|
|
Евгений МАРТЫНОВ |
|
2010 г. |
МОЛОКО |
|
О проекте "МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Евгений МАРТЫНОВБоголюбовкаПовесть Мать умерла. Отец ушёл на фронт.
Содержание... Я сдаю верхнюю одежду гардеробщице, девушке в белом халате. Подхожу к регистратуре. Выдёргиваю выпяленный из щели окошка сопроводительный листок серой бумаги и, минуя пальмы да цветочные клумбочки, по широкой лестнице поднимаюсь на второй этаж. На ходу рассматриваю сопроводительный документ, – Карта больного.…. В правом нижнем углу – графическая штамповка человечка, – вид сзади и вид спереди с галочкой на грудной клетке! Поворот, под прямым углом направо. Впереди меня, посреди широкого коридора, шагают мама с ребёнком. Я не обгоняю их, а медлю шаг. Они сворачивают налево, в ординаторскую. В самом торце коридора, у окна, упирает в потолок, и так уже изогнутые коромыслом тёмно-зелёные жёсткие перистые листья заморская пальма... ...Вчера вечером отец пришёл поздно. Стало темнеть и хозяйки, молодые учительницы, уже разнесли по своим комнатам, сваренные, сжаренные на общей плите на три вьюшки, сложенной для летнего пользования в ограде под открытым небом, незамысловатые деревенские кушанья. Сыновья встретили отца на улице и поочерёдно, в шеренгу по одному зашли в комнату. Светёлка на одно широкое окно, до которого от двери метров шесть, пожалуй, будет. Ходики-часы – на пол-одиннадцатого показывали…. А между стен справа и лева – четыре метра. Справа от двери – по-летнему холодная печь-плита, – заставленная, однако, закопчёнными, кастрюлями и чугунком, а так же эмалированными тарелками. Оцинкованные ёмкости: бачок под питьевую воду, ванна и умывальник… – всем своё место. К стенам прижимаются предметы мебели: «железные» односпальные кровати, скрипучие, с провисшими, как животы у свиноматок перед опоросом, сетками. Справа – одна подростковая кровать, это – Вовкина, слева – две взрослых. Возле каждой – по тумбочки. Письменный стол для мальчишек, покрыт бледно-зелёной, заляпанной синими чернилами, клеёнкой. Кляксы бледные, правда, – притёрты золой. Он же, стол мальчишек и общий кухонный, – тоже справа у стены за Вовкиной тумбочкой, что – в изголовье его кровати…. Мебель и утварь – казённые, школьные, взятые на прокат у завхоза. Вот сундук, что – в красном углу комнаты, объёмистый, окованный, с внутренним замком, большой фасонный ключ от которого хранился под тем же сундуком «с добром» – их, собственность. Их семейная гордость... ...Пользуетесь ли вы, – спрашивает «даос», – жидким мылом? Если нет, то много теряете. Мы, так, ему ненарадуемся. Представляешь, – стоит возле смесителя с вентилями горячей и холодной воды на полочке раковины-мойки этакое нелепенькое существо, пингвинёнок! Возьми его в правую руку, нажми большим пальцем на затылочек, – слюнка – не слюнка, – чистейший коллоид, жидкое мыло… и надо-то всего ничего. И удобно, и экономично. Ни в какое сравнение – с, как его, твёрдогрудым мылом!… ...И вот, улучив момент, все, кроме Вовки, разошлись кто куда по своим делам. Баба Рая – в гости к соседке, Тётя Таня – на работу в колхозные мастерские: ремонтирует, готовит к весенней страде, свой трактор. Ванька Доронин – к дружку-однокласснику, и можно стало стучать не стесняясь, без оглядки. Женька прикрутил на манер мясорубки к кухонному обеденному столу переносные, но довольно большие, тиски с наковаленкой (редкость по тем временам), и стал настырно постукивать в такт, как бы кланялся. Это – второе кольцо. Первое – пришлось уступить Ваньке, любимому внуку бабы Раи, хотя и свой Вовка хотел бы иметь… такое серебряное... ...А вот с тётей Таней, как ни странно, Женька можно сказать дружил. Нередко ходил к ней в мастерские. Подолгу, будто завороженный наблюдал, как она возилась возле своего приземистого серого чумазого трактора НАТИК (Сталинец). Или хлопотала возле высоченного, такого нелепого нескладного, но толкового зернового комбайна, выкрашенного в тёплый бежевый цвет (заведёт — залихорадит…). Объединяла специальными роликовыми цепями зубчатые колёса с шестерёнками. Большие шестерни с маленькими, ведущие с ведомыми. (Наслышался от тёти Тани разных технических оборотов). Случалось, что и помогал в чём-то по мелочи. – Примерно так думал Женька, шагая с вещмешком, набитым учебниками, за спиной (в нём и томик стихов любимого поэта Ивана Савича Никитина). С чемоданом в правой руке и с узлом в левой. Чуть впереди Вовки, нагруженного двумя узлами (поменьше) с разным барахлом. Радуясь перемене. Тому, что может там, в детдоме, все будут равны… и никаких тебе любимчиков... ...Кроме сочинения стихов, то есть виртуального проговаривания строчек «в рифму», была у Женьки Казанцева ещё одна тяга-страсть, из области творчества, но уже вполне земная. Скудельный зар* – лепка из глины разных поделок. В основном игрушек. Самым большим его достижением в этом заделье к тому времени – конь из красной пластичной глины, слепленный Женькой ещё до войны. Возле силосной ямы за колхозным скотным двором («базой») посёлка «Степное». Тогда ещё Вовка чуть было не утонул в той бездонной силосной яме, наполненной вешней водой. Вовке тот конь, долгогривый с нестриженным распущенным хвостом по самые щётки задних ног, тоже понравился. Даже очень... Баня. … но ей, Тамаре Павловне, градообразующий, в недавнем прошлом «рассекретнейший» ЭХЗ, доплачивает, от системы которого она, бывшая гардеробщица мужской раздевалки плавательного бассейна «НЕПТУН» была оформлена на пенсию (лет десять тому назад). А теперь у Тамары Павловны вроде обязанность такая: следить за «подвижками» пенсионеров спортсооружений. И хоть я оформился на пенсию не от их системы ЭХЗ, но в спортсооружениях проработал 9 с половиной лет. Сначала начальником таковых, а потом спустился работать в машинное отделение, по собственной инициативе, и отбухал там рядовым слесарем – «сантехник-хлораторщик» по пятому разряду – 7 лет с хвостиком, заменил ушедшего тогда на заслуженный отдых фронтовика Великой Отечественной войны Серебрянского... – Добрый день, тётя Вера!.. – поприветствовала, притворив за собой калитку. Вера Ивановна – женщина средних лет и роста, ладно сложенная, в поношенной фуфайке… юбке из синей материи на четверть ниже колен. В полушалке и подшитых валенках. Она «выплёскивала» зерно из ведёрка. Выпущенные из хлева пёстрые курицы, сгрудились, топтались и клохтали, оттесняя «музыковеда» петуха в золотистом наряде. При мясистом, зубчатом, красном гребне.... ...Линия фронта сбалансировалась. Шли «Бои упорные…». Так было, – волны от Советского информбюро,… да, стали наш слух ласкать, а тут ещё и…всех четырех детдомовцев-мальчишек старшеклассников отселили от младших в отдельную комнату, спальню № 3, что находилась даже в другом здании-доме деревянном. Бывшем «учительском». Правда, он был старым знакомым, – мы с братишкой Вовкой в нём жили до открытия детдома. Более того, отделили-то нас в комнату в ту, в которой мы с Вовкой и… коротали…. Сначала вместе с папкой, преподавателем «математики и физики в пятых – шестых классах» Андреем Александровичем. А потом, когда он ушёл добровольцем на фронт, одни. Коченели. Ночами. Аж до самых белых мух, сами по себе. До тех пор, пока были дрова. А когда суп к утру стал застывать в тарелках и когда, героям, под одеялами, покрытыми сверху всеми подходящими одёжками, приходилось корчиться от холода, прижимаясь, друг к другу…. Вот тогда нас и подселили к старику со старушкой. У них была своя хатёнка с земляным полом, но печка в ней топилась жарко, хорошо, дрова горели весело. Было тепло. Жили они на краю Боголюбовки, хохлацкой деревни. Ну, это – так, для разгона, опять же... ...Ещё лепестки ветрениц (анемонов) не облетят – вездесущие солнышки будущих дедушек седых одуванчиков горят-разгораются! А вот уже махонькие ростом, так сладко, так ароматно пахнущие, темно-голубые, да, много, море целое синее… и отчего же их так славно назвали «кукушкины слёзки»!.. – Всё размышляет Женька, размышляет,… а пчела уже не одна шастает по цветам, – начинает добавлять Казанцев в свой рисунок словом терпкий аромат запретного блатного жаргона, вроде таких как «шмонает», или там – « берёт на шарап»…. – Детдомовец теперь всё же. Успел нахвататься, как ароматного воздуху. Но матерщину. Женька, почему-то не любит. Разве, что уж, когда метко к месту, тогда уж – куда ни шло наше. Щебечет наивный щегол в лопухах…. Дзыз. ...Сторожа Зинченко Егора Матвеевича почитали в деревне. Это Женька знал с тех пор, когда ещё жили они с Вовкой у бабушки Раисы Петровны Щуки. Правда он порой и перегибал палку, бишь, Тульское ружьё. А иначе и быть не могло. – Сделай поблажку, и слух моментально разнесётся по всей Боголюбовке-де, – не доглядывает, что пора на этот ответственный пост определить более подходящего мужика. А местом он дорожил, – при деле, даже при огнестрельном оружии. Вроде бы служит, как-никак, – война же. Все мужики на фронте, а он здесь, при бабах. И потому он порой, и разряжал свою двустволку со сторожевой вышки. Чаще – вверх, на ветер, но случалось и, вроде, на поражение. Горохом, вместо дроби, который летел не далее чем на 12 – 15 саженей. И это пацаны давно уразумели. Вызывали огонь на себя... – Вот здорово, ты знаешь, я слышала, – в Надеждиных глазах рыжие чёртики запрыгали, – в пединституте есть отделение, «худграф» называется. Где, наверное, преподают и скульптуру. Ну и что, что будешь преподавателем. Твой же отец учитель!.. Вот там мы и встретимся, Женя. И нам будет по 17 лет!.. А когда окончим институт!.. сколько же нам тогда-то стукнет?.. Прибавим четыре … ого!.. по двадцати одному!.. это моей маме было столько, когда я родилась. – Надя внимательно посмотрела в глаза Евгения и подошла к колодцу. «Емельянову». Ветхий сруб его обрамляли камыши да рогоза с коричневыми продолговатыми махалками, сужая ложбину…
В художественное произведение заглядываешь - будто в целый мир попадаешь. Там все на свете есть, всякие эмоции: и радость, и горе... Но самое удивительное в том, что даже в текстах, обладающих высокой художественной ценностью, неизбежно встречаются фрагменты абсолютно земные, даже приземленно-бытовые. В одном месте смеситель для ванны попадется, в другом - седые одуванчики...
|
