|
|
Владислав Чернушенко |
||
2010 г. |
Форум славянских культур |
|
РУССКОЕ ПОЛЕ |
||
|
|
Владислав Чернушенко:«Нас пытаются загнать в стойло»
С Певческой капеллой Санкт-Петербурга я знаком с детства. Мои родители (за что я им очень благодарен) водили меня туда на концерты с шести лет. От тех посещений в моей памяти навсегда остались светлые, принадлежащие к лучшим детским впечатлениям, воспоминания: уютный, можно сказать, домашний зал, умные и красивые лица зрителей, таинственные, в строгих чёрных костюмах музыканты, и за дирижёрским пультом – вдохновенный маэстро, который, как уже тогда казалось, был неотделим ни от этих прославленных стен, ни от звучащей здесь музыки. И вот теперь – спустя тридцать лет – в дни Гаврилинского музыкального фестиваля, мне представилась неожиданная и удивительная возможность задать вопросы моему кумиру с детских лет – бессменному руководителю Капеллы Владиславу Чернушенко. – Владислав Александрович, вам довелось работать с великими русскими композиторами – Георгием Свиридовым и Валерием Гаврилиным. Какими они вам запомнились? Кого из них вы больше исполняли? С кем сложнее было работать? – Свиридов и Гаврилин – это генеральная линия русской музыки, идущая от Глинки и Даргомыжского к Бородину, Балакиреву, Римскому-Корсакову, Мусоргскому и далее через Чайковского, Рахманинова, Танеева, Глазунова к Стравинскому, Прокофьеву, Шостаковичу и их современным наследникам. Судьба наградила меня возможностью общения и совместной работы с Георгием Васильевичем и Валерием Александровичем. Как они запомнились? Не запомнились. А живут во мне как часть меня самого.
С Валерием Гаврилиным мы были дружны со студенческих лет. Сыновья наши копошились в одном детсаде, и мы, помимо Консерватории, по утрам нередко там собеседовали. Но прямое наше творческое взаимодействие сильно запоздало. Главные его работы, связанные с хором и оркестром, – «Военные письма», «Скоморохи», – нашли прекрасных эстрадных исполнителей, а «Перезвоны», предполагавшиеся для исполнения Капеллой, ушли в Москву к В.Н. Минину. Намечавшиеся новые сочинения, увы, не увидели света. В канун 60-летия Гаврилина мы с ним обсудили объёмную программу фестиваля, посвящённого его творчеству, определили сроки его проведения, но осуществление замысла произошло уже в отсутствие Валерия. Конечно, с восстановлением в структуре Капеллы симфонического оркестра мы кое-что успели сделать, к радости композитора. В Большом зале Филармонии были исполнены «Скоморохи» и музыка балета «Женитьба Бальзаминова». Однако главное его сочинение – «Перезвоны» – прозвучало уже вслед уходу Гаврилина из жизни. И эта царапина (ссадина) на сердце кровоточит до сих пор. Октябрьские Невские хоровые ассамблеи, связанные с 70-летием Гаврилина, в шести концертах впервые наиболее полно представили всё многообразие его творчества, подчеркнув боль преждевременной утраты неповторимого, самобытного творца и восторг от его присутствия в нашей жизни.
Музыка Гаврилина будет всегда, пока жива Россия, ибо в ней собрана вся многовековая боль, все радости и слёзы, неурядицы и великие свершения, поругание святынь, иудины предательства, разорение и восстание из пепла, подобное Христову воскресению, и всё это пронизано любовью и целительной верой в подчас бесшабашный, доверчиво добрый, но в годины испытаний непостижимо стойкий и непреоборимый народ. Собственно, так же и у Свиридова. Не случайно эти два имени часто произносят рядом. Более трёх десятилетий мы непосредственно контактировали с Георгием Васильевичем Свиридовым. Совместные репетиции, концерты с присутствием автора, грамзаписи с его участием, специальные мои приезды в Москву, когда с утреннего поезда и до ночного отъезда мы в его квартире на Большой Грузинской работали, беседовали о самом разном, в основном же о проблемах образования и культуры. Для меня, как и для всех, имевших возможность такого общения, это было существенным дополнением не только к музыкальному образованию, но и к урокам мировой истории, к пониманию поэтического слова, к определению нравственных критериев общественной жизни и многого другого, что относится к сокровенным сторонам подлинного искусства. Поражала острая память и колоссальная эрудиция Георгия Васильевича. Но более всего впечатляло его чувство слова, удивительно точное интонирование речи, выраженное скупыми нотными знаками. Когда-то, имея в виду живопись, художник Юон сказал: «Как мало нот, как много музыки». Это о Свиридове. Нот ни больше, ни меньше, ровно столько, сколько необходимо, чтобы слово обрело живую силу и достигло внимающего ему сердца. Это в той же мере относится к музыке без слов, ибо мелодия – то же слово, та же живая речь. Такая наука легла в основу нашей работы в Капелле. Особенно это потребовалось в процессе подготовки и исполнения последнего сочинения Свиридова – «Песнопения и молитвы». Не было в нашей работе ничего особенно сложного в освоении нотного текста, но не было и ничего более сложного, чем интонирование веками отшлифованных священных слов. Почти непреодолимым препятствием стало «Покаяние блудного сына». Сам Георгий Васильевич в репетициях пытался достигнуть нужной выразительности, но – тщетно. В многократных повторах хор доходил до исступления. Вроде и петь-то не сложно, а чувство слова катастрофически ускользает. Для Свиридова это песнопение ключевое во всём построении, и вот те на! Измученный и донельзя огорчённый, он произнёс: «Это я виноват, не сумел верно написать». С тем и уехал в Москву. А премьера этой части песнопений должна была состояться в Большом зале московской Консерватории уже где-то через неделю. Естественно, наши репетиции продолжались, и, казалось, мы нащупали путь… Но вот премьера. Зал переполнен. Свиридов в тёмных очках неподвижно сидит на привычном месте в партере у прохода. Ведущая объявляет последовательность песнопений. Зазвучали слова: «Слава, слава, слава… слава Отцу и Сыну», потом «Приидите, поклонимся»… В паузах между пьесами – звенящая тишина зала. Вот миновало «Покаяние блудного сына» и, наконец, в завершение – «Странное Рождество видевше». Хор умолк. В зале молчание. Затем редкие жиденькие хлопки. Неужели провал? Я поворачиваюсь в зал и вижу, как слушатели постепенно выходят из состояния глубокой чувственной сосредоточенности. Потом нарастающий шум прибоя, шквал аплодисментов, многочисленные выходы на поклон Свиридова. Уже там, в коридорчике за сценой, набитом людьми, желающими поздравить композитора, Георгий Васильевич, обняв меня за плечо и приложив ладонь к моему уху, произносит: «Я слушал эту музыку не как свою и понял, что написал её правильно». Нужна ли другая награда певцам и дирижёру?! Не раз мне приходилось слышать, что репетировать со Свиридовым сложно. Что он нетерпим, придирчив, несдержан в выражениях, даже груб, легко может обидеть, в общем, лучше держаться от него подальше. Никогда не испытывал это на себе, хотя согласен, что репетировать с ним сложно. Просто потому, что мало кто, как Свиридов, до боли остро чувствует неправду в интонировании музыкальной речи, это его ранит и вызывает мгновенную реакцию несогласия, иногда крайне резкую. Однако это никогда не касалось артистов хора или оркестра, а относилось преимущественно к дирижёру. И мне доставались неслабые реплики в присутствии моих подчинённых, но его устремлённость к правде выражения устраняла тут же налёт обидных фраз. Мы вместе пытались выверить правильность интонирования слова. И к обоюдной радости нам это удавалось. – Какие сочинения этих композиторов вы ещё не исполняли, но хотели бы исполнить? – Все основные сочинения Гаврилина я исполнял, так же и всё из наиболее значительных произведений Свиридова. Могу лишь сожалеть, что в изменившейся концертной жизни страны, при отсутствии государственной программы гастролей, музыка этих композиторов звучит крайне редко, несмотря на свою востребованность. Очень бы хотел вернуть в репертуар Капеллы «Патетическую ораторию» Свиридова, да наш собственный концертный зал слишком мал для её исполнения. – Ваше самое любимое свиридовское и гаврилинское сочинение? – У Гаврилина – «Перезвоны» и «Военные письма», у Свиридова – всё чисто хоровое и «Поэма памяти Есенина». – Кого из ныне живущих российских композиторов вы исполняете или хотели бы исполнить? – Регулярно исполняем и, надеюсь, будем исполнять музыку в первую очередь разных петербургских авторов, но чаще – Сергея Слонимского и Бориса Тищенко. – Какое состояние, на ваш взгляд, переживает музыкальное творчество в России: расцвет, застой или упадок? С чем это связано? Смогут ли в ближайшее время появиться музыканты, достойные имени Свиридова, Гаврилина? – Информация о творчестве в жанрах серьёзной классической музыки носит ныне случайный характер и является весьма скудной, поскольку главный центр информации – ТВ ведёт свою пропагандистскую работу в области культуры в целом, направленную на дебилизацию общества и в первую очередь молодёжи. Мысль Петрова-Водкина о том, что главная цель искусства заключается в совершенствовании человека как вида, решается сегодня большинством средств массовой информации прямо наоборот. При разобщённости музыкальных сил России можно лишь надеяться, что искусство, никогда не пребывавшее в сытости, и сегодня прорастает пока неизвестными именами. Талантов Отечеству нашему ни у кого занимать не приходилось. Среди музыкантов-исполнителей их и нынче немало. Явятся и творцы музыки. – Ваше ощущение, какие тенденции сегодня преобладают в исполнительском искусстве (в частности, в хоровом). Что побеждает – душа, дух или техника, виртуозность? Нет ли у вас ощущения, что ныне из музыки что-то уходит, как уходит что-то хорошее и светлое из человека? – Ещё в начале прошлого века знаменитый Артур Рубинштейн сетовал на то, что в среде пианистов усилились спортивные тенденции в ущерб содержательности исполнения. Любопытны в этом смысле некоторые авторские указания в сочинениях Листа: быстро, ещё быстрее, насколько возможно быстро, ещё быстрее. Со временем виртуозная техника, этакая музыкальная эквилибристика, часто стала оттеснять на обочину самую сущность музыки. Не случайно Шарль Мюнш в своей книге «Я – дирижёр» определяет два типа своих коллег: первый, наиболее часто встречающийся, беря в руки партитуру, задаётся вопросом – что я из этого сделаю? Второй, пребывающий в меньшинстве, спрашивает себя – а что хотел выразить автор? Подобное не является новым. Важно другое: подлинное в искусстве никогда не было поточным производством. И пока у нас есть Михаил Плетнёв, Григорий Соколов, Виктор Третьяков, Элисо Вирсаладзе, Сергей Лейферкус, Ирина Богачёва, Юрий Темирканов и следующие за ними Пётр Лаул, Алексей Массарский, Леонид Горохов, Василий Герелло и многие другие, мы не должны отчаиваться. У них дух и техника в полной гармонии. – Вы бываете с гастролями в Европе. По вашим наблюдениям: кто сейчас больше влияет (в исполнительском искусстве) – Европа на Россию или наоборот? – В Европе и за океаном как было, так и по сей день востребовано и имеет непреходящий успех только то, что относится к серьёзному искусству во всех его разновидностях: русский драматический театр, русские балет и опера, симфонические оркестры, хоры, русское изобразительное искусство. Вся, простите, попса, забившая до основания всё телевизионное пространство, вся разлагающая умы и нравы печатная мерзость бесчисленных СМИ там не востребованы. Этого добра и своего у них с избытком. Но одновременно во многих странах существует озабоченность властей о сохранении своей национальной культуры, языка, традиций, боязнь под давлением глобализации оказаться средне-серыми человеками в мировом людском безликом стаде. Нас с перестроечных времён усердно пытаются загнать в то же стойло те, для кого Россия и её доверчивый народ оказались неожиданно свалившимся с неба кладом, разворовав и растащив который можно с ухмылкой вытереть о них ноги и, лизнув руку Западу, застыть в услужливой позе в ожидании похвалы босса. Более чем понятны неимоверные трудности, стоящие перед нынешним руководством страны. Но сначала усилием Путина, а теперь их тандема с Медведевым маятник качнулся в нужную сторону. «Совесть в России всегда была выше закона». Такая мораль веками устанавливалась в русской земле. Закон, конечно, необходим, но ещё более необходима совесть. Кто-то недавно заметил: в мире остался только один народ, не разучившийся краснеть – российский. Русское искусство, русская культура, по мнению многих представителей Запада – главный, если не единственный, оплот исчезающей духовности. В сохранении её судьба всей мировой цивилизации. – В Петербурге сегодня ежегодно проводятся несколько хоровых фестивалей, в частности, Рождественский фестиваль «Вифлеемская звезда» и «Академия православной музыки». В чём особенность вашего фестиваля? – Невские хоровые ассамблеи родились в 1981 году. Тогда была решена, казалось, неразрешимая проблема возвращения в концертную жизнь страны громадного пласта отечественной музыкальной культуры – русской духовной музыки. В 1982 году после 54-летней паузы со сцены Капеллы вновь прозвучала «Всенощная» Рахманинова. Особенностью Невских ассамблей является исполнение в концертных программах сочинений отечественных композиторов. И поскольку ещё с дореволюционных времён бывшая Императорская Придворная Певческая Капелла была главным российским центром хорового искусства, для участия в Ассамблеях приглашаются певческие ансамбли со всей страны. Даже в условиях кризиса мы, наряду с петербургскими хорами, имели в этом году радость принять 13 иногородних детских и взрослых коллективов. – Государство в достаточной мере помогает вашему фестивалю? – Невские хоровые ассамблеи основаны Капеллой, и проведение их не имеет государственной поддержки. Но зато мы имеем безотказную и бескорыстную помощь со стороны Петербургской епархии и всех учреждений, располагающих концертными залами. Поэтому местные хоры и гости фестиваля получают возможность исполнить свои программы помимо зала Капеллы и на других прекрасных площадках. А заключительный гала-концерт всех хоров – участников Ассамблей по укоренившейся уже традиции проводится в Исаакиевском соборе. – Как можно сохранить русскую песню, традиции хорового искусства в нынешнем урбанизированном, потребительском обществе, когда исчезла почва (русская деревня), когда люди перестали петь и не испытывают в этом потребности? Какой здесь выход? – Выход в понимании руководством Министерства образования возможности для России, страны православного вероисповедания, возрождения певческой традиции, которая никогда не была специальным музыкально-профессиональным делом, а являлась частью жизненного уклада русского народа. Вернуть в школу уроки пения, и учителей этого практического предмета не делать изгоями образовательной системы. Помнить слова А.Н. Островского: «Песня – душа народа, загубишь песню, убьёшь душу». – Ваше отношение к строительству Мариинки-2. Насколько оно необходимо для музыкальной жизни города? Если бы вам предложили построить Капеллу-2, что бы вы ответили на это? – В нынешнее время мне не кажется это необходимым. Подавляющая часть населения страны, и в том числе и Петербурга, озабочена совсем другими проблемами. Концертные залы и театры лишь в особых случаях заполняются зрителями. Мариинка не исключение. Возможно, с изменением к лучшему жизни людей тема эта приобретёт актуальность. По поводу Капеллы-2: дал бы Бог сохранить то, что есть, поскольку и на Капеллу-1 посягнули. Квартира, которую Леонтий Бенуа строил для Балакирева, находившаяся под охраной КГИОП, больше не существует, она переделана под элитное жильё. А как Вам понравится новость, что в квартире Римского-Корсакова сегодня находится школа крупье? И это на территории, в 1808 году приобретённой Министерством Двора специально для Придворной Певческой Капеллы. – В последнее время появилась мода назначать директорами учреждений культуры бизнесменов (вспомним пример с Малым театром оперы и балета). К чему может привести такая практика? – К тому, что мы уже имеем, и не только в Малом оперном, а заодно и в Большом. Остаётся ностальгически вспоминать о кадровой политике советского периода. – Сегодня Консерватория выпускает достойных музыкантов? – Пока – да. Но если дела пойдут, как идут ныне, получится гибрид Малого и Большого в квадрате. – Какие российские хоровые коллективы являются на сегодняшний день ведущими? – Пусть это решают слушатели. Скажу лишь, что прежде их было больше. – Ваш круг чтения: любимые писатели, поэты, произведения. Какую книгу вы недавно прочли? – Мемуарная литература – Карамзин, Соловьёв, Ключевский, Костомаров; всё, связанное с историей Руси-России – оба Гумилёва, Лесков, Есенин, Рубцов, Межиров, Твардовский. Из европейских авторов – Моруа, Моэм, Катулл, Боккаччо, Данте… Последняя из прочитанных книг – «Сталинский 37-й. Лабиринты кровавых заговоров» Константина Романенко. Беседу вёл Илья КОЛОДЯЖНЫЙ
|
|
|
СЛАВЯНСТВО |
|
|
Славянство - форум славянских культурГл. редактор Лидия СычеваРедактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |
