька в круг, рвал на груди кумачовую свою рубаху и задирался к любому и каждому: - Ну, выходи, кто смелый! Поначалу деревенские ребята, которых он понапрасну задирал, тоже распалялись, выбегали в круг и били Стеньку нещадным боем, поскольку он, хоть и был задиристым и крикливым, а в драках не так уж, чтоб и ловким. Но потом, с годами, ребята на его вызов никак не откликались, сдерживали себя, и вовсе не потому, что не находилось смелых и храбрых, а потому, что с дураком связываться не хотелось. Они так и говорили Стеньке в глаза, принародно. Он взвивался еще сильнее, хватался за жерди и колья, но постепенно затихал и шел домой в понапрасну порванной рубахе не битый, не окровавленный, чему кажется, очень огорчался. Повзрослев, Стенька, глядишь, и вовсе успокоился бы, коль нет ему достойных честолюбивых противников. И вдруг такой противник объявился. Наша деревенская девчонка Наташа Онищенко вышла в самой Москве замуж за серьезного возрастного уже парня, Руслана, не то татарина, не то казаха. Сыграв городскую, не больно многолюдную свадьбу, молодые приехали в деревню, и тут родители Наташи, люди зажиточные и горделивые, решили сыграть для любимой единственной дочери свадьбу повторную, по всем деревенским обычаям и обрядам. На эту свадьбу был зван и Стенька Колокольников. Он доводился Наташе, хоть и дальним, но все-таки родственником (троюродным братом), а в деревне так заведено, что родню, пусть и дальнюю, на праздник, да еще такой, как свадьба, зовут непременно, иначе будет укоризна и кровная обида на долгие годы. Само собой разумеется, что пришел Стенька в гости в красной свой с косым воротом рубахе. В первые часы гуляния вел он себя достойно и разумно, расплетал даже Наташе на правах брата (иных, более близких братьев у нее не было) косу. Но потом заметно стал беспокоиться, тяжелеть взглядом, пить больше, чем полагалось бы брату невесты. Когда же молодежь, притомившись сидеть за столами, высыпала на улицу и затеяла там танцы под гармошку, баян и магнитофон, он не выдержал, выскочил в круг и, задирая то одного, то другого парня, рванул на груди рубаху так, что посыпались на ней пуговицы и закричал свое, излюбленное: - Ну, выходи, кто смелый! В ответ ребята лишь усмехнулись, стерпев надрывные его придирки и крики, и опять же не потому, что не нашлось на всей свадьбе храбрых и смелых, а потому, что действительно, чего связываться с дураком, портить праздник и себе, и Наташе, срамить ее родню перед лицом мужа. Тогда Стенька стал приставать к мужикам постарше, давно женатым, остепенившимся, «дружкам», повязанным по обычаю на свадьбе через плечо вышитыми рушниками. Но те и вовсе отмахнулись от него, как от назойливой мухи: кричать кричи, а рукам воли не давай. Больше приставать Стеньке было вроде бы не к кому (остались нетронутыми только старики да мальчишки-подростки), пора бы и успокоиться, танцевать-веселиться, как другие гости, или посидеть где-нибудь в сторонке, пережить хмель, тем более что Наташа несколько раз подходила к Стеньке и просила не затевать скандала. Но кровь кипела и играла в нем, глаза совсем одурманились, налились такой яростью, что, казалось, если она не вырвется сейчас наружу, то Стенька упадет посреди круга замертво. И тут он, словно впервые увидел мужа Наташи, жениха, молодого татарина или казаха. - А ты, косоглазый,- крикнул он ему прямо в лицо,- Руслан Кирибеевич, Одыхманьев сын, почему не выходишь!? Стенька, ладно, что был драчливым и несносным, а в школе когда-то учился неплохо, и после шкалы библиотечные книжки любил почитывать, так что кое-что знал и хранил в уме. Наташа, упреждая Руслана, что-то шепнула ему на ухо, должно быть, сказала впопыхах, кто такой Стенька, и чего стоят его крики. Но Руслан, задетый за живое, уже вспыхнул, остановился напротив Стеньки и во всеуслышание на чистейшем русском языке сказал: -Отчего же не выйти!? Можно и выйти. И не успела Наташа и остальные гости опомниться, как Руслан снял с себя свадебный пиджак, галстук и рубаху и вышагнул в круг по пояс голый. Глядя на него, все просто ахнули: таким сильным, мощным и натренированным было его тело. Чувствовалось, что оно дано ему не только по природе и рождению, а еще и накачано ежедневными упорными стараниями, что он атлет и спортсмен, может, каратист какой, самбист или боксер. Стеньке при виде такой мощи и силы (сам-то он щупленький и неказистый, одно только утешение, что красная шитая по груди крестом рубаха) сразу бы отступить, пойти на попятную и примириться. Но надо было знать Стеньку: на попятную и примирение без боя, без битвы, он не шел никогда - такой характер, доподлинно русский, разинский. Не пошел он и нынче. Руслан действительно оказался мастером какого-то восточного единоборства. Выйдя в круг, он выбросил впереди себя руки с сабельно острыми ладонями и стал зорко следить за каждым движением противника. Стенька, привыкший драться по-деревенски, с широкого заплечного замаха, и на этот раз не изменил своей привычке, размахнулся, сколько можно широко (в плече даже что-то хрустнуло) и пошел на Руслана буром, метя ударить того кулаком в голову. Но Руслан легко уклонился от этого простодушного замаха, передернул сабельно острые свои ладони и вдруг хлестко и отрывисто и с какой-то неимоверной силой достал Стеньку прямо в переносицу. Кровь сразу хлынула у того из раны; рубаха его с красно-кумачовой сделалась алой, но удар Стенька выдержал. В драках он, несмотря на щедушный свой вид, был удивительно вынослив и живуч, - Ах, так!- сплевывая кровавую сукровицу, заполошно закричал Стенька.- Тогда держись! - и опять в открытую, никак не сторонясь и не исхитряясь, двинулся на Руслана. Второй удар пришелся Стеньке в грудь, перекрыл дыхание, сдавил горло. Жадно хватая широко открытым ртом воздух, он пошатнулся и едва не упал на колени; его ярко-голубые, с сиреневым отливом глаза вдруг сузились и как-то по-татарски скосились. Но и этот удар Стенька все-таки вынес. Он лишь отрезвляюще мотнул головой и, стараясь хотя бы раз ответно задеть Руслана кулаком, сделал навстречу ему несколько нетвердых шагов. Добил Руслан Стеньку с третьего удара, уже не такого сильного и хлесткого, пренебрежительного даже какого-то удара, вялого. Но Стенька от него, безвольно раскинув руки, упал на вспыленную землю ничком и затих. Можно было ожидать, что сейчас за него заступятся деревенские друзья-товарищи (все-таки своих, наших бьют), но никто за Стеньку не заступился. Подлинных друзей-товарищей у него не было: со всеми он успел перессориться и передраться. Они лишь, приводя его в чувство, окатили ведром воды, а потом подхватили под руки и отвели домой отлеживаться и умнеть. Свадьба о Стеньке тут же и забыла, продолжила свое гуляние и веселье. А чего о нем помнить и горевать, когда каждый праздник заканчивается у Стеньки всегда одним и тем же: заполошным криком и побоищем. Все уже притомились от подобной его разинщины. - Так ему и надо!- законно гордясь отважным своим зятем, сказал отец Наташи.- Его давно пора проучить. Хмельные гости единогласно согласились с горделивым Наташиным отцом - так и надо! А то, может, и пострашней не мешало бы: положить на плаху да отрубить голову, чтоб другим неповадно было. Руслан тоже надолго пребывал в беспокойстве. Вымыв измазанные кровью Стеньки в бою руки, оделся и занял место рядом с Наташей. Отваги ему и вправду было не занимать. Это ведь не каждый-любой решится в чужом селе, среди чужого народа выйти один на один с главным их предводителем в красной рубахе. Выйти и победить, не опасаясь, что весь этот народ вдруг сплотится и встанет против тебя неодолимой стеной и крепостью.
* * * Отлеживался, приходил в себя Стенька, наверное, недели две или три, а потом, как ни в чем не бывало, пошел на работу (работал он в образовавшейся на месте колхоза новой сельскохозяйственной артели трактористом и комбайнером). Первый раз, что ли, бьют его до полусмерти и свои, и чужие. К тому же Стенька был не злопамятен. Залечив раны, он быстро забывал все нанесенные ему обиды. Забыл и теперь. Но летом, когда Наташа опять приехала в отпуск с Русланом, и ее отец затеял по этому случаю родственную беседу-застолье, повторилось то же самое. Приставать к своим деревенским несговорчивым ребятам и мужикам Стенька на гулянии-беседе не стал, а сразу, как только вдосталь выпил и захмелел, задрался к Руслану. - Ну, Мамай Кирибеевич, выходи!- разрывая на груди рубаху до последней пуговицы, заголосил Стенька. - Видали мы такую орду! И Руслан опять вышел. Бил он Стеньку в том поучительном бою с какой-то особой жестокостью, старательно и расчетливо бил, выбирая места побольней и позримей. Донельзя искровянил Стеньке лицо, оставив вместо голубых с сиреневым отливом глаз лишь узенькие монгольские щелочки, да и те черноземно-черные, заплывшие ночным туманом. Кумачово-алую Стенькину рубаху Руслан изорвал в клочья (одни только рукава, считай, и уцелели), истоптал ногами и, уходя, бросил поверженному и уже почти бездыханному Стеньке. И снова никто из друзей-товарищей не пришел Стеньке на подмогу, не встал плечом к плечу перед грозным соперником, чтоб защитить, если не самого Стеньку, то хотя бы порадеть за родное, отечественное село, все-таки наших, свои бьют. Но не встали. Стенькины дружки-товарищи лишь погрузили его на оказавшуюся под рукой бортовую машину и отвезли домой отлеживаться и набираться ума.
* * *
Все повторилось и на следующий год, и на последующий, да, кажется, и на третий. Правда, бил теперь Руслан Стеньку уже без прежней злости и жестокости, нехотя даже как-то бил, по привычке, только бы не обижать Стеньку, которому, несмотря на все прежние уроки, очень уж хотелось быть побитым, да потешить гулевую Наташину родню. А потом года три-четыре подряд Наташа с Русланом в селе не появлялись. То Наташа рожала сына Улугбека (Улушку, как его после стали называть у нас в селе), то навещали они родственников Руслана в Татарии или в Казахстане, то отдыхали всей семьей где-то на юге, заграницей. Руслан оказался парнем изворотливым, предприимчивым, у него было в Москве свое торговое дело - и они могли позволить себе такие поездки. Стенька Колокольников за эти годы тоже неожиданно переменился. Может, действительно поумнел от частых поучений в битвах и драках, а может, просто время подошло ему поумнеть и остепениться - как-никак уже клонилось к тридцати. Но, скорее всего, перемена произошла в Стеньке оттого, что он, к удивлению односельчан, вдруг взял и женился. Ни одна своя девчонка, зная неспокойный Стенькин характер, за него ни за что бы не пошла, и он нашел себе невесту в дальнем заречном селе Старых Боровичах, куда разбойная его слава пока не дошла, не долетела. Жена ему попалась покладистая, ласковая, но характера упорного, строгого. Она где лаской и вниманием, а где строгостью и упорством быстро прибрала Стеньку к рукам. Да Стенька, кажется, и сам хотел прибраться, прильнуть хоть к кому-нибудь под защиту и понимание. В один год забыл он обо всех своих битвах и сражениях, сделался тихим и даже робким, каким был лишь в далеком раннем детстве. Чуть где ребята или мужики заскандалят и примутся махать кулаками, Стенька тут же отпрянет в сторону, а то и вовсе уйдет домой к жене Анюте и недавно только родившемуся сыну-младенцу, Тимофею, Тимошке. Но вот на четвертый год Наташа с семьей опять приехала в село ( у нее к этому времени еще и девочка родилась – Машенька). Отец соскучившись по дочери, зятю и внукам на второй день по их приезде созвал в доме богатую хлебосольную беседу. Зван на нее был и остепенившийся, утихомирившийся Стенька с женой Анютой. Беседа поначалу текла тихо и мирно, гости, привечая в родительском доме Наташу с семьей, заздравно пили и ели, затевали веселые застольные песни, пускались в танцы и пляски. Первым застрельщиком всего был Руслан в зеленой, со стоячим по последней заграничной моде воротником рубахе, которая очень шла и льнула к его смуглому скуластому лицу, к его темно-карым с ночным отливом глазам. Но, распевая песни и искусно танцуя в паре с Наташей, Руслан нет-нет, да и поглядывал на Стеньку, укромно сидевшего за краешком стола (петь и танцевать он был мало охоч, да и необучен) и, похоже, думавшего какую-то свою потаенную думу. В последние годы Стенька стал время от времени так вот тяжело и безысходно, чисто по-русски задумываться. Взгляды Руслана он улавливал, но никак на них не откликался, хотя глаз и не отводил, не прятал, смотрел прямо и открыто. Руслан стал нервничать, беспокоиться и вдруг не выдержал, остановился посреди круга и во всеуслышанье задел Стеньку, вспомнил старое: - Ну, что же ты меня не вызываешь, Илья Муромец !? Или слабо?! - Отчего же - слабо?!- прервал свою горькую думу Стенька.- Можно и вызвать. Он снял красную рубаху, бережно сложил ее и передал жене, которая решила, что Стенька с Русланом просто решили побороться, померятся силами, и особой тревоги не проявила. Когда Стенька снял рубаху, то все гости лишь горестно покачали головами - такой он был щупленький и донельзя изработавшийся на тракторной своей и комбайнерской работе, одни кожа да кости. И лишь кулаки у Стеньки от этой повседневной неразгибной работы гляделись непомерно тяжелыми и сильными. Пудовые гири, а не кулаки. Но вряд ли он что мог сделать ими против искусного бойца Руслана. Помашет, помашет, да опять и падет перед ним на землю ничком, окровавленный и посрамленный. Руслан же зеленой своей рубахи со стоячим воротом снимать не стал. Оно и верно, чего ее снимать для минутной всего, победной схватки. Руслан лишь закатал на рубахе рукава и легким, пружинистым шагом выйдя в круг, выбросил вперед остроносыми лодочками ладони, заиграл ими, замелькал перед самым лицом Стеньки. Все ожидали, что сейчас он нанесет ему сокрушимый свой удар в переносицу, и дело будет закопчено. Молодая Стенькина неразумная жена, не сумевшая удержать мужа подле себя, пусть грузит его на какую-нибудь случайную телегу или машину и увозит домой, залечивать раны и окончательно умнеть. Но Стенька, к удивлению гостей, жаждавших быстрого окончания боя ( не все еще за столом было выпито и съедено, не все песни спеты, не все пляски станцованы), ловко уклонился от остроносых лодочек Руслана, поднырнул под них тщедушным своим телом и вдруг внахлёст с разворота ударил противника точно промеж глаз. Руслан от неожиданности обронил руки, по-гусиному дернул головой, потерял устойчивость и бдительность. Стенька тут же подловил его на этой оплошности, сокрушимо ударил вначале по одной острой скуле, а потом и по другой. Кровь хлынула у Руслана из рассечённых ран на зеленую его рубаху, и та сразу потемнела, сделалась почти чёрной. Но сокрушающие эти удары Руслан выдержал: все-таки бойцом он был закаленным и опытным. Опасно качнувшись назад, он в следующее мгновение опять обрел равновесие, принял какую-то новую бойцовскую стойку и, низко наклонив голову, с гортанным никому из собравшихся непонятным криком пошел на Стеньку. Глаза его были широко (почти на выкате) открыты и превратились из темно-карых в нежно-голубые с сиреневым майским отливом. Следующий Стенькин удар пришелся Руслану в грудь, между ребер. Он согнулся от него пополам, оборвал боевой свой клич и, пробежав в горячке еще несколько шагов навстречу Стеньке, безропотно упал перед ним на пропыленную черную землю. Вся ближняя и дальняя родня Наташи тут же бросилась к Стеньке и, если бы не отважная его жена, растерзала бы победителя на месте. Но жена, закрыв Стеньку своим телом, оборонила, сказала разъяренной родне таким голосом и таким тоном: «Только попробуйте!», что мстители замерли на полушаге и отступились, почуяв, что Анюта ради Стеньки ни перед чем не остановится. Усмирив разгневанную толпу, Анюта помогла Стеньке надеть рубаху, застегнула ее на все пуговицы и увела целого и невредимого домой, к малому сыну Тимошке.
* * *
Отлеживался, обретал заново жизнь Руслан у тестя, наверное, недели две. Тесть советовал ему написать заявление в милицию, чтоб Стеньку за такой разбой и надругательство привлекли к ответственности, судили справедливым народным судом. Но Руслан никакого заявления писать не стал, а, кое-как залечив раны (и нигде не показываясь на людях), прервал отпуск и раньше времени уехал с Наташей, сыном Улугбеком и дочерью Машей домой, в Москву. Деревенские наши сострадательные жители думали, что больше oн никогда в селе не появится. Это ведь каждый встречный-попоречный будет тыкать в него пальцем, вспоминать, как в кровавом побоище его победил тщедушный, малосильный Стенька Колокольников, у которого одно только утешение, что красная шитая крестом на груди рубаха. А каково выносить все эти тайные и явные насмешки Руслану - человеку гордому и знающему себе цену?! Но он приехал, едва-едва пережив в Москве суровую, морозную зиму. И снова повторилось то же самое. Во время беседы-застолья у тестя Руслан не сдержался, задел (и очень обидно) Стеньку и на глазах у притихших гостей, которые никак не смогли остановить его, вызвал в круг. Стенька вышел. И с первого же замаха стал бить неудачливого Руслана смертным, беспощадным боем, усмирять чрезмерную его гордыню. Случилась битва и на следующий и на последующий год. И каждые раз Стенька бил Руслана при стечении всего честного деревенского народа. Правда, и самому ему доставалось: алой горячей кровью умывался Стенька досыта. Похоже, будет битва, побоище между Русланом и Стенькой и в этом году. Наташа уже написала отцу с матерью, что они приедут погостить в день Казанской Божией Матери - престольный день у нас в селе. Битва случится, в этом сомневаться не приходится (кое-кто так даже и с вожделением ожидает ее, чтоб потешиться в престольный, праздничный день), а вот на чьей стороне будет победа, того знать не дано никому. Но, может, Стенька с Русланом как-нибудь и помирятся. Делить им вроде бы нечего. Да и не малые они уже дети, а серьезные, в зрелых годах мужики. Дай Бог, чтоб помирились, забыли всю прежнюю кровь и обиды. А то ведь, того и гляди, однажды выйдут в круг и сойдутся в смертельной битве их сыновья, Тимофей и Улугбек...
24.08. - 31.08. 2009г. г. Воронеж
|
